Кобо Абэ - Тайное свидание
Делая вид, что ему этого не хочется, он в конце концов пойдет у них на поводу.
Прикусив нижнюю губу, девочка беззаботно смеялась — мужчина даже встревожился. Вдруг она пружинисто подпрыгнула, как рыба. Одеяло соскользнуло на пол, пижама распахнулась. В складках ее затерялись начавшие наливаться груди. Казалось, они еще прятались, страшась стремительно мчащегося времени. Вытянув руку, она показала через плечо мужчины в противоположный конец комнаты. Подмышка белая, шелковистая, как внутренность раковины. По комнате разлился запах топленого молока.
— Если хотите пить, там в холодильнике кока-кола.
В дальнем конце палаты висел зеленый матерчатый занавес. Вначале он подумал, что занавес отгораживает умывальник, но оказалось, за ним маленькая комнатушка — даже с душем и газовой плиткой. В небольшом холодильнике лежали апельсины, дыня, папайя. Он вынул бутылку кока-колы и тут увидел у самого входа лестницу. Деревянную лестницу, отвесно поднимавшуюся вдоль стены. Она вела к люку в потолке, откуда проникал слабый свет.
Мужчине захотелось выяснить, для чего нужен этот потайной ход. Поставив бутылку кока-колы у стены, он начал осторожно подниматься по лестнице. Первая ступенька чуть скрипнула, но дальше он взбирался бесшумно. Люк был небольшой — метр на метр, прикрывавшая его крышка легко поднималась, стоило нажать головой. Видно, откидывалась на петлях. Около лестницы, как раз над палатой девушки, находилась прорезь сантиметров в десять длиной и в пять шириной — сквозь нее-то и проникал свет.
* * *Смысл происходившего наверху дошел до него не сразу. Сейчас он в состоянии описать все это словами, но тогда почти ничего не понял.
Прямо перед собой он увидел женские икры. Вытянув руку, он мог бы до них дотронуться. Обнаженные — они были прекрасны, как полированное дерево. Опустив взгляд, он увидел каблуки легких туфель. Это секретарша. Поодаль стояло две кровати. Щель узкая, и обзор был невелик, но мужчине все же удалось рассмотреть, что на кроватях лежали двое мужчин. Один — тот самый врач, свалившийся со второго этажа, другой — заместитель директора клиники. Врач лежал голый на спине, плоть его была напряжена. Заместитель директора повернулся на бок, спиной к врачу. На нем была рубаха, нижняя часть тела обнажена.
Бедра обоих мужчин соединяла целая сеть тонких проводов. Концы их крепились на коже клейкой лентой разных цветов, все они были присоединены к приборам, стоявшим между кроватями. Одна медсестра, глядя на приборы, делала записи, другая, капая из бутылочки какую-то маслянистую жидкость, массировала ляжки дежурного врача. Заместитель директора, нахмурив брови, дирижировал поднятым вверх указательным пальцем, время от времени бормоча: «эн-тринадцать… ка-четырнадцать». Следуя указаниям, медсестра у приборов крутила рукоятки, меняла местами клейкие ленты с проводами. Вторая медсестра, манипулировавшая у постели врача, то замедляла, то ускоряла темп массажа.
И от этих людей он ждал помощи в розысках жены! Какой-то дурацкий спектакль в театре изъеденных молью кукол, сбежавших от старьевщика.
— Посетитель палаты номер восемь на втором этаже, посетитель палаты номер восемь на втором этаже, вход в палату без разрешения запрещен. Пройдите к посту неотложной помощи. Пройдите к посту неотложной помощи. Повторяю. Посетитель палаты номер…
Снизу раздался голос немолодой женщины — динамик, видимо, маломощный, отчего и голос неестественно пронзительный, даже угрожающий. Девочка, рассмеявшись, что-то ответила. Заместитель директора и все остальные там, наверху, тоже остро реагировали на объявление. Наверное, голос из динамика был слышен не только в палате девочки, но разнесся по всему зданию.
Медсестры переглянулись. Икры секретарши переместились. Мужчина инстинктивно закрыл прорезь ладонью.
Резкая боль…
Он рухнул с лестницы. Наверно, в ладонь вонзили острую булавку — выступила капелька крови. Бешеные собаки. Высасывая из ранки кровь, мужчина вернулся в палату к девочке.
— Успокойтесь, я выключила…
Девочка, торжествующе сощурясь, лежала на боку, сунув руку под подушку. Другая рука ее, словно тонкий стебелек, колебалась над головой. В ней виднелась склонившая головку искусственная лилия — совсем как настоящая, — внутри цветка был спрятан селекторный передатчик. Значит, все его разговоры с девочкой уже известны? О чем же они разговаривали? Правда, этот аппарат хуже подслушивающего устройства, поскольку собеседники знают о его существовании.
Не успел мужчина прийти в себя, как в соседней комнатушке, где была лестница, раздался скрип. Скрип плохо пригнанной двери. Ранка на руке саднила. Мужчина готов был бежать. Но его все равно догонят. Ничего постыдного, как ему кажется, он не совершил, но тем не менее его гнал стыд, будто он соучастник преступления.
Лишенный подслушивающего устройства и оказавшийся как бы с заткнутыми ушами, главный охранник пришел в замешательство. И, связавшись с кабинетом медсестры, решил переключиться на другой канал.
До тех пор, пока мужчина не пошел в соседнюю комнату за кока-колой, главный охранник мог продолжать подслушивание.
Но вдруг разговор прервался и воцарилось неестественно долгое молчание. Собственно, оно продолжалось не так уж долго, но главный охранник, с его болезненной подозрительностью, был не в состоянии больше оставаться в неведении. И решил по внутренней линии связи сделать предупреждение.
Для отца тринадцатилетней девочки, от которой можно было ждать чего угодно, такая реакция вполне естественна.)
Вдруг девочка замяукала. Потом откинула ногу и зажала ляжками скрученное одеяло. Ее слишком длинным и бесформенным, как леденцовые палочки, ногам недоставало округлости, но зато в них была такая необыкновенная чистота, что хотелось их даже лизнуть. Круглый зад, обтянутый шоколадно-серыми трусами, притягивал как магнит.
Мяуканье было совсем некстати. Неужели ее научил этому заместитель директора клиники? От одной мысли, что она исполняет роль возбужденной кошки, сжалось сердце.
— Я сейчас вернусь…
Он сам удивился своему сочувственному тону. Может, когда-нибудь он и впрямь вернется к девочке, но лишь после того, как отыщет жену.
* * *Когда он вышел в коридор, со стуком захлопнулось сразу несколько дверей. Но убежать успели не все, и теперь несколько человек в пижамах, шаркая, поспешно скрывались в палатах. Видимо, это больные, они услыхали объявление по радио и вышли узнать, что происходит. Ну точно вспугнутые раки-отшельники.
Кабинет медсестры был пуст. Радиостудия, наверно, где-то в другом месте. Дверь полуоткрыта. Если он зайдет туда на пару минут, ничего страшного не случится. Важно вернуться в приемную раньше секретарши, тогда не придется оправдываться. Хотя он все равно уже пойман с поличным. Главное сейчас — смазать ранку йодом. Хоть она и крохотная, но колотая рана гораздо легче воспаляется, чем резаная.
Половину дальней стены занимал стеллаж с историями болезни. Они стояли в алфавитном порядке. Он поискал историю болезни жены. Но не обнаружил. Он и не надеялся найти ее, поэтому особого разочарования не испытал.
Пожалел, что не узнал фамилию девочки. Может, вернуться и спросить? Но ему известен номер палаты. Восьмая палата на втором этаже. Где-нибудь здесь должна быть регистрационная книга с указанием номеров палат и фамилий лежащих в них больных. Когда он стал осматривать большой рабочий стол, выдвинутый на середину комнаты, чтобы им можно было пользоваться с двух сторон, за грудой бумаг раздался звук, похожий на бульканье воды, льющейся из бутылки с узким горлышком.
Потом из-за бумаг показалась белая шапочка хихикающей медсестры. Видимо, старшая сестра или медсестра равного ей ранга, судя по трем черным полоскам на шапочке. У носа — родинка. Бульканье воды прекратилось. Перегнувшись через стол, мужчина увидел, что она сидит на круглом низком стуле, склонившись над невысоким пультом, снабженным компактным передающим устройством.
— Вы что-то ищете?
— Мне нужно узнать фамилию больной из восьмой палаты…
— Прошу прощения. — Она улыбнулась, покачав головой. — Если б я знала, что вы имеете отношение к охране, не стала бы вызывать вас по радио…
Взгляд ее, устремленный на халат мужчины, был преисполнен почтения. Зная о том влиянии, которым пользуется охрана, она беспокоилась все сильнее.
— За кого же вы меня приняли?
— За одного из тех типов, что часто проникают сюда. Ну, эти самые, которые уводят, — наслушаются магнитофонных записей и обезумевают…
— Магнитофонных записей?..
— Да, магнитофонные записи голоса той девочки. Кошачье мяуканье — что в нем хорошего, не пойму. Но людям нравится. Даже господин заместитель директора клиники и тот прямо без ума от него.
