Олег Лукошин - Каждый ублюдок достоин счастья
Я взглянул на неё пристальнее и снова удивился необыкновенной похожести этой уличной побирушки на кого-то, таившегося в подсознании. Правда, ответов, что это за похожесть и с кем она связана, голова не выдавала. Было девчонке на вид лет десять, но косила она под пятилетнюю дурочку.
Уличных попрошаек я терпеть не мог.
— Деточка, — пробурчал хриплым голосом, — иди к своему папе и проси у него столько денег, сколько влезет. А ещё врежь ему от меня. Мудаки, блин, нарожают детей!
— У меня нет папы, — отозвалась девчушка. — У меня только мама. Помогите, пожалуйста, мы попали в тяжёлое положение, срочно нуждаемся в деньгах. Кушать нечего.
— Иди отсюда, — махнул я рукой. — Не зли меня, а то за последствия не ручаюсь.
Девчонка продолжала топтаться у моей скамейки. Я закрыл глаза и откинулся назад.
— Лена! — донёсся откуда-то издалека женский окрик. — Иди сюда!
От голоса этого меня передёрнуло. Эти фибры — эти ли? — жили во мне с рождения. Вот это басовитое начало, превращавшееся в звенящую переливчатость и заканчивающееся свистящей истеричностью — я определил бы этот голос из миллиарда других.
Тотчас открыл глаза и выпрямился.
Кричала женщина, сидевшая на скамейке метрах в пятидесяти. Она была укутана шарфом до самого носа, плюс расстояние — лицо мне не удалось разглядеть.
Девочка дёрнулась на крик.
— Подожди! — остановил я её. — Подожди, красавица! Я тебе денег дам.
Полез в карман и достал первую попавшуюся бумажку.
— Держи.
Девочка бумажке обрадовалась.
— Это мама тебя зовёт? — спросил девчушку.
— Угу, — кивнула она.
— А маму твою случайно не Галя зовут?
Девчонка удивилась.
— А вы откуда знаете?
Торжество! В этот миг я испытывал настоящее торжество!
— Да ведь я её старый знакомый, — подмигнул я девочке. — Представляешь, встретиться за тысячи километров от дома! Вот так радость. Дай-ка руку, пойдём, обрадуем маму.
Лена доверчиво протянула мне ладошку. Я взял её за руку и направился к сидевшей в отдалении матери. Видит бог, в этот миг во мне было больше радости, чем злобы! Злобной радости? Быть может. От судьбы не уйдёшь, вот что стало мне ясно со всей очевидностью. Пряталась, скрывалась от меня сестра, но судьба — это такая штука, которая обязательно сведёт два сердца, жаждущих встречи.
Галина сидела и настороженно смотрела на нас. Ей явно не нравилось, что какой-то дядя ведёт за руку её дочь. С каждым шагом я убеждался, что это именно она. Изменившаяся за десять лет, но всё же она. Меня, похоже, она не узнавала.
Мы подошли почти вплотную, когда она заподозрила что-то серьёзное. Её прищуренные глаза рыскали по моему лицу и вот-вот были готовы проявить в нём истину.
— Привет, сестрёнка! — крикнул я и, улыбнувшись, помахал рукой.
Галина вскочила со скамейки и побежала.
Ну куда же ты, дурочка? Куда ты без дочери? Или хочешь сказать, что даже единственного ребёнка бросишь, лишь бы не встречаться со мной?
Я не бежал. Я стоял на месте, держал девочку за руку и смотрел убегающей Галине вслед. Я знал, что она вернётся.
— Мама, ты куда?! — позвала её Лена.
— Не переживай, — кивнул я ей. — Мама просто опешила от неожиданности. Сейчас она вернётся.
Пробежав несколько метров, Галина остановилась. Устало, скорбно обернувшись, метнула в меня отчаянный взгляд и послушно побрела в обратную сторону.
— Если ты что-то сделаешь ей, — крикнула она с яростью, — я тебя на кусочки разрежу!
— На кусочки? — бил я её ногами в какой-то тёмной подворотне. — Ну-ка, изобрази!
— Урод! — закрывала лицо руками Галька. — Чтоб ты сдох, падаль!
— Я сдох? — ярость переливалась через край. — Я падаль?
Новые итальянские ботинки с остервенением врезались в её бока. Галина пыталась вскочить и вцепиться мне в лицо ногтями. Я сбивал её с ног.
— Мразь подзаборная! — шипел я. — Ты вообще понимаешь вину свою, курва?!
— Какую вину? Перед тобой я ни в чём не виновата!
— Не виновата? А сел я по чьей вине? Кто натравил меня на Борьку, блядина?
Закрывалась она умело, словно её били всю жизнь. Впрочем, почти так оно и было — били её часто.
— Он изнасиловал меня! Я попросила помощи у брата.
— Какое изнасилование, сука?! Ты была его подругой. Ты всем подряд давала. В микрорайоне мужика не было, кто тебя не ебал.
— Включая тебя!
В глазах потемнело. Тварь, задела самое дальнее, самое скрытое. За все эти годы я не позволял себе даже вспоминать это.
— Гадина, ты же сама меня затащила!..
Я вдруг понял, что кричу это с какой-то плаксивой интонацией. Машинально прикоснулся тыльной стороной ладони к глазу — влага. Чёрт, я плачу! Стыд какой.
— На тебе! На тебе! На тебе! — заработал я ногами чаще и злее.
— Мама, — раздался под сводами арки, ведшей в подворотню, детский голос, — ты где?
На мгновение я остановился.
— Стой, дочка! — завопила Галька. — Не заходи! Ни в коем случае не заходи! Я с дядей поговорю и вернусь.
— Мне холодно, — канючила девочка.
— Леночка, доченька, попрыгай! В снежки поиграй. Я сейчас. Только не подходи к нам.
Сейчас… Она рассчитывает выйти из всего этого живой? Неужели я позволю ей?
— Ладно, — отозвалась Лена. — Только побыстрее возвращайся.
Галька убрала лицо от рук и смотрела в темноту арки, из которой так и не вышла девочка. Такая отрешённая, словно у нас уже всё закончилась. Не надейся, это только начало!
Я снова врезал ей.
— Пизда гнойная! Я тебя бить буду до тех пор, пока ты не растечёшься.
Она уткнулась лицом в снег и закрыла голову руками.
— Где я жить буду, ты думала? — крикнул я. — Думала, когда квартиру продавала? Думала, что у тебя брат есть, которому надо где-то спать? Думала?
— Мне пришлось её продать! У меня начались проблемы, понадобились деньги.
— Да не было у тебя проблем, тварь! Не было. Ты с первой попавшейся мразью путалась, перед каждым уродом ноги раздвигала, всех наебать хотела, да только тебя все имели.
— Ты не знаешь, что мне пережить пришлось! Я познакомилась с человеком, думала, он будет нам опорой, нам с дочкой, но он редкостный урод. Он ищет меня, он сжёг квартиру, которую мы снимали, он хочет убить нас.
— Сдох твой азер, радуйся!
Галька кинула в меня мимолётный недоумевающий взгляд. Лицо её было в крови.
— И не вздумай мне заливать, что это он тебя с пути сбил. Ты от природы мразь, тебя ещё в детстве надо было задушить.
— Кирилл, я не верила, что ты вернёшься живым! Ты такой слабенький был, постоять за себя не мог. Мне все говорили, что десять лет на строгаче ты не протянешь.
— И ты слушала всякий сброд вместо того, чтобы хотя бы раз навестить меня?! Ты хоть раз прислала мне апельсин или конфету? А, сестра!
— Я хотела быть сильной. Я хотела оказаться от прошлого. Я думала, жизнь пошла не так, надо зачеркнуть всё, что было раньше и начать по-новому. Ты был человеком из того гадкого прошлого, я думала, что откажусь от тебя, и несчастья отступят.
— Отступили? А, сука, отступили? — лупил я её.
— Нет, — шевелила она кровавым ртом, — их стало больше.
— Ах, больше стало! Значит, я не исчадие ада. Значит, не я беды приношу. Значит, меня не прокляли. Ну, где же твоё счастье? Побираешься на улицах как последняя прошмандовка. И дочь заставляешь побираться. Это и есть твоё счастье? Ты к нему стремилась, когда из-за твоей гадкой дурости я человека убил и в тюрьму сел? Это из-за неё ты меня кинула?
— Ты человека по собственной дурости убил! Я тебя не просила. Ты сам мразь, ты сам выбрал свою жизнь, я здесь не причём. Ублюдок!
Стало не хватать воздуха. Я остановился, сделал два шага в сторону, опёрся рукой о стену. Дыхание сбилось, защемило в сердце, я вдыхал всей грудью воздух и не мог надышаться.
Галина вытирала снегом лицо. Весь снег на пятачке подворотни был забрызган кровью.
— Лена твоя дочь, — прошамкала разбитыми губами сестра. — Заметил, как она на тебя похожа?
Мы стояли у какой-то уличной рыгаловки. Галька с дочерью жадно ели пирожки. Запивали непрожаренное тесто дешевым кофе в пластиковых стаканчиках. Сестра подносила к губам стакан и болезненно морщилась. Она натянула свою шапчонку на самый нос и прятала лицо в шарф, чтобы не было видно последствий моей работы. Мы с Галькой стояли у стола, Лена вертелась в паре метров от нас. Я не ел.
— Ты всё врёшь, — говорил сестре, сдерживая ярость.
— Не вру, — не глядя на меня, бурчала она.
— Как можно тебе верить? Ты столько врала, что потеряла моё доверие.
— Она твоя дочь, богом клянусь!
— В бога поверила? Давно?
— Она твоя дочь. Она родилась через несколько месяцев, как тебе срок дали.
— Ну и что? Мало ли с кем ты валялась!
— Всё сходится. Это произошло как раз в ту ночь, когда ты убил Борю. Помнишь?
