Иржи Грошек - Помпеи нон грата

Но тут к нам подскочила мадам и разоралась еще сильнее, чем ее перепуганные воспитанницы.

– Я не позволю из нашего заведения устраивать притон! – верещала она в тональности «бля-бемоль», как отметила Исида. – Здесь вам не Кривой переулок, а приличное место для отдыха и поэтического вдохновения!

– Как раз то, что нам надо, – определила Исида. – Встретить последний день не в обществе африканских носорогов, как бестиарий какой-нибудь, а в компании «благородных девиц».

Тогда мадам несколько поостыла и перешла на октаву пониже, сообразив, что Исида не ищет мужа, загулявшего у флейтисток, а вломилась сюда по доброй воле.

– А ты, милочка, случаем, не ошиблась адресом? – прищурилась на Исиду старая потаскуха. – У нас заведение в основном для мужчин.

– Во-первых, «почтенная женщина», я не милочка, а гладиатор, – достойно ответила Исида. – А во-вторых, куда же идти поэтически настроенному гладиатору, как не в бордель?! Поэтому свистать всех девок наверх! Или как их там называют, флейтисток… Будем выбирать «состав исполнителей»!

– Вам два помещения или одно? – вняла сообразительная мадам доводам рассудка. – А девочки с флейтами или без?

– А какая здесь разница? – уточнил я. – И между чем и чем?

– Ну, если в одном помещении – это оргия, – пояснила «почтенная женщина». – А если с флейтами, то – симпосиум, под музыкальное сопровождение.

– Я так понимаю, что в обоих случаях за культурный досуг придется доплатить? – уяснила Исида. – Тогда нам один триклиний с окнами на Везувий, побольше девок и выпивки и поменьше флейт!

– А нет ли у вас арфы? – за каким-то бесом спросил я.

– Такими извращениями не занимаемся, – брезгливо поморщилась мадам. – Ведь все арфистки полоумные! Последняя, что здесь проживала, вдруг окончательно спятила, настроила свою арфу и стала стрелять из нее, как Геракл из лука! Всех клиентов пораспугала, сволочь такая. Кто расплатился и кто не расплатился… Так что поднимайтесь наверх и выбирайте триклиний, какой понравится. Все свободны. А девочек я сейчас приведу…

– Хай! – согласилась Исида, если мне ничего не послышалось.

И, как было предложено старой вешалкой, мы с Исидой поднялись по лестнице в номера и выбрали самую подходящую комнату для своего симпосиума – с эротическими картинками и стоимостью услуг под каждым изображением. А там, где обычно в триклинии находится стол, стояла сколоченная из досок кровать, больше похожая на борцовский помост.

– Не хочешь ли размяться перед началом соревнований? – спросила Исида.

Но пока я обдумывал данное предложение, приперлись девки с флейтами и выстроились в шеренгу, как на параде. Что привело Исиду в неописуемый восторг…

– Гоплиты, равняйсь! Смирно! – заорала она, как наш дорогой Цезарь в минуту высочайшего подъема своего фаллоса. – Слушай мою команду! Одежду долой! Дудки к бою! На первый-второй рассчитайсь!

Что было исполнено быстро и неукоснительно.

– Первый! Второй! Первый! Второй! Первый! Второй…

– Я извиняюсь, – встряла мадам, – расчет закончен! Тютелька в тютельку двадцать две девочки!

– Это что-то новенькое, – встрепенулась Исида. – А где, говоришь, у них тютельки? В тютельках?

– Должно быть, здесь речь ведется о флейтах, – глубокомысленно заметил я. – Простейшая этимология… Дуют в дудки, а тюкают в тютельки!

– Только по обоюдной договоренности, – предупредила мадам. – А то девочки будут недовольны. Как они, кстати, вам приглянулись?

– Первый сорт, – одобрительно причмокнула Исида. – Девки все вымуштрованные! Пробы ставить некуда! Разделись за две секунды. Сразу видно, что наши гладиаторы здесь поработали.

– И не вспоминайте, – вздохнула мадам. – Сколько будете брать девочек для симпосиума?

– Сейчас сообразим, – сказала решительная Исида и прошлась перед строем, как Цезарь с инспекцией, время от времени делая замечания: – Живот подтянуть! Грудь вперед! Подбородок повыше! – Но в целом осталась довольна и снова взялась командовать своими «гоплитами»: – На две шеренги разой-дись! Ать-два! Первая шеренга шаг вперед! Ать-два! Остальные напра-во! Ать-два! На месте ша-гом арш! Ать-два! Ать-два! Ать-два! Песню про Цезаря нашего запе-вай!

От британских островов до ПантикапеяДевки знают хорошо старого еврея!Если видишь легион, значит, скоро будет он!

Если выросли налоги на бордели и мочу,Значит, писать я не буду и «бодаться» не хочу!Эх, ать, еще ать! У кого б деньжат занять?!

Конечно, деньги не пахнут, но большего идиотизма, чем это «лесби-шоу» с дрессированными «амазонками», я не видел.

– Вторая шеренга, слушай мою команду! – не унималась Исида. – На одного линейного дистанции! Ать-два! На-хрен-с-редькой-шагом-арш! Ать-два! Ать-два! Ать-два!

И вторая шеренга в полной прострации, однако организованно, вышла за дверь под завывание флейт.

– Ну и сколько осталось? – спросила у меня Исида.

– Одиннадцать девок, – пересчитал я. – Если не принимать во внимание «почтенную женщину».

– Пожалуй, я тоже пойду, – заявила мадам. – Подобру-поздорову…

И степенно удалилась, прихватив амуницию «второй шеренги».

– Veni, vidi, bliadi! – крылато выругалась Исида.

– А что случилось? – поинтересовался я.

– Одиннадцать девок надвое ну никак не делятся, – огорчилась Исида. – Давай-ка сделаем вот что, – предложила она. – Разделим девок по-честному. Мне вершки, а тебе корешки…

Я быстро прикинул, как это будет выглядеть, и согласился, что все не только по-честному, но и весьма эротично.

– С чего начнем? – уточнил я.

– Как полагается, с прелюдии, – пояснила Исида. – Выпьем, закусим и послушаем девок… Иначе что это за симпосиум?

И, как оказалось, флейтистки не загорали без дела, а натирались кремами и прихорашивались. Но лишь только заслышали волшебное слово «симпосиум», достали откуда-то свои флейты и захотели испортить нам вечер, точнее, последний день.

– Девки, – строго-настрого предупредила Исида. – Не надо дуть в свои тютельки! И так после вчерашнего голова гудит. Лучше рассказывайте, как здесь оказались…

– О, это очень грустная и поучительная история, – закатила глаза к потолку первая «Шехерезада», в то время как мы с Исидой разлеглись на постели, словно пирующие симплегады с бокалами.

– Надо признаться, – продолжала она, – что родом я из Египта и являюсь единственной дочерью тамошнего фараона. А папенька мой согласно древней традиции, как всякий египетский фараон, должен построить себе пирамиду, чтобы упокоиться с миром в Долине царей, покуда его не отыщут и не откопают, как Тутанхамона. «Что?! – спросите вы. – Зачем ему пирамида?» А я почем знаю, но такова традиция!

И все бы ничего! Папенька мой постепенно загибался, а пирамида строилась, как и положено, но тут на Египет посыпались кары египетские, и все камни превратились в песок. «Что?! – спросите вы. – Как такое могло случиться?» А я почем знаю, но посмотрите на Аравийскую пустыню! Короче говоря, строительство остановилось, а папенька очень расстроился и стал загибаться быстрее обычного.

Тогда, как верная дочь и единственная наследница, я отправилась в Помпеи, чтобы добыть камень. «Что?! – спросите вы. – Почему не на Парос за мрамором?» А я почем знаю, из каких материалов сложены пирамиды! Вдобавок в Помпеях публичных домов больше, чем булочных, и поэтому легче добывается камень. «Что? – спросите вы. – Откуда в Помпеях каменоломни?» А я почем знаю, но каждого посетителя я просила расплатиться со мной булыжниками! Может, они из мостовой их выковыривали, а может, из римского акведука… И так продолжалось до той поры, покуда средняя из трех величайших египетских пирамид не была наконец-то достроена. Теперь вот беру деньгами, – закончила мнимая Шехерезада свою грустную и поучительную историю.

«Что?!» – спросите вы.

Тогда мне надо перезарядить музу…

Книга V

Терпсихора

Как передают, Аристей был родом из самых знатных граждан Проконнеса. Однажды он пришел в сукновальную мастерскую и там умер. Валяльщик запер свою мастерскую и пошел сообщить родственникам усопшего… Но когда они открыли двери мастерской, то там не оказалось Аристея ни мертвого, ни живого. Через семь лет Аристей, однако, снова появился в Проконнесе и сложил свою эпическую поэму, которая теперь у эллинов называется «Эпос об аримаспах». Сочинив эту поэму, он исчез вторично.

Особой любви к городу Эйску я никогда не испытывал. Вдобавок мне кажется, что ностальгия – это некая помесь садизма и социал-мазохизма. Когда ты наслаждаешься своими психоделическими воспоминаниями, глядя на современный пейзаж. И получаешь кайф, какого не испытывал в семидесятых, мрачно взирая на «брежневские реалии» с коммунистическим подтекстом. Вы знаете, что такое «сосиски сраные»?! Так Цезарь, у которого плохо с дикцией, произносит – «социалистические страны»! И если у тебя ломки по этому времени, засунь под язык «кремлевскую таблетку», в смысле «подушечку» или «барбариску», и прошвырнись мимо «Макдоналдса» с плакатом «Каждому по гамбургеру, от каждого по рублю!» – все равно ничего не изменится, а тебе полегчает. То есть геморрой не рассосется, но хоть пройдешься по улице с транспарантом, как в старые добрые времена, когда деревья были большими и водка по три шестьдесят две.