Ирина Лобановская - Простри руце Твои..
- А кем бы ты стала, если бы отказалась?
Ксеня не задумалась ни на секунду:
- Да никем! Только женой и матерью. Или - в монахини. Нет других путей для женщины, она не должна работать. Но не выходит. Искусство - это тщеславие. Оно всегда разогревало во мне страсти, грехи... Прожить столько лет без царя в голове, без веры в душе...
- Странно... - Олег задумался. - Мы раньше никогда не говорили с тобой на такие темы.
Ксения снова погрызла сигарету.
- Курить надо бросать... Да мы с тобой вообще мало о чем говорили. Не до разговоров нам с тобой было, золотой мой, как талдычит Никольский.
- А разве твоей душе больше не нужны ни кино, ни театр, ни литература?
Ксеня дернула острым плечом.
- Давно ничего не смотрю и не читаю. Ложь, негатив и провокация... Без вариантов. С шоу-бизнесом не соприкасаюсь. И мирской суеты стараюсь избегать. Это за скобками. И недавно с удивлением отметила, что я очень консервативна.
- А телевизор? Я новости слушаю.
- Да их можно не только по ТиВи узнавать. И вообще, это праздное любопытство. Ты пьешь чай и слушаешь об очередной катастрофе или трагедии, о новом убийстве... Ну и что? Иллюзия сопереживания, соучастия, и неосознанное желание, чтобы псевдособытия чужой жизни заслонили собственную. Зачем этот самообман, разве мало тех страшных скорбей, через которые проходит каждый из нас? Когда захватили Норд-Ост и транслировали тот ужас, по другому каналу в это же время шла передача "Спокойной ночи, малыши". И показывали какой-то зарубежный мультик. Про то, как юные ковбои учатся стрелять. Я не шучу - все именно так и было. Телевидение - это зараза!
- Я не узнаю тебя, - растерянно пробормотал Олег.
- А я сама себя только-только стала узнавать, - отозвалась Ксения. - Ту самую, которая... Думала, я не из тех, кого жизненные обстоятельства загоняют в бутылку. Как раз их тех самых... Знаешь, как я стала актрисой? Посмотрела вокруг и поняла, что не смогу просидеть всю жизнь за столом, проверяя бумаги или отвечая на телефонные звонки. Просто очень хорошо себе вообразила, как я буду сидеть за этим унылым, бесцветным, безразличным столом... грязным и паршивом... всю жизнь... с утра до вечера... каждый день... вот так сидеть... Трубка телефона, захватанная потными пальцами... Да ни за что на свете! А технических мозгов мне Господь не дал. Тогда что же мне остается? Подметать улицу родители не позволят. Учить детей в школе сама не пойду. Так и подалась в актрисы.... Глупо и смешно... Яркости захотелось...
7
У Авдеева в доме царило печальное затишье. Все спокойно, но страшно. Очень грустно. Если соль потеряет силу - чем исправить? Как сделать соленою?..
Значит, он собирается принять дикое предложение Никольского? Олег удивленно остановился: как-то слишком просто и легко он добрался до финала. До логического завершения жизни, пожалуй, еще далековато. Или как раз до логического он уже добежал?
Его должны застрелить в самом финале... Кто же будет стрелять? Обыкновенное убийство, а закон суров и безжалостен. Что думает по этому поводу Сергей Борисович? Олег набрал номер его телефона.
- Я знал, золотой, что ты позвонишь, - загудел Шар. - Опасаешься за мою судьбу? Думай лучше о своей, она сейчас в твоих руках. В конце концов, я не очень понимаю, зачем тебе совершенно бессмысленные пятнадцать, ну, двадцать лет впереди. Как ты планируешь их прожить? Если точно так же, как живешь сейчас - с милой Милой и классически-нудным Грибоедовым на сцене - то твое дело дрянь! Ты даже детей со своей красавицей нарожать не сумел! Что оставить-то собираешься? Я предлагаю тебе главное - славу! Да какую! Думай! Думай дальше!
Олег медленно опустил трубку. Зачем ему слава? Тем более после смерти... Слава нужна живым, чтобы ощутить ее, ей порадоваться и насладиться, а иначе для чего? А он, оказывается, корыстолюбив, тщеславен и мелочен. И никакое искусство ему не нужно - лишь бы почет да признание современников. И театр для него, и кино - только способ получать деньги, но не радость, не призвание, не любовь. Он и во ВГИК рвался, чтобы увидеть восхищение в женских глазах. Чтобы услышать восторженные овации зрительного зала. Всякая белибердень... А если так... Если так, Шар целиком и полностью прав: зачем Авдееву еще пятнадцать-двадцать лет бессмысленного существования? Лучше уйти немедленно... Со славой или без... Но первое предпочтительнее.
Он давно подумывал о том, что театр надо оставить ради кино - времени на то и другое не хватает. Но интересных ролей на экране тоже не густо, особенно теперь, во времена кризиса, когда не разбежишься. Значит, бери, что дают, и не заикайся о большем. А заикнешься - получишь по лбу.
В принципе, ему сейчас страшно повезло: не откажись столько народа играть у Никольского, Олегу никогда не видать бы этой роли. Но зачем она ему? Чтобы умереть... Вывод интригующий. Роль ради смерти. Но и жизнь тоже ради нее же, которая с косой. Какой абсурд... Шар загнал Олега в беспросветный логический тупик, психологический лабиринт, из которого нужно выбраться всеми правдами и неправдами.
- Мила, ты хочешь быть вдовой? - крикнул Олег.
МК странно замешкалась с ответом.
- Идиот, - неуверенно и тихо сказала она.
- Это не оправдание, но объяснение, - вздохнул Олег.
Значит, против такой возможности жена возражала не слишком. Кто же претендует на место Авдеева? Скорее всего, тот высокий шатен, похожий на молодого Ричарда Гира. Он вполне ничего. Или полноватый лысеющий блондин с наглой, но очень красивой рожей. Кажется, банкир.
За судьбу МК беспокоиться не стоит. Она сама себя прекрасно обеспечит и никогда не пропадет. О чем же ему печалиться? О себе? И вовсе пустое: собственная жизнь Олега не волновала, не тревожила. Такая, какая есть. Поскольку никакая. Искать другую он пробовал, но не получилось. Шар предложил ему выход. Странный, конечно, на первый взгляд, но все-таки выход, и далеко не ужасный. Да чем он так уж плох? Наоборот, почти блестящий. Наверное, о подобном можно лишь мечтать, на него можно только надеяться, не принимая всерьез собственных надежд. Олег снова снял трубку и позвонил матери.
- Ох, Олежек, как хорошо, что ты вспомнил обо мне! - обрадовалась мать. - Я так плохо себя чувствую: радикулит разыгрался, давление все время скачет! И слабость к вечеру. Погода отвратительная, с утра солнце, к вечеру тучи, обещают похолодание. А на столе у меня просто аптека. Ты бы заехал как-нибудь, посидел, я редко тебя вижу. Потом ты говорил, что у Милочки есть знакомая массажистка - мне очень нужен массаж. Только это, наверное, дорого... Может быть, ты заплатишь? У тебя недавно была какая-то большая работа в кино.
- Да, конечно, я заплачу, - вяло согласился Олег.
МК, правда, почти все деньги за его последнюю работу ухнула на шубу, но зачем матери об этом знать?
- Еще хорошо бы договориться с врачом, чтобы выписывал льготные рецепты, - продолжала мать. - У них там теперь такие ограничения на лекарства, просто ничего нельзя получить бесплатно.
- Ну, положим, так уж и ничего... - попробовал возразить Олег.
- Да, ничего! - стала раздражаться мать. - Здравоохранение никого не охраняет. Ты не понимаешь, потому что молодой и здоровый!..
- Все это ненадолго, - сообщил Олег и поспешил ввернуть главное: - Мама, Никольский предлагает мне главную роль в своем фильме. Но с одним нехорошим условием...
- Я всегда знала, что ты у меня талантливый мальчик и обязательно пробьешься! - заявила мать, не обратив внимания на последнюю фразу. - Значит, ты скоро уедешь на съемки? За рубеж? Вот там ты и сможешь мне купить лекарства! Я составлю тебе подробный список.
- Да, конечно, - согласился Олег и не слишком вежливо распрощался.
Мать могла говорить долго, почти бесконечно, но тема разговора менялась редко. В последнее время она стала даже мало интересоваться жизнью и делами Олега, сосредоточившись на самом главном: на себе. В сущности, мать была совершенно права - чем еще должен увлекаться человек, как не собственной личностью и здоровьем? Разве есть что-нибудь более важное и ценное? Где у человека чешется, он сам знает. Значит, его собственная личность... Что он такое? Олег не понимал. МК тем паче. Мать тоже. Друзья? У него не было близких друзей. Так, приятели, коллеги... Последние в основном его ненавидели за роли, за успехи и втайне ожидали, когда же Авдеев, наконец, сорвется, провалится, когда ему перестанет везти - ведь он на самом деле ничего из себя не представляет. Увы, они, кажется, правы. Он ничего не представляет из себя. Хотя кое-чего добился. Но это все мимолетный, ежеминутный успех, который легко обесценивается быстротекущим временем.
Олег взял в руки сценарий и стал читать - медленно, не торопясь, повторяя про себя каждую фразу. И вдруг понял, что раньше читал сценарий сикось-накось, не осмысливая сути. А она в том, что герой - известный артист, всю жизнь в опасных сценах работающий с дублерами, - абсолютно неожиданно для всех решает выполнить рискованный трюк самостоятельно - и погибает... Написано про него. Один-единственный трюк самостоятельно... Но почему он должен умирать?! Зачем?! Только для того, чтобы сняться у Никольского? Да это же сумасшествие!
