Валерий Ламзов - Золотое сечение Иуды
– И я понесу наказание? – взволнованно с дрожью в голосе спросил Ванин. – Пусть со мной делают что угодно, только Анну и детишек моих чтобы не трогали. А?
Иуда сделал вид, что не услышал этих слов Сергея Арнольдовича. Он посмотрел в окно. Светает.
– Но, – говорит он хозяину, – пора и честь знать. До завтра.
– До завтра, – ответил ему расстроенный Ванин, удивленно глядя на то, как ловко Иуда взобрался по стене на свое место за столом. – Господи, – взмолился Сергей Арнольдович, – делай со мной что хочешь. Виноват я перед тобой и перед людьми. Только прошу тебя: детишек моих и Анну не трогай.
Ванин с мольбой и надеждой смотрел на печальное лицо Иисуса и увидел, к своем ужасу, как веки мессии приподнялись, и большие карие глаза, полные сострадания и укора, посмотрели с высоты полотна на стене на его полнеющую фигуру в полосатой пижаме и ночном колпаке. Сергей Арнольдович провалился в темноту.
На следующий день Иуда пришел пораньше. Лишь только стрелки часов пробили 12 ночи, как он уже сидел у камина на маленькой табуретке, заготовленной специально для него, чтобы удобнее было взбираться на картину, и подбрасывал в огонь поленья дров.
– Брат мой, – обратился к нему Сергей Арнольдович, начисто забывший вчерашний разговор с Иудой. – Есть у меня такое предчувствие, что не договариваете Вы мне все таинства, связанные с «Тайной вечерей».
– Благодарю Вас за проницательность, – отвечал ему Иуда. – Это правда. Я и сам был в раздумии, рассказывать Вам эту часть истории написания картины или нет. Но раз уж Вы сами проявили инициативу, то мне и отвечать проще. Дело в том, – начал свой рассказ Иуда, – что в руки Леонардо да Винчи попали переводы манускриптов древних коптов, те самые, о которых я Вам рассказывал ранее, из Ватикана. Так вот из них, из этих манускриптов, Леонардо сделал открытие, которое ставило с ног на голову прежнее представление об истоках зарождения христианского движения. Вам может не понравиться это словосочетание – христианское движение, но исторически наша вера родилась именно как движение.
Ванин внимательно слушал, пытаясь запомнить буквально все.
– Но я, пожалуй, опять начну с «Тайной вечери», – продолжал Иуда. – Помните, я Вам рассказывал, что это единственная из «вечерь», где никто из образов, отображенных на ней, не смотрит на зрителя. Это завораживает, и с художественной точки зрения скорее всего находка автора. Так думает большинство. Но на самом деле Леонардо имел в виду не стремление очаровать зрителя необычностью сюжета, а совсем другое.
Иуда интригующе посмотрел на Ванина.
– И что же он имел в виду? – спросил он.
– Как я Вам уже говорил, апостолы понимали, что никаких преференций и теплых местечек у трона Иисуса-царя они уже не получат. Иисус прямо им заявил, что не собирается быть царем на земле. В их глазах он становится пустым проповедником, далеким от реальной жизни. Иными словами, если я, Иуда из Кариот, пошел на предательство Учителя своего Иисуса по его поручению и моему согласию ради дела святого, то они, апостолы, кроме Марии Магдалены и Матфея, уже были готовы распрощаться с ним и в душе своей предали его давно. Я-то знаю точно, потому что был свидетелем того разговора, когда апостолы призывали Иисуса возглавить восстание и сесть на трон Давида. Хорошего в этом разговоре было мало.
– Извините меня, – остановил Иуду Ванин. Так значит, Дэн Браун был прав, когда писал в своей книге, что… Иуда не стал слушать дальше?
– Я Дэна Брауна знаю, и считаю, что если кто-то что-то пишет, тем более на такую тему, значит, у него есть для этого какие-то причины. Но на все воля божья. Человек часто может видеть только то, что он хочет видеть. В этом и счастье его, и несчастье. Когда Иисуса арестовали, – продолжал Иуда, – апостолы разбежались кто куда, а Петр кричал: «Отрекаюсь, отрекаюсь, отрекаюсь от тебя!». Что же касается Марии Магдалены, то для Иисуса это был не только лучший ученик, она была ангелом-хранителем его, женой-мироносицей его она была. Некоторые из апостолов за это ее просто ненавидели. Узнав про это из свитков, Леонардо апостолов возненавидел. И как я понимаю теперь, Ватикан он тоже не жаловал. По сути, эта фреска явилась как бы его личным мщением и апостолам, предавшим Христа, и католической церкви, утаившей правду о Магдалене.
Анна по-прежнему сладко спала на кушетке, укрывшись шерстяным пледом. Иуда долго смотрел на нее, а затем продолжил свой рассказ.
– У женщины в то время было совсем другое положение в обществе, чем сейчас, особенно, если она была незамужняя или сирота, или, не дай бог, безродна. Так вот самая главная особенность этой картины, ее исключительность в том, что на ней впервые среди апостолов рядом с Иисусом появляется женщина – Мария Магдалена. Но Леонардо скрывал это. Он говорил, что это самый молодой ученик Иисуса Иоанн, иначе бы картины просто не было бы.
– Это, конечно, сенсация, – сказал Сергей Арнольдович, – можно сказать детектив настоящий.
Иуда продолжал:
– «Тайная вечеря» Леонардо – это сплошные загадки. И скрытый смысл, и намеки – это кладезь информации даже сейчас, когда от оригинала, можно сказать, ничего не осталось. Он увлекался математикой и придавал цифрам магическое значение. Эти увлечения преследовались Ватиканом, но Леонардо удалось одурачить всех. Обратите внимание на картину, – продолжал Иуда, увлеченный своим рассказом.
Ванин заметил, что ему очень нравится вникать в детали, и про себя подумал: «Какой дотошный мужик! С таким реально можно дело делать». И тут же осекся, вспомнив, что Иуда читает мысли. Но тот продолжал, не останавливая свое повествование:
– Слева и справа от Иисуса Леонардо разместил по шесть человек или, как он сам мне говорил, «два по три». Я думаю, что Вы понимаете, на картине могло быть сколько угодно персонажей: и десять, и семь, и двадцать. Скажу честно, он у меня спрашивал – кто из них и где сидел. Но что я мог ему сказать? Всякий раз сидели по-разному. Мест для постоянных сборов не было. Единственное, что было всегда неизбежно, постоянно – Иисус находился в центре. Это и понятно. Справа всегда была Мария, остальные расположились по принципу «кто к кому ближе». Кроме того, всегда были приглашенные из числа последователей. Правда, не в этот раз.
Иуда задумался.
– Но это не важно, главное в том, что по замыслу Леонардо, если по обеим сторонам сидит по шесть человек, то получается число 66. Это означает сытость и довольство. Здесь возразить трудно. Так оно и было. Если же рассматривать как «три плюс три», а это очень четко видно на картине, то в данном случае число означает святую троицу, а связанные тройки вместе означают цикл «рождение, жизнь и смерть». А вот «12 плюс 1» – это смерть, добровольно принятая как жертва. Эти числовые символы и смыслы образов были понятны только людям, увлекающимся нумерологией, наукой о магии цифр.
Иуда внимательно посмотрел на Сергея Арнольдовича:
– Вы понимаете, о чем я Вам говорю?
– Конечно, понимаю, – ответил ему Ванин. – Я не понимаю другого, сколько же надо знать, какой объем информации надо держать в голове, если только в одной работе заключить столько данных. По сути, это не картина, а письмо потомкам, нам. Это, если говорить языком современников, флешка, накаченная информацией.
– Абсолютно правильно, – обрадованно воскликнул Иуда. – Вы совершенно правы. Вы, как и я, самостоятельно дошли до этого открытия. Как это Вы говорите, «руководствуясь логикой здравого смысла»? Чудесно, молодец. Действительно, – продолжал Иуда, – Леонардо писал эту картину, как послание потомкам, и все секретные информационные файлы были адресованы именно вам, сегодняшним людям. Мало кто из его современников мог бы прочитать все это.
Сергей Арнольдович был приятно польщен и чувствовал, что самое интересное еще впереди. И потому неотрывно ждал от Иуды информации и слушал.
– Кроме того, – продолжал Иуда, – число три – число главной языческой богини, которая одновременно олицетворяет в себе и девушку, и мать, и старуху. Здесь речь идет о совершенно откровенном намеке на Марию Магдалену.
– Да, – воскликнул Ванин, – теперь я понимаю, какой же был великий этот человек. Но у меня почему-то появилось ощущение какой-то сопричастности к этой картине. Я, конечно, извиняюсь за нескромность, но что есть – то есть.
– Не надо извиняться, – успокоил его Иуда. – Вы, действительно, причастны к картине и, естественно, к тому, что с Вами сейчас происходит. Если бы ни Вы, если бы, как говорит ваша очаровательная супруга, «не ваш сон в руку», у Вас на стене не было бы этой прекрасной фрески, пусть даже копии, к созданию которой я, кстати, тоже приложил руку.
