Том Роббинс - Натюрморт с дятлом
Видя, что дебаты вот-вот перейдут в насилие или, еще того хуже, в заседание комиссии, Ли-Шери выбежала из парка. Пальмы, романтические гавайские пальмы стыдливо прикрывали уши ветвями. Принцесса испытывала желание сделать то же самое. «Черт подери, – выругалась она, чувствуя себя гурманом, которого обманули в самом Страсбурге. – Это мой пирог, и если я захочу, то могу и поплакать».
В баре отеля «Пионер» она села за столик под одним из огромных гарпунов, украшавших стены заведения. Ли-Шери заказала май-тай, но потом передумала и попросила текилу. Снаружи океан бился головой о пирс. Принцесса полностью его понимала. В баре же вокруг принцессы бурлил другой прилив – толпа молодых людей с избытком половых гормонов. Его волной к ногам принцессы, точно легкий парусник, вынесло новость: полиции наконец удалось раскрыть дело о взрыве. Она услышала, как один из kamaainas сказал: «Бум-бум арестовало часо назад».
37
За океаном, в Сиэтле, по-прежнему сыпал дождь. Ночью он перешел в снег, но к утру, когда первая смена инженеров, запасшись термосами с кофе и хлюпая по грязи, добралась до проходной «Боинг эйркрафт», сверху опять лил все тот же дождь, причем довольно сильный. Ледяной ветер, пестря приветами с Аляски на всех своих чемоданах, прогулялся под дождем без единого чоха, пробрался через заросли ежевики без единой царапины и без приглашения нагрянул в гости к королю и королеве.
– Неудивительно, что в ЦРУ такие утечки, – бурчал Макс, кутаясь от сквозняков. – Они там и понятия не имеют об изоляции.
Чак записал эту фразу в свой шпионский блокнотик. Глядя, как тот пыхтит над трудным словом, Макс любезно подсказал: «И-з-о-л-я-ц-и-я». Если король и знал о готовящемся на его родине мятеже, то хорошо это скрывал.
«Меня не проведешь», – бормотал Чак. С параллельного телефона в кухне он подслушал разговор Макса с неким Абеном Физелем.
– Он замышляет какой-то сговор с арабами, – передал Чак в ЦРУ.
– Они упоминали об оружии? – спросили на другом конце провода.
– Кажется, речь шла о реактивных самолетах и ракетах.
Макс договорился с Абеном Физелем о том, чтобы представить ему принцессу после ее возвращения с Гавайев. Знакомство, разумеется, произойдет в присутствии родителей. Тилли и Макс сопроводят Ли-Шери и Физеля на баскетбольный матч между «Сиэтл суперсоникс» и «Хьюстон рокетс» на стадионе Кингдом.
– Они говорили что-то о битве в королевстве,[60] – сообщил Чак.
– Будь я проклят, – присвистнул агент ЦРУ. – Это серьезнее, чем мы думали.
Заботливо облачив дрожащее тельце чихуахуа в лиловый шерстяной свитер с меховым воротничком, королева Тилли сетовала, обращаясь к своей любимице:
– Баскетбоол. Баскетбоол! Ну конечно, какой араб хотеть посещать опера!
38
– Ты плачешь.
– Не плачу.
– Виноват, ошибочка вышла. Ты не плачешь. Кроме того, ты совсем даже не струсила. И очень хорошо, потому что трусишкам в трусишках в этот клуб вход заказан. Это я так удачно сострил или просто рад тебя видеть? По-моему, с тобой что-то стряслось.
Принцесса шмыгнула носом.
– У тебя найдется носовой платок или салфетка? – спросила она.
– Конечно, сейчас поищу. Заходи.
Ли-Шери наклонила голову, чтобы не стукнуться о низкий косяк, и вошла в каюту. От рулона туалетной бумаги, который Бернард достал откуда-то из-за спины, она оторвала кусок и громко высморкалась. Слезы получили команду разойтись по домам.
– Вижу, ты еще здесь.
– Разумеется, я здесь, но это не повод плакать.
– Я не плакала. Просто у меня был плохой день. Еще один в череде плохих дней. Не подумай, я не жалуюсь. Плохие дни – моя ноша. С другой стороны, они отнимают уйму времени, так что я очень занятая девушка. Я решила, что тебя загребли, и только поэтому зашла сюда.
– Вот как? Ты все-таки меня сдала?
– Нет, черт тебя подери. Копы вроде бы арестовали виновника взрыва в «Пионере». Не знаю, с чего бы это вдруг, но я решила, что схватили именно тебя.
– Обидно, конечно, что ты могла такое обо мне подумать, но я счастлив, что ты все-таки заглянула сюда. Рад сообщить, что если вырваться из клетки значит обрести свободу, то я свободней, чем птички в небесах.
– А кого же тогда арестовали?
– Боюсь, произошел международный, точнее, межпланетный инцидент. Полиция сочла необходимым заключить под стражу наших гостей с далекой планеты Аргон.
– Шутишь?! Нет, правда? Как это получилось, то есть – почему задержали именно их?
– Потому что анонимный доброжелатель сделал соответствующий звонок, после чего полиция обнаружила две динамитные шашки в «тойоте», которую аргонианцы взяли напрокат. Гм-м…
– Бернард!
– Тс-с! Я пытаюсь представить, как выглядят аргонианские водительские права. Хотя бы один из пришельцев должен был предъявить права, иначе бы им не дали напрокат машину.
– Бернард, это был твой динамит.
– Ты уверена?
– Но всего две шашки. А у тебя оставалось три.
– Ну давай обзови меня жадиной. Скажи, что примерному христианину не подобает так поступать. Ничего не могу с собой поделать. Я так и не заставил себя пожертвовать всем запасом. Никогда ведь не знаешь заранее, может, он еще пригодится.
Принцесса постаралась сделать вид, что разговор идет о вполне житейских вещах. Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.
– Что ты хочешь сказать? Я имею в виду, с помощью динамита?
– Сказать? Динамит проделал весь этот путь, чтобы пробуждать, а не учить.
– Ты считаешь, динамит поможет сделать наш мир лучше?
– Лучше чего? Аргона?
– Ах ты хитрец. Не увиливай. Я пытаюсь понять тебя, а ты не хочешь честно мне ответить! – Разозлившись, принцесса смяла мокрую от слез и соплей туалетную бумагу загорелым кулачком.
– А может, ты задаешь не те вопросы. Если все, что тебе нужно, – это сделать мир лучше, возвращайся на свой симпозиум и спроси Ральфа Надера…
– Я как раз и собираюсь пойти послушать Ральфа! То есть Ральфа Надера. – Ли-Шери покраснела, опасаясь, что выдала предмет своих непристойных желаний.
– Прекрасно. Топай назад. Но если ты хочешь испытать на себе, что такое лучший мир, оставайся здесь, со мной.
– Неужели? Допустим, это было бы неплохо – для нас с тобой, а как же все остальное человечество?
– Лучший мир должен иметь начало. Почему бы ему не начаться с нас?
Этот аргумент заставил принцессу задуматься. Она принялась разворачивать рулон туалетной бумаги – просто чтобы занять руки. В эту минуту ей вспомнился йог, разъединявший паутину.
– Бернард, – проговорила она, – как по-твоему, может, я обращаю внимание не на то, что нужно?
– Понятия не имею, детка. Я не знаю, на что ты обращаешь внимание, потому что не знаю твоих снов. Иногда нам кажется, что для нас много значит то или это, но только во сне мы видим по-настоящему важные вещи. Сны никогда не лгут.
Ли-Шери подумала о своих снах. В памяти живо нарисовались некоторые эпизоды. Щеки принцессы снова вспыхнули, а маленькую устрицу окутали волны вязкой прозрачной жидкости.
– Не могу припомнить ни одного сна, – соврала Ли-Шери.
– Каждую ночь все мы видим яркие сны, но к утру забываем девяносто процентов того, что нам снилось. Вот почему обществу так нужны поэты. Они помнят за нас наши сны.
– Ты – поэт?
– Я бунтарь.
– Бунтари – тоже важные члены общества?
– Бунтари вообще не члены общества. И все же они могут быть важны для него. Поэты помнят наши сны, бунтари – .воплощают их в жизнь.
– Да? А принцессы? Принцессы играют какую-то роль в обществе?
– Раньше играли. Они олицетворяли красоту, магические чары и волшебные замки. Это было чертовски важно.
Ли-Шери медленно покачала головой. Ее роскошные волосы заколыхались, как портьеры в ту ночь, когда плантаторы южных штатов выбирались по ним из окон.
– Перестань, ты же говоришь не всерьез. Все это романтическая чушь, Бернард. Не могу поверить, что грозный Дятел способен разводить пошлые сантименты.
– Ха. Ха-ха. Ты так любишь Землю, а известно ли тебе, что внутри она пустая? Ли-Шери, Земля – пустая. Внутри нашего шарика находится колесо, в котором бежит бурундук. Ради тебя и меня один маленький бурундучок бежит изо всех сил без остановки. Ночью, перед тем как заснуть, я слышу этого бурундучка, слышу сумасшедшую дробь его коготков, стук его крохотного сердечка, скрип клетки – колесо уже старое и расшатанное, а кое-где оно проржавело. Бурундук в одиночку делает всю работу. От нас требуется лишь периодически смазывать колесо. Знаешь чем?
– Ты что, и в самом деле так думаешь, Бернард?
– Провалиться мне на этом месте, если вру.
– Я… я тоже в это верю. Но меня почему-то гложет чувство вины. Черт, это все так необычно, у меня прямо голова закружилась.
– Того, кто отвергает чудеса и фантазию, еще при жизни ждет трупное окоченение.
