Владимир Кунин - Толчок восемь баллов
— И в кнуты его!!! — закричал Потоцкий. — Да так, чтобы живого места не осталось!..
— Вы, граф, в своем уме? — спросил его Бутурлин.
Но светлейший отреагировал несколько иначе:
— А что? Не грех басурмана и попугать. А может быть, и поучить слегка. Для острастки. И по всему пути его следования распорядиться — лошадей не давать. Глядишь, безлошадный да пуганый — и повернет обратно! Неплохо, неплохо…
***Катила наша колымага сквозь лес по проселку, и вдруг прямо перед лошадиными мордами рухнуло огромное дерево и перегородило дорогу. С криком и улюлюканьем выбежали десятка два мужиков с бандитскими мордами. У каждого за поясом ямщицкий кнут, в руках вилы, колья…
— А ну вылазь, сучье племя! — закричал главарь.
Из кареты вылезли Родик, Герстнер и Пиранделло с козон.
— Который? — спросил главарь у ямщика.
Тот предательски показал на Герстнера и усмехнулся. Родик мгновенно выхватил из-под камзола два пистолета:
— Назад!!!
Толпа испуганно попятилась. Главарь сказал Родику:
— Мы тебя, барин, не тронем. Нам немец нужен.
— Я не немец, — возразил Герстнер. — Я австрийский чех…
— Нам без разницы. Нам тебя велено поучить и попугать, чтобы ты у нас дороги из железа не делал, а вертался бы к себе обратно.
— Один шаг — и стреляю!.. — звонко прокричал Родик.
— Как вам не стыдно, Родик! — строго сказал Герстнер. — Ни одну из самых светлых идей нельзя утверждать силой оружия…
Он встал на подножку кареты и, широко улыбаясь, начал:
— Дорогие друзья! Железные дороги — это спасение от расстояний! Железные дороги — это развитие торговли и рост благосостояния народа!.. А перевозка пассажиров по железной дороге есть самое демократическое учреждение, какое только можно придумать для преобразования государства!..
Но тут главарь банды поднял большую лесную лягушку-:! запустил ее в физиономию Герстнера. Инженер растерянно замолчал.
— Мерзавец!!! — Родик вскинул пистолет.
Стой, стой, Родион Иваныч! — испугался Пиранделло. — Опусти пистолет, Христом Богом молю! Не ровен час выстрелит. Грех надушу… — Он передал поводок Герстнеру и сказал: — Держи Фросю крепче, Антон Францыч. А то она их всех порвет.
Подошел к главарю, за спиной которого теснилась вся банда.
— Чего балуешь?
— А те чё? — Главарь легонько пихнул Федора в грудь.
— А ничё. — Федор тоже его пихнул.
— А ты кто такой? — И главарь пихнул Федора посильнее.
— Я? — Федор на секунду задумался. — Я — Пиранделло!
Банда оскорбительно захохотала. Главарь усмехнулся:
— Кто-о-о?! — И снова пихнул Федора в грудь.
— Пиранделло я!!! — обиженно крикнул Федор и так пихнул главаря, что тот отлетел на несколько метров, врезался в свою банду и свалил на землю всех до единого.
Федор вышел на дорогу, легко поднял огромное дерево и понес его к обочине. Но в это время банда уже очухалась и бросилась на него, вздымая колья и вилы.
Держа в руках пятисаженное дерево в обхват толщиной, Федор просто повернулся вокруг своей оси и этим деревом шарахнул банду так, что вся она с воем улетела в придорожный лесок. А главарь оказался висящим на ближайшей березе. И шапка главаря упала с его головы на землю.
Тут Герстнер не сдержал Фросю, и та со злобным кобелиным лаем бросилась вслед за бандой…
***Со штангой на запятках колымага ехала вдоль берега небольшого озерца. Вместо сбежавшего кучера лошадьми теперь правил Пиранделло. Рядом на облучке сидела коза Фрося в трофейной шапке главаря.
С дерева, висящего прямо над озером, за колымагой следил Тихон Зайцев. Когда колымага проехала под ним, Тихон засуетился, ветка, на которой он сидел, обломилась, и тайный агент с воплем ужаса полетел в воду.
— Помогите!., — услышан Пиранделло и резко осадил лошадей.
Родик и Герстнер тревожно выпрыгнули из колымаги…
***В ожидании лошадей они сидели на постоялом дворе и отпаивали горячим козьим молоком мокрого, дрожащего, закутанного в клетчатый плед Тихона Зайцева.
— Как же это ты, секретный агент тайной полиции, плавать не умеешь? — спросил Родик.
— Да когда было плавать-то учиться, ваше благородие Родион Иванович? Ведь все пишем да следим, следим да пишем… — шмыгал носом Тихон.
— Господи! — поразился Родион. — Я же всю жизнь считал, что тайный агент Третьего жандармского отделения и плавает как рыба, и стреляет, как Робин Гуд! Из пистолета — бац! И с сорока шагов — белке в глаз!..
Зайцев горестно махнул рукой:
— Да я с пяти шагов слону в задницу не попаду…
— Дай-ко я тебе еще молочка подолью горячего, — жалостливо сказал Пиранделло. — Козье молоко от всех напастей!
Мимо пробежал станционный смотритель, покосился лукаво.
— Как с лошадьми, любезный? — спросил его Родик.
— Лошадей нет, извиняюсь, и не предвидится, ваше благородие.
— Черт знает что… — пробормотал Родик и спросил у Тихона: — А документ у тебя какой-нибудь есть?
— А как же! — Тихон нашарил нагрудный кожаный мешочек, вытащил подмоченную бумаженцию. — А то случись чего!..
Родик прочитал документ, на секунду задумался и сказал:
— Вот что, Тиша. Поедешь с нами. Харчи наши, жалованье казенное. Доносы тебе поможем писать. А сейчас… — И крикнул станционному смотрителю: — Эй, любезнейший! Быстро четверку лучших лошадей тайному агенту Третьего отделения собственной его величества канцелярии! Покажи ему документ, Тихон. Покажи, покажи!..
***Запряженная четверкой лошадей, ехала вместительная карета с огромной штангой на запятках.
Теперь в карете сидели пятеро — Герстнер, Родик, Пиранделло, коза и Тихон Зайцев. Все работали; Герстнер делал пометки на грифельной доске, Родик отмечал проезжаемые места на карте, Пиранделло вычесывал Фросю, Зайцев писал очередное донесение Бенкендорфу.
— Дальше как, Родион Иванович?.. — спросил Тихон и показал уже написанное.
— Не «сикретно», а «секретно», грамотей. А дальше так: «С величайшими опасностями и риском для жизни мне удалось внедриться в наблюдаемую группу». Написал? Точка. Теперь проси жалованье за истекшие полгода и подписывайся: «Агент ноль, ноль, ноль, семь». Или «восемь»? А, Тихон? Как там у вас это делается?
— Нет. Я обычно пишу: «Преданный Отечеству и вашему высокопревосходительству Тихон Зайцев».
— Очень хорошо! Вот так и пищи. Не меняй стиль.
***Перед самым Петербургом карета наших героев попала в плотный туман. Тревожно блеяла Фрося, бестолково суетились вокруг кареты путешественники, отчаянно причитал возница:
— Ой, беда-то… Помоги, сохрани и выведи, Господи!..
И вдруг совсем рядом в тумане возникло некое странное свечение в человеческий рост с неясными очертаниями. И насмешливый девичий голос проговорил:
— По таким пустякам — и сразу к самому Господу? Все замерли. Свечение растаяло, и на его месте возникла прелестная девушка лет восемнадцати.
— Что это вы так приуныли? — улыбнулась она.
— Заблудились… — хрипло сказал Пиранделло,
— Эка важность! — Девушка что-то пошептала лошадям, погладила их и крикнула путникам: — Садитесь!
Она сразу же уютно устроилась в карете и приказала вознице:
— Погоняй!..
Лошади легко понесли карету в сплошной белой мгле. Фрося положила голову девушке на колени и блаженно прикрыла глаза.
— Батюшки!.. Она же никого к себе не подпускала! — перекрестился Пиранделло.
— Ура! — заорал возница. — На большак вылезли!!! Герстнер церемонно снял шляпу. Девушка предупредила вопрос:
— Меня зовут Мария.
— Местная? — сразу попытался уточнить Зайцев.
— Это как посмотреть, — рассмеялась Мария. Родион Иванович увидел, как Мария зябко передернула плечами.
— Озябла, Машенька?
— Ага. Ждала вас долго.
Пиранделло тут же сбросил с плеч кафтан, набросил его на девушку… Зайцев поспешно вытащил свою подзорную трубу, отвинтил окуляр, налил в него из трубы водки, проворковал:
— На-ко хлебни, Манечка…
Не чинясь, Маша выпила и пустила трубу по кругу. Когда очередь дошла до Герстнера, тот с инженерным интересом осмотрел трубу:
— Как же вы смотрите через водку, Тихон?
— А через ее завсегда лучше видно, Антон Францыч.
— Какой талантливый народ! — Герстнер выпил, передал трубу Родику.
Тот налил себе в окуляр:
— Твое здоровье, Машенька. Тебя нам словно Бог послал…
— Вообще-то так оно и было, — весело ответила Маша.
Родик выпил и, потрясенно глядя на Машу, проговорил:
— Да, есть еще женщины в русских селеньях…
***В Петербурге у отеля «Кулон» Родик руководил разгрузкой экипажа. Зайцев стоял на крыше кареты, сверху подавал багаж. Фрося охраняла поклажу — бросалась на каждого проходящего.
— Жить будем здесь — каждому по комнатке. Штаб назначаю в апартаментах Антона Францевича. До утверждения проекта — никаких увольнений!
