Людмила Леонидова - Абрикосовый мальчик
– Я делаю вам предложение, от которого невозможно отказаться!
– Что же это за предложение?
– Сыграть в рулетку.
– Да что вы, Лука... как вас по отчеству, запамятовала?
– Серафимович.
– Лука Серафимович, какой из меня игрок! Я никогда не пробовала играть в азартные игры! Да и денег я совсем не прихватила.
– Сто фишек примите от меня в презент. А что вы новичок, так еще лучше. Новичкам всегда везет. Вы почувствуете такое удовольствие...
– Право, я не знаю. Кроме того, попросту не научусь. В мое время, знаете, такие игры совсем не поощрялись!
– А я подскажу. Прошу. – Лук подал руку бывшей балерине. Не успел Денис моргнуть глазом, как бабушка, легко поднявшись с кресла, упорхнула с надоедливым господином. Внук было собрался пойти за ней вслед, как примчалась Полина. Одна из ее лучших улыбок светилась на лице.
– Поздравляю, сожалею, но бабушка не дождалась. – Он поцеловал подружку в щеку.
– Пойдем праздновать. Сегодня угощаю я. Мне вместе с короной достался денежный приз. Сколько – не скажу!
– Ты, наверное, устала? – Денис внимательно посмотрел на осунувшуюся девушку с темными кругами под глазами.
– Нет, не устала. Я ушла из магазина. Макс увеличил мне гонорар. В ближайшем «Плейбое» на обложке мое фото. – Выпалив все разом, Полина с опаской взглянула на Дениса.
От неприятного сообщения он изменился в лице.
– Ты же сам хотел, чтобы я работала меньше. Я сделала, как ты просил. – Полина лукавила, отчего Денис стал сердиться еще больше. – Ты недоволен?
– Как тебе сказать?
– Скажи правду. – Денис молчал. – Это же моя профессия. Ты никак не можешь привыкнуть!
– Если честно, то, наверное, и не смогу.
– Напрасно. Твоя бабушка-балерина тоже в молодости блистала в неглиже, и это наверняка не нравилось дедушке... – Полина еще что-то говорила, пробовала убеждать кавалера в своей правоте, но Денис думал о другом. Точнее, о другой.
– А твоя подружка...
– Ася?
– Да, Ася, она продолжает работать в магазине?
– Да, – насторожилась Полина. – А что?
– Так, ничего, просто вспомнил. – И для убедительности добавил: – Мне тут на днях цветы на встречу с партнерами нужно заказать.
– Нет проблем. Я ей скажу, потому что...
– Не надо, я сам, – твердо произнес Денис.
Полина с удивлением вскинулась на него и поняла, что спорить бесполезно. Да и сейчас ей было не до споров, потому что по заданию Лука нужно было быстро увести Дениса из казино.
– Ладно, пойдем отсюда. Если не принимаешь приглашение, отвези меня домой, кажется, я действительно устала.
– Я не могу бросить бабушку, где тут игровой зал?
Минуя широкие, устланные коврами пустые холлы, они очутились в забитом людьми помещении.
В самом центре зала за продолговатым столом сидели несколько человек, среди них с сосредоточенным лицом – Любовь Михайловна. Рядом стоял довольный Лука.
– Я сама, сама, – услышали они ее звонкий голос.
Горка фишек перед пожилой женщиной, сидящей за игровым полем, росла на глазах.
– Ба, ты не увлекайся, – шепнул ей на ухо внук.
– Детка, посмотри, сколько я выиграла. Я на числа поставила. Это мой ангел-хранитель, Лука Серафимович мне подсказал.
Крупье широко улыбался даме в драгоценностях.
– Ба, завязывай, помни, что дедушка этого бы никогда не одобрил.
– Мало ли что не нравилось дедушке. – Раскрасневшаяся после выпитого коньяка Любовь Михайловна находилась в прекрасном настроении и вела себя как завсегдатай. Вокруг нее суетились несколько хостесс.
– Здесь немножко душновато, нельзя ли открыть окна? – в азарте попросила она.
– Мадам, в казино не бывает окон, – ответствовал крупье.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
– Нельзя ли открыть окна? – попросила молоденькая балерина Любочка в университетской высотке, так же разволновавшись, когда впервые увидела своего будущего мужа – Арсения Царева. Случилось это более полувека назад.
Необычайно жаркая весна в столице – столбик термометра в апреле показывал до тридцати градусов – сменилась таким же жарким летом. Окна в высотном здании Университета на Ленинских горах были закрыты наглухо.
– Вздумается еще кому-нибудь сигануть вниз, – на все просьбы о воздухе отвечал распорядитель по эксплуатации здания, – а мне отвечать.
В маленькой аудитории по случаю двадцатипятилетия Арсения Царева набилось полно народу. Принесли кто что мог. Девушки испекли пирог с луком.
Ребята сбросились на любительскую колбасу, от которой даже по коридорам разносился такой мясной запах, что выдержать было невозможно, текли слюнки. Кто-то сала домашнего притащил, кто-то огурцов собственного посола. Послевоенная молодежь не была избалована разносолами.
Картошку отваривали на плитке. На атасе стояли по цепочке: завхоз увидит плитку – отберет. Две бутылки «Цимлянского игристого» только для девушек. Сургучную пробку из бутылки «Московской» водки выбивали бережно. Несколько длинных письменных столов притащили из деканата и накрыли белыми простынями, выпрошенными в общаге у кастелянши.
Царева посадили с единственной девушкой на физмате, прозванной за способности к точным наукам Марией Склодовской-Кюри. Обладательница высокого в научном мире титула, полненькая коротконогая блондинка питала к высокому стройному юноше Арсению, подающему большие надежды, особые чувства. Защитив кандидатскую, он к своим двадцати пяти уже работал над докторской. Помимо необычайных способностей, Арсений был хорош собой. Зачесанные назад волосы, рубашка с воротником апаш, расклешенные брюки, пока еще не победила мода на узкие дудочки, придавали ему вид вовсе не ученого, а залихватского парня.
Вопреки мнению, что все ученые девушки – сухие синие чулки, Машка Кюри слыла хохотушкой, душой компании и вообще своей в доску. Однако никому не позволялось запросто положить ей на плечо руку или рассчитывать на нечто большее, чем дружеское рукопожатие.
В день юбилея, заглядывая в глаза Арсению, она вся светилась и уже на правах собственницы спрашивала, что желает увидеть на тарелке именинник.
– Машка, – кричали ей со всех сторон, – селедочки, селедочки с луком ему положи и много водки!
– Чтобы горько! – заикнулся кто-то, поглядывая на давно сложившуюся пару.
– Пусть сам скажет, – упрямилась она, счастливо улыбаясь, что просто сидит с ним рядом во главе стола, словно невеста, и его плечо касается ее груди.
Приготовившись произнести речь, Арсений встал и увидел, что плотно закрытая от посторонних глаз дверь небольшой аудитории распахнулась и на пороге появилась девушка неземной красоты: тоненькая, высокая, в приталенном пышном платье с широким стоячим воротником, в туфельках на каблучках. Ребята замерли от восторга.
Но Арсений не растерялся.
– Прекрасная незнакомка, – с пафосом произнес он, – не соизволите ли принять участие в нашем празднике?
– Я тут заблудилась, услышала голоса и зашла спросить, – засмущалась прекрасная незнакомка.
– Сначала ответьте, – настаивал Царев.
– Соизволю, если вы откроете окно, у вас так душно! – Увидев красавца Арсения, не зря прозванного Царем, она залилась румянцем.
Несмотря на строгие университетские запреты, ребята наперегонки бросились исполнять ее просьбу – выламывать деревянные рамы, наглухо заколоченные завхозом.
– А теперь выпьем за здоровье именинника и за счастье, – опередив тост Арсения, недовольная Маша встала, – за наше счастье, – со значением произнесла она и, опрокинув одним махом бокал шампанского, крепко поцеловала Арсения в губы. Все закричали, затопали ногами, только пришедшая девушка, немного пригубив из бокала и поблагодарив, громко спросила:
– А которая тут дверь ведет в самую трудную науку?
– Вы не ошиблись дверью. В самую трудную науку – это как раз к Цареву! – закричали все хором. – Он как раз студентов набирает.
– Способных, – хмуро поправила Маша.
– Я еще не студентка, но способная, – под общий хохот сообщила девушка, – только я с пяти лет балетом занималась, а не математикой. Теперь хочу доказать родителям и самой себе, что могу не только прыгать в пуантах, но и выводить формулы.
В формулы балерине Любочке поиграть было не суждено. На первом же вступительном экзамене по математике старый профессор ей сказал:
– Милая девочка, вы зазубрили прекрасно материал. Но у вас нет полета.
– Полета? – переспросила будущая балерина.
– Именно, полета.
– Вы ошибаетесь, я балерина, я умею летать! – сердито надула она губки.
– Вот и летайте себе в балете. Летайте. – Старый профессор из-под очков оглядел абитуриентку. – Счастливого вам пути.
Триумфальный полет Любови Михайловны длился четверть века. Она стала одной из первых прим советского балета и женой великого ученого-физика Арсения Царева.
Машка Кюри, с горя бросив Москву, уехала в Новосибирск, в город ученых. Она не смогла пережить, что горделивый красавец Царев, однажды почти признавшийся ей в любви, так жестоко изменил.
