Акилле Кампаниле - Если луна принесет мне удачу
Но, к счастью, всезнайка теперь объяснял своим собеседницам разницу между летним и зимним насморком:
– Летом говорят: «Летние насморки хуже всего: они никогда не проходят; зимние насморки лучше всего, это просто наслаждение». И это так и есть. Летом такая жара, что плавишься, да и солнце палит нещадно; зимой же, напротив, хорошо то, что холодно, идет дождь или снег. А с насморком это все очень хорошо сочетается.
– Это точно, – сказал любитель острых ощущений, – но не думаете ли вы, что дальше будут просто ледяные зимы и невыносимо жаркие лета? Потому что каждый год я зимой только и слышу: «Никогда еще не было так холодно, как этой зимой». А летом все время слышу: «Никогда еще не было так жарко, как этим летом».
– А что говорить про головную боль?
– Даже и не знаю, – ответил любитель острых ощущений.
– Если зимой у вас болит голова, говорят: «Такое уж время года». Если болит летом, говорят: «Такое уж время года». Весной: «Весна, что ж вы хотите». Осенью: «Осень, что ж вы хотите». Если же голова заболит при переходе от одного времени года к другому, говорят: «Это от перемены времени года». А правильнее было бы сказать: «Это год такой», или «Это век такой».
Ученый повернулся к любителю острых ощущений.
– Вы так не думаете? – спросил он.
Тот сверкнул на него глазами.
– Если вы считаете, что я понял, – сказал он с угрозой в голосе, – то вы сильно ошибаетесь.
Они уже собирались подраться, но поскольку проводник подал сигнал к выступлению, они обнялись и расцеловались под одобрительные крики, и все продолжили поход.
* * *Баттиста и любитель острых ощущений вдруг заметили, что сильно отстали от остальной группы, откуда теперь доносились лишь слабые голоса.
Ходьба по снегу их страшно утомила: после изнурительной пробежки они вынуждены были остановиться. Баттиста уселся на снегу.
– Пропади все пропадом, – сказал он, – я отсюда не двинусь.
– Да бросьте, – воскликнул любитель острых ощущений, у которого жутко болела селезенка, – вы же мужчина! И не стыдно вам? Еще одно усилие: поднимайтесь и догоняйте группу, посадив меня на плечи.
Баттиста не ответил. Любитель острых ощущений вдруг радостно улыбнулся.
– А вот это мне очень нравится, – сказал он.
– О чем вы?
– Заблудиться в лесу. Такого я еще никогда не испытывал. Только представьте себе: мы во власти волков и будем страдать от голода и холода.
– Ничего хорошего! – слабым голосом воскликнул Баттиста.
– Но вы, – продолжил тот, – не знаете еще самого главного: если Провидению будет угодно, мы испытаем еще одно прекраснейшее ощущение. Тут есть вероятность попасть в лапы к Громиле Джеппи, или Похитителю Спасательных Поясов, кошмарному бандиту, который наводит ужас на эти леса, сея страх и отчаяние среди окружающих селений. За такое ощущение я отдам десять лет жизни. И если…
Он не смог продолжить. В нескольких шагах от них прозвучал грозный крик:
– Ноги вверх!
Громила Джеппи со всей своей бандой окружил двух альпинистов. Те под дулами бандитских ружей, дрожа, исполнили трудную команду. Увидев их в странной позиции, Джеппи вздрогнул.
– Кто велел вам встать в такую позу? – спросил он.
– Вы сами и приказали, – сказал любитель острых ощущений, оставаясь стоять на голове, ногами вверх.
Свирепый бандит иногда страдал от рассеянности.
– Я что, сказал: «Ноги вверх»? – спросил он. – Прошу прощения. Я имел в виду: «Руки вверх».
Баттисту и его товарища связали и отволокли в пещеру бандитов неподалеку. Любитель острых ощущений, который был простужен, откашлялся, невольно изобразив грозное ворчание.
– Эй вы, – сказал Джеппи, – если воображаете, что можете меня запугать, ошибаетесь.
Чтобы подкрепить слова действием, он хотел стереть его в порошок, но потом передумал.
– Благодарите небо, что я сегодня неважно себя чувствую, – сказал он, – а то бы я вам дал тридцать пинков.
– А вы нахал, – сказал любитель острых ощущений. – Но скажите, по секрету, почему именно тридцать?
– Потому что я никогда не даю меньше тридцати пинков.
– Мы должны этому верить?
– Честное слово!
– Да бросьте! Как же это можно тридцать раз пинать? Подумайте: сколько времени уйдет на пинание. А другому что в это время делать?
Джеппи пожал плечами:
– Меня это не касается.
– Напротив, – продолжал настаивать любитель острых ощущений, – я бы с удовольствием на это посмотрел.
– Ну, если так угодно…
– Я бы с удовольствием.
Любитель острых ощущений повернулся спиной к бандиту и стал в позицию. Джеппи поднялся.
– Пожалуйста, подержите мне вот это, – попросил он Баттисту, передавая ему дамскую сумочку.
Баттиста, который с некоторых пор изображал из себя мертвого, вздрогнул, узнав сумочку Сусанны. Тем временем Джеппи изготовился и, ведя мысленный счет, начал отпускать свои феноменальные пинки любителю острых ощущений. Вдруг он остановился.
– Тридцать, – сказал он.
– Ничего подобного, – торжествующе закричал любитель, – всего лишь двадцать девять.
– Тридцать, – возразил Джеппи. – Я считал.
– Я тоже считал, вы что думаете?
– Я вам говорю, что было тридцать пинков.
– Вам что, лучше известно?
– Вы обманщик!
– А вы мошенник и вор!
Джеппи хотел раздавить в лепешку любителя острых ощущений, но тот его успокоил.
– Послушайте, – сказал он, – не будем ссориться: начнем все сначала.
Он снова стал в позицию, а другой начал отпускать пинки. На тридцатом любитель острых ощущений снова начал придираться, но Джеппи оборвал его:
– Если не прекратите, – сказал он, – я дам вам пощечину.
Любитель острых ощущений остолбенел. Но смог взять себя в руки.
– А скажите-ка, – произнес он, – вы когда родились?
– Это вас не касается.
– А все-таки. Сколько вам лет?
– Пятьдесят, – злобно сказал Джеппи, у которого имелась слабость преуменьшать себе возраст.
– И вам не стыдно бить маленьких?
– А, так вы младше? И сколько же вам?
– Сорок девять в мае.
– Выглядите намного моложе, – сказал бандит. И добавил: – Если бы я это знал, я бы вам не угрожал. Теперь, когда вы мне это сказали, я беру свои слова обратно, а вас – под свою защиту.
И с этими словами он дал ему страшенного пинка.
– А я, – сказал любитель с достоинством, – не нуждаюсь ни в чьей защите, понятно вам, господин невежа?
– Нахал! – закричал бандит.
Он встал и направился к любителю острых ощущений, чтобы стереть его в порошок: он продвигался вперед неумолимо, с открытым ртом, как красные рыбы в стеклянных сосудах; но вдруг, будто бы от внезапно блеснувшей мысли, он остановился. Подобрал пластмассовые манжеты, которые слетели в спешке, и бросил вокруг страшный взгляд.
– В первый и последний раз в жизни, – сказал он, – меня провели.
Все огляделись вокруг: Баттиста исчез с сумочкой, которую Джеппи ему вверил.
* * *Свирепый бандит собирался уже броситься в погоню, когда из группы его приспешников, стоявших на часах, раздался тревожный крик:
– Пик, Пик. Идет Пик!
Бандиты похватались за ружья, крича, обратившись к своему главарю:
– К оружию, к оружию, готовыСражаться с тобой, с тобой и умереть!
Последовала страшная суматоха. Но Джеппи не утратил хладнокровия:
– Быстро, – приказал он сообщникам, – притворимся, что мы незнакомы.
Слишком поздно. Проницательный полицейский подъезжал на трехколесном велосипеде, за ним в небольшом отдалении следовал несчастный, но честный Гверрандо.
– Проклятье! – пробормотал Джеппи, искоса наблюдая за ними. И добавил, сквозь зубы:
– Ах, я не ведал бы тревог,Если бы меч мой грозный могТем двоим из ада к БогуУказать навек дорогу.
– Всем стоять, – приказал Пик, – вы все арестованы.
Он открыл складной стульчик, который всегда носил с собой, и уселся к столу, на котором стояли знаменитый фонарь и масло. Затем вытащил журнал протоколов и нацепил на нос очки.
– Документы, – сказал он бандиту.
– Нету.
– Штраф. Тогда сообщите анкетные данные.
– Гаспаре Тромбоне, по прозвищу Громила Джеппи.
– Сын…?
– Джузеппе Франджипане.
Полицейский отложил перо.
– Франджипане? – переспросил он. – Фамилия вашего отца была Франджипане?
– Да, сударь, – ответил бандит, лелея надежду, что полицейский обнаружит свое далекое родство с ним; а это повышало его акции.
– А ваша фамилия – Тромбоне? – продолжал Пик. – И почему вы не носите фамилию вашего отца?
В глазах разбойника сверкнул злой огонек.
– Это долгая история, – ответил он, – если рассказать, как такое случилось. Но, впрочем, если вам угодно…
– Мне угодно.
Джеппи сел на грубо сколоченный табурет.
– Когда, – сказал он, осушив стакан крепкого напитка, – моя мать была беременна мною, а я был ее первым и последним ребенком, у нее бывали всякие капризы. Мой отец старался угодить ей во всем, чтобы будущий ребенок не страдал потом от последствий какого-нибудь неудовлетворенного желанья. Каждый день у моей матери возникали новые: фортепиано, новое платье, пара сережек с брильянтами, служанку, шляпку, шубу, трость и так далее, – и папа ей все покупал, чтобы я не родился в шубе, в шляпке, с тростью и так далее. А моя мать, по той же причине, выражала все свои прихоти. Тем временем готовили мне приданое и уже решили назвать меня Оттавио. Однажды, стоя у окна, мама увидела, как по улице идет прекрасный светловолосый молодой человек, и ей немедленно захотелось пригласить его в дом. Она окликнула его. Но тот не отозвался. Мама не могла спуститься на улицу и пойти за ним. Моему отцу она об этом своем желании не сообщила, как делала это обо всех прочих, подумав, что он будет огорчен, и ее желание останется неудовлетворенным. Подошел день моего рождения. Как только радостное событие свершилось, повивальная бабка, осмотрев меня с некоторым удивлением, побежала в соседнюю комнату, где ожидал папа, нервно куря. «Родила!» – закричала акушерка. «Живой?» – с тревогой спросил папа. «Его имя Гаспаре, – ответила акушерка, – Гаспаре Тромбоне». Именно так. Я родился с этим именем, которое уже нельзя было переделать в Оттавио Франджипане. Это осталось тайной для всех. И только мама однажды случайно узнала, что светловолосого молодого человека звали именно так.
