Банана Ёсимото - Она

Сейчас этот сад пребывал в запустении и совершенно изменился, но мне его тро­пинки казались такими же красивыми, как и тогда.

— До недавнего момента я то и дело была в мрачном и унылом настроении и просто начисто позабыла о том, как силь­но любила это место. Когда я ступила на эту землю, я почувствовала себя так, слов­но кто-то крепко обнял меня. Хорошо, что мы приехали сюда. Сё-тян, спасибо, — с благодарностью сказала я. — Родители были постоянно заняты, и я всегда пропа­дала в саду, была вся черная от загара. А еще супруги-садовники, которые прихо­дили раз в месяц, очень любили и балова­ли меня. Угощали меня сладостями, и я за­втракала вместе с ними. Жена даже стала готовить порцию бутербродов специально Для меня. Интересно, что теперь с этими милыми людьми. Если бы могла, я хотела бы повидать их, поблагодарить и попро­сить прощения.

Вместе с ними я выдергивала сорняки, выращивала ипомеи, ловила насекомых, за­поминала секреты по уходу за растениями. Они научили меня разным премудростям: и как разводить розы, и как строить арки. Тогда в детстве я даже мечтала стать садов­ником, и потому-то, кстати, мне и хотелось поехать к бойфренду в Тоскану: там ведь у него огромная оливковая плантация. Я со­вершенно об этом забыла. Почему так про­изошло? Ведь это было так важно, так доро­го для меня. Я очень дорожила своей мечтой и, никому не рассказывая, хранила ее вну­три себя. Может, как раз поэтому я и начи­сто позабыла о ней. Ведь узнай моя мама, что я выбрала профессию садовника, она бы не сильно обрадовалась.

Сёити крепко обнял меня.

Я подумала о том, что меня сейчас вдвойне крепко обнимают. И сад, и Сёити.

—  Не то чтобы мне жаль тебя. Просто это невыносимо. — Голос Сёити дрожал.

—  Разве это не жалость?

Потом, когда в объятиях Сёити я смот­рела на небо поверх его плеча, в памяти возникли новые воспоминания. Я возвра­тилась мыслями к папе.

Я припомнила, что когда-то меня вот так же обнимал мой отец и с таким же на­строением я смотрела на небо, когда мы вместе гуляли в саду.

Как-то утром на исходе лета мы с папой собирали семена ипомей. Папа был очень подавлен, и я поинтересовалась, в чем де­ло. И тогда он сказал:

—   Знаешь, похоже, маме я больше не нужен. Так что...

—   Ты имеешь в виду развод? — будучи весьма разумной для ученицы начальной школы, вполне конкретно спросила я.

—   Не-ет, думаю, что официально я не выпишусь из семьи. Просто я, скорее все­го, буду жить отдельно, — ответил он.

—   В таком случае я уйду вместе с тобой. Мама слишком занята, к тому же у нее есть брат со своей женой, так что ей, наверное, не будет одиноко. Даже если нам придется тесниться в комнатенке размером в четы­ре с половиной дзё[6], я все равно уйду с то­бой, — заявила я.

Папа ненадолго закрыл глаза, а потом горько заплакал, прикрыв лицо руками. Какое-то время он рыдал, захлебываясь от слез, а я крепко сжимала его ладонь. Не по­казывая лица, папа нагнулся и крепко об­нял меня, чтобы я не видела его заплакан­ных глаз.

— Папа тоже никому не отдаст Юми-тян. Даже если наша семья распадется, ты

папина дочка. В тот момент я вот так же, как сейчас, смотрела на небо. С той же печалью.

Что-то рушилось в моей жизни, и я вни­мательно наблюдала за этим.

—  Папа, я думаю, что в крайнем случае тетя приютит нас на какое-то время. Пока не подыщем себе жилье, давай весело по­живем все вместе в доме Сёити, тети и дя­ди, а? — предложила я.

—  Да, если так получится, как было бы здорово... — с грустью промолвил отец, — как было бы хорошо...

В итоге темы развода и отдельного про­живания тогда сошли на нет. Папе просто выделили свою личную комнату, и он стал вести обособленную жизнь внутри семьи, хотя я была крайне разочарована таким ис­ходом.

Я вспомнила папины слезы и зарыдала.

Сёити крепко держал меня в объятиях, пока я не перестала плакать. Небо, затяну­тое тяжелыми тучами, постепенно проясни­лось. Это путешествие тоже скоро подойдет к концу, подумала я. Однако все к лучшему. Ведь здесь ко мне вернулись мои самые важ­ные воспоминания о том, что было для ме­ня дороже всех сокровищ.

Письмо от Кума-сан пришло, по-види­мому, вечером того же дня. Вернувшись в свой номер в отеле, я сразу же уснула, так как, похоже, не на шутку устала и поэтому ничего не знала. Но утром за завтраком Сё­ити сообщил мне, что созвонился с ней и лично договорился о встрече.

За шведским столом в отеле было не­многолюдно, на столах были красиво рас­ставлены серебряные тарелки, полные фруктов, яиц, овощей.

Я встала утром чуть свет, так как рано легла спать накануне. Приняв душ, позво­нила Сёити, и он пригласил меня вместе позавтракать. К тому времени мои опух­шие глаза вернулись к своему прежнему со­стоянию.

—  Сегодня мы сможем встретиться с Кума-сан? — поинтересовалась я.

—  Да, я договорился на первую полови­ну дня. По всей видимости, мы можем по­ехать вместе. Если, конечно, ты не про­тив, — сказал Сёити.

—  Совершенно не против! К тому же вместе лучше.

Казалось, что свежевыжатый сок просо­чился сквозь все мое тело. Так как я встала довольно рано, я чувствовала, как что-то движется внутри меня. Ощущение было та­кое, словно на свободу выпустили нечто, долгое время томящееся взаперти.

— Я рассказал ей, что вчера мы ездили в твой дом. на что Кума-сан сказала, что ей тоже придется набраться смелости, чтобы теперь посмотреть в лицо тому, что тогда случилось, но если уж ты проявила такую невероятную отвагу, то дать достойный от­вет — это ее работа. Я думаю, она прекрас­ный человек. Мне показалось, что она вполне нормальная и не отличается подо­зрительностью.

—   И лицо у нее довольно приятное, да? Я побывала дома, и теперь мне еще слож­нее поверить в то, что моя мама соверши­ла такое...

—   Знаешь, матушка говорила, а она, в свою очередь, слышала об этом от бабушки, что если посещать школу магов и изо дня в день учиться всевозможным фантастиче­ским вещам, то постепенно может поехать крыша и ты начинаешь видеть все вокруг в виде символов. Хотя и сам по себе Турин определенно является местом с весьма глу­боким смыслом. Что ни говори, под этим го­родом вроде как полным полно мумий.

Матушка в последние годы стала пони­мать это. Твердила, что если ты начинаешь видеть смысл всего, что попадает в поле зрения, то тебе сразу же становится понят­ным, что хорошо, что плохо и как сделать разумный выбор, и ты осознаешь, что толь­ко сам можешь умело повернуть любую ситуацию в свою пользу. Однако для этого не­обходимо тренировать и закалять свой ор­ганизм. В противном случае нагрузка на мозг будет слишком тяжелой, что может привести к страшному жару. И если в таком состоянии тебе вдруг померещится, что ты обязан прямо сейчас убить человека, то для тебя это не будет невозможным.

А вот если поддерживать свой организм в порядке, то он сам будет сигнализировать о том, что что-то не так, и это не даст тебе окончательно свихнуться. Поэтому матуш­ка никогда не пренебрегала поддержанием и сохранением своего здоровья.

Что же касается твоей мамы, то она не видела ничего страшного в том, чем зани­малась, и, как ни странно, дошла до того, что считала это просто жизненно необхо­димым. Однако, несомненно, если бы она была жива, думаю, она согласилась бы, что эти доводы резонны. В том мире, в который она верила, убить человека прямо на месте было вполне естественным.

—  Как же я этого не замечала? Ведь так оно и было... — изумилась я. — Какая же я была дура...

—  Нет, любой мог бы оказаться на твоем месте, — возразил Сёити. — Вчера я уже го­ворил тебе, что каждый из нас хочет верить в своих родителей, и какими бы странными они ни были, мы не думаем о том, что они способны на такое. Наверное, наши глаза словно затянуты пленкой. Может, мы про­сто хотим любить их, наших родителей. В этом все дело. Чужие люди наверняка все видели и понимали, но не сказали ни сло­ва, потому что их это не касалось и им было все равно.

— Вот оно что, я хотела любить ее. Та девочка-подросток, которой я была тогда, просто терпеливо ждала, делая вид, что ничего не замечает. Ждала, что счастли­вые времена вернутся. — Из моих глаз вновь закапали слезы.

В лучах утреннего света я, несмотря на слезы, спокойно наблюдала за тем, как все естественно встает на свои места. Неболь­шие отклонения от нормы когда-нибудь не­избежно приводят к отклонениям необра­тимым. Пока отклонения незначительны, окружающие, по возможности, не хотят их замечать и окончательно свыкаются с тем, что ситуация начинает стремительно ухудшаться.

Сейчас, наверное, никто не поверит, что в тех развалинах когда-то жили люди.

Как бы мне хотелось изменить ход исто­рии, чтобы туда вновь вернулась жизнь. Склады — это слишком уныло. А вот если там сделают большой магазин и заодно откроют еще и кафе, где люди из окрестнос­тей будут отдыхать и получать удовольст­вие, тогда и душа моя тоже успокоится.