Салман Рушди - Флорентийская чародейка
Второе заседание суда над человеком с тремя именами состоялось в Саду Хирана. Такое имя императору взбрело в голову дать своему любимому слону, хотя на самом деле слово «хиран» означает «лань». Не исключено, что именно из-за своей клички слон, многие годы прослуживший верой и правдой своему господину, вдруг впал в бешенство, и его вынуждены были держать в цепях. (Как известно, с именами шутки плохи, и если имя нареченному им не подходит, то в этого человека вселяется злая сила.) Даже после того как слон взбесился (и ослеп к тому же), император запретил убивать его. Ему отвели для прогулок целый парк и держали в специально построенном стойле с обитыми мягким материалом стенами — чтобы животное не поранило себя во время приступов ярости. По прихоти императора слона этого время от времени использовали для исполнения сразу двух обязанностей — судьи и палача.
В том, чтобы человека, назвавшегося не своим, а чужим именем, судил обезумевший от нежного, не подходившего ему имени слон, была своя логика. Слепой Хиран находился в Саду правосудия. Он стоял, удерживаемый канатом, пропущенным сквозь отверстие в камне, врытом в землю. Слон громко трубил, топотал, и его клыки сверкали словно два клинка. Чтобы посмотреть на казнь человека с тремя именами, в Саду собралась большая толпа. Кроме придворных тут было много всякого другого народа, и все они стали свидетелями чуда. Пленнику развязали руки — с их помощью он никак не мог спасти себя, а всего лишь принял бы смерть с бóльшим достоинством. Осужденный протянул руки наверх, к слону, и на глазах у всех собравшихся слон неожиданно успокоился, позволил погладить себя, а затем и знать, и простолюдины одновременно ахнули от изумления: слон бережно обвил хобот вокруг тела пленника, приподнял его — и вот уже желтоволосый чужак сидит на слоновьей спине, словно какой-нибудь принц.
Акбар вместе с Бирбалом наблюдал за происходящим с высоты пятиэтажного сооружения, носившего название Панч-Махал, и оба они были потрясены увиденным.
— Выходит, безумен и слеп не слон, а мы сами, — произнес Акбар, обращаясь к своему советнику. — Вели тотчас же всю команду взять под стражу. Невиновного вымыть, одеть и привести к нам.
— Что верно, то верно — слон не убил его, — задумчиво отозвался Бирбал, — только значит ли это, что сей человек невиновен? Если виноваты моряки, то с чего им было тащиться к нам, в такую даль? Не проще ли было убраться восвояси, да поскорее?
Акбар усмехнулся:
— Любишь же ты плыть против течения, Бирбал. Еще недавно ты защищал этого человека, теперь же, когда он оправдан, начинаешь сомневаться в нем. Так вот тебе аргумент, против которого ты не устоишь: действия слона совпадают с волей императора. Если Акбар одобряет Хирана, значит, слон тысячекратно прав, и тебе придется с этим считаться.
***Умар Айяр посетил моряков в их узилище. Одетый в женское платье, с прикрытым кисеей лицом, он двигался легко, грациозно, и мужчины смотрели на «нее» с недоумением: они не понимали, что понадобилось девице в каменной обители сумрачных теней. «Девица» не называла себя, не стала объяснять причины своего появления, она сразу приступила к делу, обратившись к ним с весьма необычным предложением. Поскольку император все же не совсем уверен в их вине, он собирается установить за синьором Веспуччи постоянное наблюдение, полагая, что тот рано или поздно чем-нибудь выдаст себя, как обычно случается со всеми преступниками. Если моряки и впрямь жаждут справедливого возмездия за смерть своего капитана, то им придется согласиться на долгие, тяжкие дни заключения, покуда Веспуччи не будет изобличен. Тогда, уверил Умар, их невиновность уже не будет вызывать ни малейших сомнений, а император употребит всю свою власть, чтобы примерно наказать злодея. Разумеется, никто не возьмется сейчас предсказать, сколь долго продлится ожидание. Хотя тюрьма она и есть тюрьма, спору нет, тут придется нелегко. Зато это будет честно по отношению к памяти их командира. Айяр сообщил, однако, что, если им это не подходит, ему поручено организовать их побег. Их препроводят на корабль и отпустят, — правда, тогда дело Веспуччи будет закрыто, ибо этот побег станет доказательством их вины, и, если они вздумают когда-нибудь вернуться, их всех казнят за убийство лорда Хоуксбенка.
— Таков выбор, который в своей безграничной мудрости предоставляет вам хранитель вселенной, — тоненьким голоском, торжественно и по-женски нараспев произнес евнух.
И тут немедленно обнаружилось, что честность и верность не принадлежат к числу добродетелей, коими обладает команда «Скатах».
— Ну и оставляйте себе этого подлого убийцу, а мы хотим домой, — ответствовал за всех Хоукинс Слава Господу.
«У англичан нет будущего, — брезгливо скажет себе Умар Айяр. — Нация, которая не знает, что такое преданность и самопожертвование, обречена и скоро исчезнет с лица земли».
***К тому времени заново обретшего свое подлинное имя Никколо Веспуччи уже провели в личные покои Акбара. Ему вернули его одежду, поверх которой он небрежно накинул свой знаменитый разноцветный плащ. Никколо вновь обрел и свое спокойствие, более того — на его лице играла торжествующая улыбка, как у фокусника, который только что с успехом исполнил сложный трюк, — заставил, например, исчезнуть дворец, прошел невредимым сквозь пламя или укротил бешеного слона. Император и Бирбал были поражены его самодовольным видом.
— Как тебе это удалось? — спросил Акбар. — Почему слон тебя не тронул?
Улыбка Веспуччи стала еще шире:
— Ваш слон предан Вашему Величеству, и поскольку с недавних пор вы осчастливили меня своим расположением, то он наверняка уловил на моей персоне знакомый ему аромат ваших благовоний.
«Разве это не то, чем грешим мы все? — спросил себя император. — Успокоительная ложь, постоянное стремление чуть-чуть исказить истину, подсластить ее. Быть может, изворотливость этого человека с тремя именами просто наиболее зримое отображение недостатка, присущего всем нам? Возможно, действительность кажется нам слишком пресной? Есть ли хоть один человек на белом свете, который хотя бы раз в жизни не исказил истины или не отступил от нее? Может быть, и я ничуть не лучше его?»
Веспуччи тем временем размышлял о доверии. Не доверявший ни одной живой душе, он доверился женщине, и она спасла ему жизнь. Он остался в живых благодаря Скелетине — вот уж поистине чудо из чудес! Все, что хранилось в потайных карманах его удивительного, казавшегося невесомым плаща, вновь обрело свой истинный вес в его ладонях. Золотые слитки, тяжелая горсть самоцветов — все это было извлечено и передано ей, Скелетине.
— Теперь я полностью в твоей власти, — сказал он. — Если решишь обчистить меня до нитки, я не смогу тебе помешать.
— Ничего-то ты не понял, — отозвалась она. — Это ты взял надо мной власть, которой я не могу противиться.
Он так и не уразумел, что именно Скелетина имела в виду, а ей было неведомо до сей поры, что такое любовь, и она не знала, как это объяснить, так что свое спасение он и вправду воспринял как некое чудо. В тот момент, когда ему развязали руки, дабы он мог помолиться и предстать перед Создателем в приличном виде, он понял, что Скелетина предвидела подобный поворот событий. Из потайного места, куда не догадался заглянуть ни один из обыскивавших его, он незаметно извлек крошечный флакончик с духами, имитирующими запах императорского тела. Это обмануло слепого слона и спасло Никколо жизнь. И вот наконец настал момент, которого он так долго ждал.
Император заговорил:
— Сейчас неважно, как ты себя называешь, — начал он, — важно, чтобы ты перестал запираться и рассказал о себе всё — с начала и до конца. И побыстрее, пока у нас не пропало доброе расположение духа.
Никколо понял, с чего ему следует начать свой рассказ, в тот момент, когда слон по прозвищу Хиран посадил его, чужака, к себе на спину, словно он был особой королевской крови. Он знал, что того, кто слово в слово излагает свою историю несколько раз подряд, часто принимают за лжеца, затвердившего придуманную легенду, поэтому теперь было важно начать по-иному.
— Ваше Величество, — заговорил он, — царь царей, хранитель вселенной. С величайшим почтением имею сообщить вам, что я… — и вдруг смолк, будто боги отняли у него способность говорить.
— Продолжай! — недовольно бросил император. — Не смей молчать, говори, разрази тебя гром!
Чужак кашлянул и начал заново:
— Господин мой, я не кто иной, как…
— Ну?!
— Я не смею, о владыка…
— Ты должен!
— Подчиняюсь, но мне страшно.
— Говори, я приказываю!
— Так узнайте же, Ваше Величество…
— Продолжай!
Глубокий вздох, и затем — как прыжок в воду:
— Я ваш кровный родственник. Если быть более точным — племянник вашего деда и, следовательно, ваш… дядя.
