Антонио Табукки - Утверждает Перейра
Перейре вдруг страшно захотелось заказать омлет с зеленью и выпить лимонаду. А не взять ли нам пару омлетов с зеленью? — спросил он Марту. С удовольствием, ответила Марта, но сначала я выпила бы сухого портвейна. Я тоже, сказал Перейра, и заказал два сухих портвейна. В воздухе чувствуется беда, сказал Перейра, У вас неприятности, Марта? Выкладывайте все начистоту. Можно сказать и так, ответила Марта, но мне нравятся такие неприятности, от них становится легче, в сущности, это и есть жизнь, которую я выбрала для себя. Перейра развел руками. Ну, раз вы всем довольны, сказал он, то, значит, и Монтейру Росси тоже, а стало быть, и он в опасности, могу себе представить, ведь он так и не появлялся с тех пор, что с ним? Я могу говорить за себя, но не за Монтейру Росси, сказала Марта, я отвечаю только за себя, он до сих пор не связался с вами, потому что у него были сложности, он еще не вернулся в Лисабон, ездит по всему Алентежу, и, должно быть, его сложности посерьезнее моих, деньги, во всяком случае, ему по-прежнему нужны, поэтому он и прислал вам статью, говорит, что для «Памятных дат», если хотите, можете дать деньги мне, а я уж позабочусь, как передать их Монтейру Росси.
Как же, как же, его статьи, хотел было ответить Перейра, некрологи или памятные даты, все одно, я только и делаю, что плачу ему из своего кармана, Монтейру Росси, не понимаю, почему я не уволю его, я предлагал ему стать журналистом, прочил карьеру. Но ничего такого он не сказал. Достал бумажник и вынул две банкноты. Передайте ему от меня, сказал он, и давайте сюда статью. Марта вынула из сумочки листок и протянула ему. Послушайте, Марта, сказал Перейра, хочу вас заверить, что в некоторых вещах вы можете рассчитывать на меня, даже при том что я предпочел бы оставаться в стороне от ваших дел, как вы прекрасно знаете, я не интересуюсь политикой, во всяком случае, если услышите что-нибудь от Монтейру Росси, скажите, чтобы звонил, может, я смогу и ему в чем-то помочь, по-своему. Вы большая подмога для всех нас, доктор Перейра, сказала Марта, паше дело вас не забудет. Они доели омлеты, и Марта сказала, что не может больше задерживаться. Перейра простился с ней, и Марта ушла, изящно выскользнув на улицу. Перейра остался один за столиком и заказал еще лимонаду. Обо всем этом ему хотелось поговорить с отцом Антониу или с доктором Кардосу, но отец Антониу в такое время уже, несомненно, спал, а доктор Кардосу находился в Пареде. Он допил лимонад и расплатился. Что происходит? — спросил он у официанта, когда тот подошел. Все покрыто мраком, ответил Мануэль, покрыто мраком, доктор Перейра. Перейра положил руку на рукав официанта. Покрыто мраком, в каком смысле? — спросил он. А то вы не знаете, что творится в Испании, ответил официант. Не знаю, сказал Перейра. Вроде кто-то из крупных французских писателей выступил с заявлением о франкистских репрессиях в Испании, сказал Мануэль, в Ватикане разразился скандал. А как фамилия того французского писателя? — спросил Перейра. Гм, ответил Мануэль, теперь уже и не вспомню, да вы наверняка знаете этого писателя, его зовут Бернан, Бернадет, что-то в этом роде. Бернанос, воскликнул Перейра, его фамилия Бернанос?! Точно, ответил Мануэль, его зовут именно так. Это великий католический писатель, я знал, что он займет такую позицию, у него железная мораль,[19] с гордостью сказал Перейра. И подумал: а что, если напечатать в «Лисабоне» пару глав из «Journal d'un cure de campagne»,[20] который еще не переводился на португальский?
Он простился с Мануэлем, оставив ему щедрые чаевые. Ему очень хотелось поговорить с отцом Антониу, но отец Антониу спал в этот час, потому что каждый день поднимался в шесть утра и шел служить заутреню в церкви Благодарения, утверждает Перейра.
19
На следующее утро Перейра встал чуть свет, утверждает он, и отправился к отцу Антониу. Он застал его в ризнице, когда тот снимал с себя облачение после службы. Воздух в ризнице был свежим и прохладным, а стены увешаны образами и обетными дарами.
Здравствуйте, отец Антониу, сказал Перейра, вот и я. Перейра, проворчал отец Антониу, давно тебя не видать, куда ты подевался? Я был в Пареде, начал оправдываться Перейра, провел неделю в Пареде. В Пареде? — воскликнул отец Антониу, и что ты там делал, в Пареде? Я был в клинике талассотерапии, ответил Перейра, принимал ванны из водорослей и лечился там разными природными средствами. Отец Антониу попросил помочь ему снять ризу и сказал: Вечно ты что-нибудь надумаешь. Я похудел на четыре килограмма, продолжал Перейра, и познакомился с врачом, который рассказал мне про одну интересную теорию о душе. Ради этого ты и пришел ко мне? — спросил отец Антониу. Отчасти да, согласился Перейра, но и о другом хотел поговорить тоже. Тогда говори, сказал отец Антониу. Гм, начал Перейра, это теория двух французских философов, которые также и психологи, они утверждают, что у нас не одна-единственная душа, а некая конфедерация душ, которой управляет один «я-гегемон», и всякий раз, когда этот самый «я-гегемон» сменяется, мы приходим в состояние некоторой нормы, но норма эта не постоянная, а изменчивая. Послушай, что я тебе скажу, Перейра, сказал отец Антониу, я францисканец, человек простой, и сдается мне, что ты впадаешь в ересь, душа человека едина и невидима и дана нам от Бога. Да, не унимался Перейра, но если на место души, как хотят того французские философы, мы подставим слово «личность», то и ереси никакой не будет, я убежден, что в нас не одна-единственная личность, а множество личностей, которые уживаются вместе под руководством одного «я-гегемона». Мне представляется эта теория лукавой и опасной, запротестовал отец Антониу, личность зависит от души, а душа едина и невидима, а от твоих речей веет ересью, И тем не менее я ощущаю, что за последние месяцы стал другим, признался Перейра, я думаю о вещах, о которых раньше никогда бы не задумался, и совершаю поступки, которых раньше никогда бы не совершил. Наверное, с тобой что-то случилось, сказал отец Антониу. Я познакомился с двумя людьми, сказал Перейра, с одним молодым человеком и с девушкой, и, познакомившись с ними, наверное, изменился. Бывает, сказал отец Антониу, люди влияют друг на друга, так что бывает. Не понимаю, как они могут влиять на меня, сказал Перейра, это два бедных романтика без всякого будущего, уж скорее я должен бы влиять на них, это я их поддерживаю, а парня практически содержу, только и делаю, что даю ему деньги из своего кармана, я взял его в качестве практиканта, но он не написал мне ни одной статьи, которую можно было бы напечатать, послушайте, отец Антониу, как вы думаете, может, мне стоит исповедаться? Ты совершил плотский грех? — спросил отец Антониу. Единственная плоть, которую я знаю, это та, что я ношу на себе, ответил Перейра. Тогда послушай, Перейра, сказал отец Антониу, давай не будем тратить понапрасну мое время, потому что для исповеди мне нужно сосредоточиться, а я не хочу переутомлять себя, скоро мне надо будет идти к моим болящим, давай поговорим про то, и про другое, и про твои дела вообще, но без таинства исповеди, а просто по-дружески.
Отец Антониу сел на церковную скамью, и Перейра устроился рядом. Выслушайте меня, отец Антониу, сказал Перейра, я верую в Бога, всемогущего Отца нашего, причащаюсь, соблюдаю заповеди и стараюсь не грешить, и если я не каждое воскресенье хожу в церковь, то это не от неверия, а только от лени, я считаю себя добрым католиком и принимаю всем сердцем наставления Церкви, однако сейчас я переживаю некоторое смятение и, несмотря на то что работаю журналистом, совершенно не осведомлен в том, что происходит в мире, сейчас я особенно подавлен, потому что мне кажется, что начинается серьезная полемика по поводу позиции французских писателей-католиков в отношении гражданской войны в Испании, и я хотел, чтобы вы меня немного просветили, отец Антониу, потому что вы в курсе этих дел, а я хотел бы знать, как мне правильно вести себя, чтобы не стать еретиком. На каком свете ты живешь, Перейра? — воскликнул отец Антониу. Ну, попытался оправдать себя Перейра, дело в том, что я был в Пареде, и потом, этим летом я не купил ни одной зарубежной газеты, а из португальских газет многого не вычитаешь, единственные новости, которые я узнаю, — это те, о чем болтают в кафе.
Перейра утверждает, что отец Антониу поднялся со скамьи и встал против него с таким выражением, которое он счел грозным. Послушай, Перейра, сказал он, сейчас тяжелый момент и каждый должен сделать свой выбор, я человек Церкви и должен подчиняться иерархии, но ты свободен в своем личном выборе, даже будучи католиком. Тогда объясните мне, что к чему, взмолился Перейра, потому что мне тоже хочется сделать свой выбор, но я не в курсе событий. Отец Антониу высморкался, скрестил на груди руки и сказал: Ты знаешь дело баскского священства? Нет, не знаю, признался Перейра. Все началось с баскского священства, сказал отец Антониу, после бомбежки Герники баскские священники, которые считались самыми правоверными христианами во всей Испании, взяли сторону республиканцев. Отец Антониу высморкал нос, будто бы он разнервничался, и продолжал: Весной прошлого года двое известных французских писателей, Франсуа Мориак и Жак Маритен,[21] опубликовали манифест в защиту басков. Мориак! — воскликнул Перейра, я же говорил, что надо написать на будущее некролог Мориаку, он — молодчина, но Монтейру Росси так и не удосужился написать его. Кто такой Монтейру Росси? — спросил отец Антониу. Это практикант, которого я взял на работу, сказал Перейра, но он не в состоянии написать мне ни одного некролога тем писателям — католикам, которые заняли правильную политическую позицию. Но почему ты собираешься писать ему некролог? — спросил отец Антониу, бедный Мориак, оставь его доживать свой век, он нам еще пригодится, зачем ты его хоронишь? О, если вы об этом, то я не собираюсь его хоронить, сказал Перейра, надеюсь, что он протянет до ста лет, но представим себе на минутку, что не сегодня-завтра он умирает, тогда, по крайней мере в Португалии, найдется газета, которая сможет воздать ему своевременную дань, и этой газетой будет «Лисабон», но ради бога, извините меня, отец Антониу, что перебиваю, продолжайте, пожалуйста. Хорошо, сказал отец Антониу, но проблема осложнилась из-за Ватикана, который заявил, что тысячи испанских верующих были убиты республиканцами, что баскские католики являются «красными христианами» и должны быть отлучены от церкви, что и было сделано, и к этому присоединился Поль Клодель, тоже католический писатель, который написал оду «Aux Martyrs Espagnols»[22] в качестве поэтического предисловия к одной вонючей пропагандистской брошюрке, выпущенной каким-то националистом в Париже. Клодель, сказал Перейра, Поль Клодель? Отец Антониу опять высморкал нос. Именно он, сказал отец Антониу, вот ты, как бы ты его охарактеризовал, Перейра? Так сразу и не скажешь, ответил Перейра, он тоже католик, но занял иную позицию, в общем, тоже сделал свой выбор. Что значит так сразу не скажешь, Перейра? — воскликнул отец Антониу, этот Клодель сукин сын, вот он кто, мне жалко, что приходится говорить такие слова в святом месте, лучше бы я сказал их тебе на площади. А потом? — спросил Перейра. Потом, продолжал отец Антониу, другие иерархи испанского священства во главе с кардиналом Гомой, архиепископом Толедским, приняли решение обратиться с открытым письмом к епископам всего мира, понимаешь, Перейра, как будто епископы всего мира такие же фашиствующие, как и они сами, и заявляют, что тысячи верующих христиан в Испании взялись за оружие на свой страх и риск, чтобы защищать религию. Да, сказал Перейра, но испанские мученики, убийство верующих. Отец Антониу замолчал на некоторое время и потом сказал: Возможно, они и мученики, но все они замышляли против республики, и потом, вот что я тебе скажу республика-то была конституционной, народ за нее проголосовал, а Франко совершил государственный переворот, он просто бандит. А Бернанос, спросил Перейра, как связан со всем этим Бернанос? Ведь он тоже католический писатель. Он единственный, кто по-настоящему знает Испанию, сказал отец Антониу, с тридцать четвертого и до прошлого года он находился в Испании, писал о франкистских зверствах, Ватикан терпеть его не может, потому что он истинный свидетель. Знаете, отец Антониу, сказал Перейра, я собираюсь напечатать одну-две главы в «Лисабоне» из его «Дневника сельского священника», как вам такая идея? Идея сама по себе замечательная, ответил отец Антониу, да сомневаюсь, позволят ли тебе печатать его, Бернаноса не очень-то жалуют в нашей стране, он не особенно любезно отозвался о батальоне Вириато, о португальском военном контингенте, отправленном в Испанию сражаться за Франко, а теперь извини меня, Перейра, я должен идти в больницу, больные ждут.