Мэтью Квик - Прости меня, Леонард Пикок
– Если я дам тебе номер своего сотового, ты можешь пообещать, что позвонишь мне, если ты вдруг надумаешь наложить на себя руки?
– Я не собираюсь…
– Звони в любое время дня и ночи. Ты можешь пообещать, что сразу мне позвонишь, чтобы я мог рассказать тебе, почему никогда не закатываю рукава? Ручаюсь, узнав ответ на этот вопрос, ты сразу почувствуешь себя лучше, но давай оставим это на потом, когда тебе будет по-настоящему худо. Тогда это будет экстренный антидот анекдотом, – говорит он и улыбается, в свою очередь заставив и меня улыбнуться, потому что он страшно гордится своим дурацким каламбуром и, более того, снова нарушает правила, так как собирается дать мне номер своего сотового. Ни один учитель в нашей школе в жизни такого не сделал бы. Ради меня герр Силверман выкладывается на все сто. И мне сразу становится грустно, ведь он реально расстроится, узнав о моем убийстве-самоубийстве. – Ну так что, обещаешь позвонить мне, если станет хуже? Прежде чем принимать поспешные решения? Если позвонишь, я отвечу на твой вопрос. Это большой секрет. Но я скажу тебе, Леонард, потому что, как мне кажется, ты должен знать. Ты другой. И я тоже другой. Быть другим очень хорошо. Однако быть другим очень тяжело. Можешь мне поверить, я точно знаю.
Он рассуждает о том, каково это – быть другим, и его откровения меня слегка шокируют, так как мне никогда не приходило в голову, что учителя здесь, в школе, могут испытывать аналогичные чувства, и все же я продолжаю с серьезным видом кивать головой – типа, да-да, я понимаю, о чем идет речь, хотя именно сейчас думаю исключительно о том, что, черт возьми, он скрывает под длинными рукавами.
Он записывает номер своего сотового зелеными чернилами и протягивает мне клочок бумаги:
– Леонард, пиши письма из будущего. Эти люди хотят с тобой встретиться. Твоя жизнь станет гораздо лучше. Обещаю. Просто держись из последних сил и верь в будущее. Положись на меня. Настоящее – всего лишь малая часть твоей жизни. Мгновение. Но если ты увидишь, что не можешь в это поверить, звони мне в любое время дня и ночи, и мы поговорим. Я отвечу на твой вопрос. Как только тебе это потребуется. Обещаю.
– Почему вы так добры ко мне?
– Люди должны быть добры к тебе, Леонард. Ты человеческое существо. И должен верить, что все люди хорошие. Люди из твоего будущего, которые пишут тебе письма, они будут добрыми. Напряги воображение – и все будет именно так. Пиши письма.
– Хорошо. Спасибо, герр Силверман, – говорю я и делаю отсюда ноги.
Если бы весь мир состоял исключительно из таких людей, как герр Силверман! Но это не так. Мир состоит в основном из тупоголовых кретинов, как мои одноклассники, и придурков с садистскими наклонностями вроде Ашера Била.
Я не иду к начальству.
Сегодня никаких рутбирных леденцов.
Осталось вручить еще один подарок.
Мне надо завершить свою миссию.
20
Последний раз мы с Ашером Билом хорошо отметили день рождения лет семь назад, незадолго до того, как начали происходить реально поганые вещи.
Итак, на своем празднике он развернул мой подарок и обнаружил листок бумаги со знаком вопроса.
– Что это значит? – удивленно прищурился он.
По дорожке разносился звук ударов мячей для боулинга о деревянные кегли. Его рассеянная, но добрая мамаша заказала для нас две дорожки[39].
– Лучший подарок на день рождения в твоей жизни, – ответил я.
– Я чего-то не понимаю, – сказал Ашер.
Помню, как другие ребята, пришедшие на день рождения, начали кидать на меня удивленные взгляды – типа, какого хрена дарить вопросительный знак на листе бумаги?[40]
– Обязательно поймешь, – уверенно заявил я.
– Когда?
– Скоро.
– Ну ладно, – пожал плечами Ашер и принялся разворачивать подарки, что купили ему другие ребята: DVD-фильмы с рестлерами, видеоигры, подарочные карты, словом, обычную муру.
Помню, я тогда очень гордился собой – типа, позаботился о своем лучшем друге так, что ему от восторга наверняка крышу снесет. Мамаши остальных ребят просто бездумно купили типичные подарки, о которых любой одиннадцатилетний парнишка и думать забудет через несколько дней.
В тот уик-энд я пригласил Ашера переночевать у меня, и когда он прибыл, рассчитывая на то, что мы просто поиграем в видеоигры и поедим пиццы, вошел мой папа и сказал нарочито смешным голосом:
– Мистер Бил, ваша машина прибыла.
– Что?! – рассмеялся Ашер.
Он явно растерялся, не понимая, в чем прикол, и я был на седьмом небе от счастья[41].
У папы было отличное настроение[42], он прикинулся нашим шофером, типа, он нас не знает, и с непроницаемым лицом сообщил:
– Мистер Пикок нанял меня, чтобы я отвез вас в Атлантик-Сити на вечерний концерт рок-музыки.
У Ашера загорелись глаза.
– Только, ради бога, не говори, что ты достал билеты на концерт «Грин дей»!
А я улыбнулся и сказал:
– С днем рождения тебя.
Его лицо сразу расцвело.
– Да! Да! Да! – закричал он, выбрасывая вверх сжатую в кулак руку, а затем обнял меня и повалил на диван.
Наверное, я никогда не чувствовал себя лучше, чем в эту минуту, возможно, поскольку мне еще ни разу не удавалось осчастливить другого человека настолько, что ему вдруг захотелось от радости сделать мне двойной нельсон.
Всю дорогу до Атлантик-Сити Ашер говорил исключительно о «Грин дей», о том, что они, возможно, исполнят и что он умирает, как хочет услышать «Американского идиота», ведь это его любимая песня. Впервые в жизни он ехал на настоящий концерт. Я сидел рядом, слушал его трескотню и упивался его восторгом.
Папа отвел нас на обед в ирландский паб, выпил несколько пинт пива, а затем отвез нас на концерт, проходивший в одном из казино. Уж не припомню, в каком именно, так как по мне они все одинаковые. Когда Ашер понял, что у нас места в первом ряду, он снова обнял меня и сказал:
– Леонард Пикок, только ты и человек! Леонард Пикок! Я серьезно! Первый ряд? Каким образом?
У папы до сих пор сохранились кое-какие связи, но я решил об этом не говорить. А просто скромно пожал плечами.
И вообще, было чертовски приятно доставить удовольствие своему другу. Типа, я был настоящим героем.
На сцену вышла группа «Грин дей», представление началось.
Когда они заиграли «Американского идиота», Ашер вцепился мне в руку, завопил от восторга прямо в ухо и начал подпевать, повторяя песню слово в слово.
Я никогда не был особым фанатом «Грин дей», но это был лучший концерт в моей жизни, и в основном потому, что было страшно приятно наблюдать за реакцией Ашера на возможность увидеть живьем его любимую группу и знать, что все это благодаря мне, что я стал героем на один вечер, что я сделал ему идеальный подарок, а все те придурки на его дне рождения – ребята из нашего класса, которые презрительно щурились на нарисованный мной знак вопроса, – просто ни черта не способны понять: ни меня, ни жизни вообще.
Счастливые и довольные, в фирменных футболках «Грин дей» с изображением гранат в форме сердца, мы встретились с папой в условленном месте рядом с игровым залом казино, и, когда он спросил, как нам понравился концерт, я практически ничего не услышал – настолько заложило уши.
– Жесть! – не переставал говорить Ашер. – Просто улет!
– Очень хорошо, очень хорошо, – ответил папа, весь из себя такой невозмутимый, как всегда после пары стаканчиков, а глаза у него были стеклянными. – Очень хорошо, очень хорошо. – Он говорил быстро и словно нараспев, с ударением на начало слов и проглатывая окончание, поэтому вся фраза звучала как «очень хорошо, оч-хор».
К концу их с мамой семейной жизни, когда отец окончательно слетел с катушек, он на все отвечал: «Очень хорошо, оч-хор». – «Папа, я завалил естествознание». – «Очень хорошо, оч-хор». – «Мама трахается с этим французским дизайнером, у которого работала моделью». – «Очень хорошо, оч-хор». – «Папа, я только что поджег тебе яйца». – «Очень хорошо, оч-хор». Он стал точно кукла, говорящая стереотипные фразы, если дернуть за веревочку. «Очень хорошо, оч-хор». «Очень хорошо, оч-хор». «Очень хорошо, оч-хор».
В номере отеля папа сказал:
– Вы, парни, можете взять фильм напрокат, но из номера ни ногой. А я обратно в зал. Чувствую, сегодня мне повезет.
Что меня не слишком удивило, потому что папа вечно оставлял меня одного, даже когда я был еще совсем ребенком.
Мы с Ашером выждали ровно десять минут – именно столько, сколько потребовалось папе, чтобы начать игру, – и отправились обследовать отель.
Мы плутали в лабиринте бесконечных коридоров, стучали в попадавшиеся на пути двери, опорожняли автоматы со льдом и бросали шарики льда в лестничный проем; катались на тележке горничной и старались вмазать друг дружку в стены; затем попытались проникнуть в ночной танц-клуб, но были схвачены вышибалой, который чуть не уписался со смеху, когда мы на голубом глазу заявили ему, что отмечаем совершеннолетие Ашера. Мы обшарили казино в поисках музыкантов из группы «Грин дей», – правда, оттуда нас тоже вышибли, – проглотили по куску пиццы в ночном заведении и в результате уселись на пешеходной эстакаде, облокотившись на перила и свесив ноги.
