Марио Льоса - Нечестивец, или Праздник Козла

— Я всегда забываю у вас спросить, — сказал он резко, как обычно разговаривал со своими сотрудниками. — Как получилось, что вы женились на такой безобразной женщине?

На лице Аббеса Гарсии он не уловил и тени удивления.

— Не из любви, Ваше Превосходительство.

— Это я знаю, — сказал Благодетель и улыбнулся. — Она не богата, так что едва ли вы ловили ее на свой крючок из-за денег.

— Из благодарности. Лупе однажды спасла мне жизнь. Ради меня убила. Она была секретаршей у Ломбарде Толедано, а я только что приехал в Мексику. Благодаря Висенте я начал понимать, что такое политика. Многое из того, что я сделал, без Лупе было бы невозможным, Ваше Превосходительство. Она не знает, что такое страх. И, кроме того, у нее инстинкт, который и по сей день ее не подводит.

— Я знаю, она у вас отчаянная, ей все нипочем, и места посещает такие, куда ходят только мужчины, — сказал Генералиссимус, приходя в прекрасное расположение духа. — Я слышал, что Пучита Брасобан держит для нее наготове девочек. Меня интересует одно: как вам удалось сделать этому феномену детей?

— Стараюсь быть хорошим мужем, Ваше Превосходительство.

Благодетель расхохотался, звонко, как в былые времена.

— А вы можете быть забавным, когда хотите, — похвалил он. — Значит, вы взяли ее из благодарности. Выходит, он у вас встает силой воли.

— Да нет, это я просто так сказал, Ваше Превосходительство. На самом деле и я не люблю Лупе, и она меня не любит. Во всяком случае, в том смысле, в каком это слово употребляют. Нас соединяет нечто более крепкое. Вместе, плечом к плечу переживали риск, вместе смотрели в лицо смерти. И кровь — мы оба здорово запачканы кровью.

Благодетель кивнул. Он понял, что тот имел в виду. Ему тоже хотелось бы иметь такую женщину, как это пугало, черт подери. Он бы не чувствовал себя таким одиноким порою, в минуты, когда надо принимать некоторые решения. Ничто не связывает так крепко, как кровь, что правда, то правда. Может, поэтому он так привязан к этой стране неблагодарных, трусов и предателей. Вытаскивая ее из вековой отсталости, из хаоса, из невежества и варварства, ему столько раз приходилось пачкаться и крови. Скажут ли ему спасибо в будущем эти недоумки? И снова нахлынуло тоскливое чувство. Делая вид, будто смотрит на часы, он краем глаза глянул на брюки. Ни между ног, ни на ширинке пятен не было. Но даже это не подняло настроения. Снова промелькнуло в голове воспоминание о девчонке в Доме Каобы. Неприятный случай. Может, лучше было пристрелить ее прямо там, когда она смотрела на него этими своими глазами? Глупости. Он никогда ни в кого не стрелял просто так, тем более если замешана постель. Только если не было другого выхода, если это было совершенно необходимо для блага страны или чтобы кровью смыть оскорбление.

— Позвольте, Ваше Превосходительство.

— Да?

— Президент Балагер вчера вечером объявил по радио, что правительство выпустит группу политических заключенных.

— Балагер сделал то, что я ему приказал. Почему вы об этом вспомнили?

— Мне надо было бы иметь список тех, кого собираются выпустить. Чтобы подстричь их, побрить и прилично одеть. Полагаю, они предстанут перед прессой.

— Я пришлю вам список, как только просмотрю его. Балагер считает, что подобные жесты хорошо воспринимаются в дипломатических кругах. Посмотрим. Во всяком случае, он придумал это к месту и вовремя.

Речь Балагера лежала у него на столе. Он прочел вслух подчеркнутый абзац: «Дело Его Превосходительства Генералиссимуса доктора Рафаэля Л. Трухильо Молины обре по такую прочность, что позволяет нам к концу тридцатилетия мира, порядка и последовательного правления мнить Америке пример того, на что способны латиноамериканцы на ниве осознанной, истинной и представительной демократии».

— Хорошо написано, не правда ли? — заметил он. -

Вот что значит иметь в президентах Республики поэта и литератора. Когда президентом был мой брат Негр, его речи вгоняли в сон. Ладно, я знаю, что Балагер вам не по вкусу.

— Я не смешиваю мои личные симпатии или антипатии с работой, Ваше Превосходительство.

— Никогда не мог понять, почему вы ему не доверяете. Балагер — самый безобидный из всех, кто со мной работает. Потому-то я и поставил его на это место.

— Я считаю, что его манера и поведение, такое скромное, всего лишь стратегия. Что в своей сути он — не человек режима и работает исключительно на благо Балагера. Возможно, я ошибаюсь. В остальном же я не обнаружил ничего подозрительного в его поступках. Однако за его верность я бы головою не поручился.

Трухильо посмотрел на часы. Две минуты шестого. Его совещания с Джонни Аббесом, за редчайшим исключением, не длились более часа. Он поднялся из-за стола, и начальник СВОРы последовал его примеру.

— Если я переменю мнение относительно епископов, я дам вам знать, — сказал он на прощание. — Во всяком случае, будьте наготове.

— В любой момент, как только вы скажете, можно начать. С вашего позволения, Ваше Превосходительство.

Едва Аббес Гарсиа вышел из кабинета, Благодетель подошел к окну посмотреть на небо. Все еще — ни зги.

VI

— Я знаю, кто это, — сказал Антонио де-ла-Маса.

Он открыл дверцу автомобиля и, не выпуская из рук автомата, вышел на шоссе. Никто из товарищей — ни Тони, ни Эстрельа Садкала, ни Амадито — за ним не последовал; сидя в машине, они наблюдали за рисовавшейся на фоне неясных теней, освещенных слабым лунным светом, коренастой фигурой, которая направилась к остановившемуся неподалеку маленькому «Фольксвагену» с погашенными огнями.

— Только не говори, что Хозяин переменил решение, — вместо приветствия сказал Антонио, залезая головой в окошко, совсем близко к лицу водителя, единственному человеку, сидевшему в автомобиле, одышливому мужчине, в костюме и галстуке, такому толстому, что непонятно было, как он сумел забраться в эту машинку, заключившую его, словно клетка.

— Наоборот, Антонио, — успокоил его Мигель Анхель Баэс-Диас, сжимавший руль. — Он поедет в Сан-Кристобаль в любом случае. А задержался потому, что после прогулки по Малекону ездил с Пупо Романом на базу в Сан-Исидро. Я приехал тебя успокоить, Представляю, как тебе тут не терпится. Может появиться в любой момент. Приготовьтесь.

— Мы не подведем, Мигель Анхель. Надеюсь, что вы — тоже.

Они поговорили еще немного, сблизив лица, и толстяк не снимал рук с руля, а де-ла-Маса все время поглядывал на дорогу, ведущую из Сьюдад-Трухильо, опасаясь, что вот-вот из темноты вынырнет автомобиль и не даст ему времени вернуться к своей машине.

— Прощай, и удачи, — попрощался Мигель Анхель Ба-эс-Диас.

И поехал назад, в направлении города, по-прежнему с погашенными огнями. Оставшись один под свежим ветром, — волны разбивались совсем рядом, в нескольких метрах, и он чувствовал их брызги на лице и на голове, там, где волосы начинали редеть, — Антонио смотрел, как машина удалялась и пропадала в ночи, где мерцали далекие огоньки города с его ресторанами, наверняка набитыми публикой. Мигель Анхель выглядел уверенным, Значит, никаких сомнений: приедет. И в этот вторник, 30 мая 1961 года, он исполнит наконец клятву, которую дал в своем родовом поместье Мока в присутствии отца и братьев, свояков и своячениц четыре года и четыре месяца назад, 7 января 1959 года, в день, когда похоронили Тавито.

Он подумал, что «Пони» совсем близко, и вот бы сейчас глоток рому и много льда, и посидеть бы на высоких плетеных табуретах, как столько раз они сидели в последнее время, и почувствовать, как спиртное ударяет в голову, и отвлекает, и отдаляет от Тавито и от той тоскливой тревоги, ожесточения и лихорадочного нетерпения, во что превратилась его жизнь после подлого убийства младшего брата, самого ему близкого, самого любимого. «И особенно после того, как сочинили гнусную ложь, чтобы убить его еще раз», — подумал он. Он медленно вернулся к «Шевроле». Совсем новый автомобиль, Антонио привез его из Соединенных Штатов и отдал в мастерскую, чтобы форсировали двигатель и как следует отрегулировали, объяснив, что ему, как землевладельцу и управляющему лесопильней в Рестаурасьоне, на границе с Гаити, приходится много разъезжать, а потому требуется машина скоростная и особо прочная. Вот и настал момент испытать этот «Шевроле» последней модели, способный благодаря регулировке цилиндров и двигателя развить за несколько минут скорость до 200 километров, чего не в состоянии сделать автомобиль Генералиссимуса. Он снова сел рядом с Антонио Имбертом.

— Кто приезжал? — спросил с заднего сиденья Амадито.

— О таких вещах не спрашивают, — процедил еле, слышно Тони Имберт, не оборачиваясь на лейтенанта Гарсиа Герреро.

— Теперь это уже не секрет, — сказал Антонио де-ла-Маса. — Приезжал Мигель Анхель Базе. Ты прав, Амадито. Что бы то ни было, он поедет сегодня в Сан-Кристобаль. Опаздывает, но планов наших не сорвет.