Иван Кузмичев - Сборник "Поступь империи"
Будни правителя.
Конец мая 1707 года от Р.Х.
Рязань.
Алексей Романов – Иван Пестерев.
Два часа назад передо мной появились бумаги по выпускнику семинарии будущему дьяку Варфоломею, которому со дня на день должно исполниться двадцать три года. Но только сейчас, вечером, когда череда жалоб и разнообразных донесений о делах вверенных мне земель иссяк я смог блаженно откинуться на кресле и взять в руки желтый пергамент.
Аккуратные буквы старорусского алфавита медленно складывались в слова, доводя до моего разума смысл всей этой записи, по оному семинаристу. В них говорилось о том, что «сей вьюноша, проявлял незаурядные способности в богословии и речах», то есть был первоклассным оратором, если перевести на наш язык, плюс ко всему у него имелся один грешок. С одной стороны не то чтобы грешок, но вот с другой… с таким недостатком ему не достичь высот в иерархии церкви, какими бы задатками он не обладал. Этим недостатком являлось недовольство на нынешнюю, как бы это сказать, пропаганду священнослужителей. И мне если честно не совсем понятны мотивы главы церкви, который терпит этих недовольных, да еще к тому же и талантливых будущих священников. Даже мне известно, к чему приводят неурядицы в такой структуре, как церковь – к реформам! А ведь всем известно, что реформы в церкви это кровь людей, а большие реформы церкви это гибель целых поколений!
«Что ж думаю, мы не станем искать славы первых раскольников Руси, точнее, современных раскольников, нам просто нужен человек с не зашоренным взглядом на свои недостатки, разбирающийся в таком темном деле, как человеческая душа,– откладывая последний лист отчета, подумал я».
«Пожалуй, с этим Варфоломеем я должен побеседовать как можно скорее, а уж потом дальше двигаться, хотя все нынешние приготовления необходимо уже заканчивать…».
Разобравшись с неотложными делами, я отправился в Москву, решать и без того отложенные на непозволительный срок проблемы. Компанию мне составил вместе Михаил, по дороге рассказывая о своих путешествиях по Руси. Что и говорить, много их у него было, отец все же не абы кто! Вот только был один большой минус – дороги. Дороги на Руси-матушке… хм… их тут вообще нет!
«Насобирав шишек» в свою первую поездку в Рязань я отказался от большого кортежа и карет, сделав ставку на скорость коней. Но вот только я не учел одного, форс-мажорного обстоятельства. Ночью, перед поездкой прошел неслабый ливень, и теперь колея дорог представляла собой трясину грязи, смешанную кое-где со щебнем. И это в середине мая! Да, дела, а я то думал, что историки приукрашивают одну из двух главных бед Руси, ан нет и, правда ужас Наполеона таким и оказался.
Так что, выехав в середине недели, я смог добраться до своей московской обители только через пару дней, весь вымотанный и обозленный на себя и весь белый свет. Хорошо, хоть Миша скрашивал по пути те часы постоянной тряски в седле, которые по-прежнему были для меня испытанием не из легких, иначе я точно кого-нибудь бы загрыз.
Как бы то ни было, преодолевая препятствия и собственную лень, я на следующее утро все же добрался до кабинета епископа, наверное, по недоразумению названного одним из прислужников кельей. Пройдя внутрь светлой комнаты, я заметил сидящего за столом маленького мужчину с полностью седыми волосами, увлеченно строчащего пером на бумаге какие-то заметки. Услышав, что кто-то вошел старик поднял свои серые глаза и, улыбнувшись, указал рукой на стоящий возле стола стул, обитый кожей.
-Присаживайтесь, Ваше Высочество,– сказал Иерофан.– Не буду скрывать, мне очень интересно узнать, что привело вас в мою скромную обитель?
-Спасибо,– вежливость никогда не бывает лишней, вот только надо знать грань между ней и лизоблюдством.– Ну что вы, епископ, неужели я не могу просто прийти к вам для беседы?
-Мне много что говорили о вас Ваше Высочество, и дьяки и служки, хорошо ли, плохо, не столь это и важно,– внезапно сказал старик, глядя на свои руки.
-И каково же ваше заключение обо мне, ваше высокопреосвященство?– внимательно посмотрел я на епископа.
-Не знаю, правда, не знаю, но надеюсь узнать сегодня же, после нашего разговора с вами,– улыбнулся старик.
-Ну, коли так, то можно и начать,– согласился я с ним.– И скажу честно, я не ожидал, что наша встреча состоится так скоро, думал еще пару деньков у меня есть…
-Почему же?– искренне удивился епископ Иерофан.
-Мне кажется у иерархов церкви много дел и без меня,– ответил я как можно почтительней.
И судя по искорке мелькнувшей в серых глазах епископа, ответ я дал более чем правильный, вот только надо еще и разговор поддержать в том же духе. Задачка.
-Ты прав, царевич Алексей, дел у нас много. Но для верных детей Божьих можно сделать и исключение, тем более что таких визитов давненько у меня не было,– с неким сожалением сказал Иерофан.– Остальные дела подождут…
-Я не хотел бы вас отвлекать от более насущных вопросов, но мое дело, если конечно моя просьбу можно так назвать, имеет большое значение для меня,– решив форсировать беседу, минуя получасовую беседу о пустяках, мне пришлось сразу же раскрыть «пару карт».
Пусть пара пунктов сразу перепадет к епископу, главное, чтобы его условия не были кабальными, а то, что мы сможем договориться, у меня уже сомнений не было.
-Интересно, а в чем ваша просьба заключается, Ваше Высочество?– приподняв брови, спросил Иерофан.
-Мне нужен молодой священник, для того, чтобы преподавать богословие, в открывающейся под Рязанью школе,– ответил я.
-Всего-то? А мне уж показалось…– удивился епископ.– Так в чем же дело? Вы могли просто написать главе семинарии, и он сразу, как только смог выслал бы к вам учителя.
-Дело в том, что мне не нужен любой учитель, мне нужен только один единственный,– нахмурившись, ответил я Иерофану.
-Ах, вот как,– прошелестел едва слышно голос старика.– И кто же сей служитель Божий, на кого пал твой выбор, сын мой?
-Выпускник семинарии этого года Варфоломей.
-Неисповедимы пути господа, но его уже назначили дьяком в одну из деревень на Урале…
-Но мне он нужен, ваше высокопреосвященство, очень нужен,– продолжал я настаивать.
-Даже не знаю, как помочь тебе, Ваше Высочество, трудно дело сие, очень трудно…
-Давайте сделаем так, ваше высокопреосвященство: вы помогаете мне в этом пустячном деле, а уж моя помощь, будет, по меньшей мере, щедрой…– многозначительно посмотрев на епископа, прервал я Иерофана.
-Что ж, раз вы Ваше Высочество говорите столь открыто, то и мне позвольте быть с вами до конца честным. Деньги они конечно всегда нужны церкви, но есть кое-что много важней этих желтых кругляшей, к примеру, хорошие дружеские отношения…– так же многозначительно посмотрел на меня епископ.
«Старый хрыщ! Нет бы, деньгами довольствовался! Теперь придется во что-то впутываться, не просто же он так от золота то отказывается! Эх, все равно придется соглашаться,– мысленно ругнулся я на него».
-Хорошо, ваше высокопреосвященство, думаю, мы поняли правильно друг друга, и впредь станем хорошими друзьями,– вставая, поцеловал я протянутый мне епископом крест.
-Ступай с Богом, сын мой, и больше не думай о своем деле, оно решится,– осеняя меня крестом, ответил Иерофан улыбаясь.
После посещения епископа у меня оставалось еще половина свободного дня, который не хотелось тратить на пустые и ненужные дела, хотелось сделать что-то полезное и нужное. Вот только что? Да, вопрос, и на него нет ответа.
Приехав во дворец, я немного расслабился, позволив сбросить самому себе малую часть того напряжения, которое скопилось во мне за последнее время. Однако долго сибаритствовать мне не дал Михаил, вернувшийся из, отчего дома с радостной вестью. У него родилась сестренка.
-Отдыхать надо уметь так, кажется?– усмехнулся я спустя пару часов, наблюдая за тем, как Миша вместе со своим теской Михаилом Нарушкиным, капитаном моих гвардейцев пытается вытащить пробку из принесенного слугами бочонка заграничного вина.
Правда надо отдать должное, в этот раз им удалось не опрокинуть оный сосуд и не пролить большую часть его содержимого.
-Ик!– подтвердил мои слова новоявленный братик.
-Есть!– с тяжелым хеканьем выдохнул капитан, поднимая в руке пробку бочонка.
-Да, видимо сегодня больше никаких воспоминаний у вас, господа, точно не останется,– мои едва слышные слова потонули в здравицах двух собутыльников.
«А я чем хуже? Ведь надо отпраздновать первую свою победу! Пусть она маленькая, но есть же!– внутренний голосок шелестел, будто весенняя листва, разгоняющая тоску зимы».
Рано утром, по привычке вскочив с восходом солнца, я попытался совершить свой обычный моцион, но, резко встав с постели, даже не разобранной, как положено, схватился за голову, чувствуя, как она «раскалывается» на две жутко больные половинки.
