Андрей Жвалевский - Время всегда хорошее
– Кравчук? – удивилась русица. – Ну… Давай, раз ты такая смелая.
Сушка рывком поднялась из-за парты и бросилась к доске. Наверное, боялась, что смелость выветрится.
– Вы должны были выучить… – начала училка, но Снежана не дала ей договорить.
– «Унылая пора! – выпалила она, как будто в чем-то обвиняла русицу. – Очей очарованье! Приятна мне твоя прощальная краса!»
Училка даже отодвинулась подальше от Сушки, которая то ли стих читала, то ли поднимала солдат в атаку под пулеметным огнем. Весь класс от комиков оторвался – так энергично Сушка произносила бессмертные строки великого поэта. Я уже был готов пережить второй за день триумф, но на строке «И редкий солнца луч, и первые морозы» Снежану вдруг заклинило.
Она трижды начинала строку, но до «морозов» добраться не могла. То на «солнце» споткнется, то на «луче».
– И отдаленные седой зимы угрозы, – завершила русица.
Сушка отпустила голову и, кажется, была готова разреветься. Хотя вряд ли. Насколько я успел ее узнать, реветь Сушка не умела. Скорее уж сломать что-нибудь. Или рявкнуть на учительницу.
Но рявкать не пришлось.
– В целом на шестерочку, – задумчиво сказала русица. – Плюс балл за отвагу. Итого семь. Садись.
Снежана юркнула за свою парту, как хорек в норку. Руки у нее ходили ходуном, но она нашла в себе силы победно улыбнуться.
Оля, 1980 год
На следующий день Женя пришел в школу без галстука. Некоторые шарахались от него, как от чумного, в коридоре школы на него показывали пальцем. Быстро же тут слухи распространяются, а ведь они языком трепят, а не объяву пишут. Это ж сколько говорить нужно! Как у них язык не отваливается?
Со мной тоже странно стали общаться. Было несколько дурных девиц во главе с Барби Красноперкиной, которые перестали меня замечать и, гордо задрав головы, проходили мимо. Вид у них при этом был такой важный, что смотреть на них без смеха я не могла.
А у остального класса я начала пользоваться непонятной мне популярностью. Ко мне стали меньше лезть с глупыми вопросами, перестали трогать по пустякам. Зато просто подходили и здоровались. Даже мальчишки, которые раньше в лучшем случае дергали за волосы.
После первого урока Женя тихонько подошел ко мне и под партой сунул в руки непонятный сверток. Буркнул:
– Это тебе! – и быстро сбежал.
Я немного подержала сверток в руках, понюхала. Пахло вкусно. Тогда я медленно стала его разворачивать. Запахло так, что аж слюнки потекли. В бумажном пакете лежали совершенно умопомрачительные пирожки. Я откусила кусочек. С яблоками. Свежие… Я аж зажмурилась от удовольствия, никогда в жизни такой вкусноты не ела.
Рядом со мной немедленно возникла Ирка.
– Что жуешь? Мммм… Как пахнет! Угостил кто-то?
– М-м… – я не в силах была разжать рта. – Веня.
– Кто?
– Ве-ня, подавди, провую. Женя угостил.
– И ты взяла? – возмутилась Ира.
– А что, не надо было?
– Как ты могла? Он же теперь не пионер!
– Ну и фто? – спросила я, запихивая в рот очередной пирожок.
– Ну и то! – парировала Ирка и посмотрела на меня так, как будто переспорила.
– Что то? – спросила я. – Что ты за бред говоришь? Вы же сами его исключили, причем несправедливо.
– Как несправедливо? – взвизгнула Ира.
– Так, несправедливо.
Я не заметила, а вокруг нас уже стали собираться одноклассники.
– Оля-а-а, – захныкала Ира, – мы же подру-у-у-ги, ну почему ты со мной так разговариваешь?
– Как так? Что опять не так? – честное слово, разозлилась я жутко. – Достали меня эти ваши уси-пуси и шу-шу-шу по углам!
Мальчики заржали, у Ирки задрожали губы, а мне уже было все равно.
– То же мне, друзья, называется! Как списать, так у Архипова, а как голосовать, так за исключение. Свиньи!
– Между прочим, Оля, если ты будешь продолжать себя так вести, то мы и тебя исключим, – пропела Красноперкина.
– Да пожалуйста! – сказала я.
А про себя подумала, что эти их пионеры мне совершенно до фонаря. Я тут задерживаться не собираюсь, вот найду все ключи – и домой. А там всем глубоко фиолетово, откуда и за что меня исключили.
Красноперкина поджала губы и сообщила Ире.
– А ты, Воронько, подумала бы, с кем дружишь. И с кем за одной партой сидишь.
– Куда ж я пересяду, – пролепетала Ира.
– Я один сижу, – сказал Архипов.
У Ирки в глазах такой страх образовался, что я, не думая, собрала вещи и пересела к Жене за парту.
Тут в класс влетела математичка, и все затихли. Оказывается, звонок на урок был уже давно.
Первую часть урока мы сидели тихо и старались друг на друга не смотреть. Потом я не выдержала и прошептала:
– Женя, спасибо, очень вкусные пирожки.
– Пожалуйста, – ответил Женя. – Это бабушка пекла.
– Я никогда таких не ела…
– А больше никто таких и не печет! – Женя аж раздулся весь от гордости. – Я ей рассказал вчера про то, как ты за меня вступилась. Бабушка специально для тебя их и напекла. Просила передать.
– Спасибо…
– Архипов и Воробьева! Прекратить разговоры! Воробьева, через минуту проверю решение 532-го примера.
Я в ужасе окаменела, но Женя спокойно пододвинул ко мне листик с решением.
– Перепиши, – сказал он одними губами.
Я кивнула и стала переписывать. Удивительно, но я даже понимала, что пишу.
Витя, 2018 год
Всю неделю я вел «Кружок любителей говорения», как я его сам для себя называл.
К нам постоянно прибивались одноклассники – по одному, по два. Ястреб тут же взял на себя руководство и наладил порядок приема в кружок. Каждый новенький должен был рассекретить свой ник и рассказать что-нибудь мне – по моему выбору.
Я все больше склонялся к мысли, что никакой это не полигон и меня просто переместили в будущее. Правда непонятно, почему мне об этом ничего не сказали.
Потом Ястреб и Сушка на правах старожилов начинали учебный процесс. Мы играли в «Города», «Съедобное – несъедобное», «Я знаю пять имен мальчиков»… короче, во все игры, где нужно говорить. К концу недели я даже заметил, что Ястреб полностью стал командиром, хотя иногда он спохватывался и спрашивал у меня: «Правильно, Витя?» или «А теперь скороговорки, да?». Но я не обижался. Все равно было приятно, что это я все начал и благодаря мне наш класс бодро шел к экзамену. Каждый день то один, то другой член нашего кружка поражал учителя тем, что сам вызывался к доске и добросовестно пытался отвечать на вопросы. Получалось у всех по-разному: кто-то через пару дней начинал тараторить без запинки (обычно этим отличались девчонки), кто-то надолго зависал, у кого-то успехи чередовались с неудачами. Но в целом прогресс был налицо.
Но больше всех нашему кружку радовались не учителя, а родители. Каждый вечер к нашему дому съезжались машины, чтобы забрать кружковцев по домам. Сначала это были короткие визиты: «Ну как, они уже закончили?» – «Да, можете забирать». Потом мама стала предлагать чаю, и некоторые родители соглашались. А в пятницу вечером мама устроила настоящую вечеринку, или, как она сказала, «фуршет».
Мы, честно говоря, в тот раз здорово заигрались. Сушка научила нас игре «Крокодил», в которую когда-то играли ее папа с мамой. Игра простая, но очень смешная: один человек молча показывает остальным какое-нибудь слово или фразу, а все угадывают. Мы так хохотали, что не сразу обратили внимание на часы – а там, между прочим, было уже начало десятого.
Мы отправились на розыски взрослых. Все они нашлись в большой комнате на первом этаже – и веселились не хуже нашего. Нет, в «Крокодила» никто не играл, родители просто общались, но лица у них при этом были очень довольные. На кушетке папа и какой-то незнакомый мне дядя играли на гитарах (я даже не знал, что у нас есть гитара, тем более две!). Две тетеньки звонко пели-распевали:
– Попробуй «м-м-м», «м-м-м», попробуй «джага-джага»…
Мама ловко перемещалась между гостями с бокалом вина в руке и была самой счастливой из всех.
Заметив меня, она весело вскинула бокал вверх. Это заметил дяденька, который играл с папой на гитаре, резко остановился и завопил:
– Тост! Внимание всем – тост!
Ему пришлось еще немного покричать, чтобы окончательно завладеть общим вниманием, потом он схватил бокал и провозгласил:
– Предлагаю выпить за виновника сегодняшнего праздника – за Виктора Александровича Шевченко!
И все грянули такое дружное «Ура!», как будто до этого долго его репетировали. От удовольствия я начал покрываться красными пятнами, а когда «Ура!» подхватили и мои одноклассники, вообще превратился в бурак и убежал прятаться.
Вышел, когда все уже разъехались. Мама тут же сгребла меня в охапку и принялась целовать.
– Какой ты у меня молодец! Я тысячу лет так не общалась! Мы же с этими людьми так близко живем – и ни черта о них не знали! Но теперь будем каждую пятницу так собираться.
От мамы пахло духами, вином и таким счастьем, что я вжался в нее покрепче. Хотел на всю жизнь пропитаться этим запахом.
