Марк Леви - Следующий раз
– Лесом, скорее! Они уже близко!
Кучер щёлкнул кнутом, экипаж объехал дерево. На тополе не было ни одного листочка. Лето умерло, едва родившись. До слуха Джонатана донёсся сквозь шум ливня незнакомый голос: «Скорее, поторопитесь!»
Джонатан с трудом оторвал взгляд от двора. В библиотеке тоже всё стало совершенно по-другому. Дальняя дверь, выходящая в коридор, резко распахнулась, Джонатан увидел две фигуры, бегущие на второй этаж. Одна держала под мышкой большой свёрток. Джонатан знал, что через несколько секунд ему станет нечем дышать. Он сделал глубокий вдох, изо всех сил борясь с растущим оцепенением. Отступил всего на шаг – и дурнота тут же прекратилась. Перед ним по-прежнему стояла Клара, он находился в нише, у дверцы.
– Опять началось, да? – спросила она.
– Да, – кивнул Джонатан, восстанавливая дыхание.
– Со мной тоже так бывает. Какие-то видения… – пробормотала она. – Это происходит, когда мы с вами касаемся друг друга.
От этого признания непонятность происходящего только усугубилась. Пристально на него посмотрев, она ничего больше не сказала и вошла в маленький кабинет.
В центре комнаты стоял мольберт. Клара сдёрнула с холста покрывало – и настало мгновение, о котором столько грезил Джонатан. Глядя на картину, он не верил собственным глазам.
6
На холсте навечно застыла, повернувшись к миру спиной, молодая женщина. На ней было темно-красное складчатое платье. Такого оттенка красного цвета Джонатан никогда ещё не видел. Он осторожно, кончиками пальцев дотронулся до холста. Картина превосходила красотой все, что он был способен представить. Прежде всего поражала её тема: Владимир отступил от всех правил, которым раньше неуклонно следовал; и этот неописуемый красный цвет! Недаром художник по старинке сам размельчал и смешивал краски.
Трезвым размышлениям эксперта мешало опьянение восторга. Расположение против света было выполнено в современной манере. Это была не вибрация света, а точное изображение, освоенное художниками гораздо позже, уже в XX веке. Синеватый тополь на заднем плане и изумрудно-зелёное небо предвещали пришествие фовизма. Джонатан убедился, что раньше не представлял себе всей силы таланта своего любимого художника. Владимир не принадлежал к определённому времени. Эта картина была совершенно беспрецедентной, её не с чем было сравнить.
– Ты сделал это, старина! – прошептал он. – Ты создал свой шедевр.
Много часов подряд он не сводил глаз с «Молодой женщины в красном платье». Клара ушла, чтобы не нарушать трепетное молчание долгожданной встречи художника с историком его творчества.
Она не появлялась в кабинете всю ночь и вошла туда только на рассвете. Поставив на письменный стол поднос, она раздвинула занавески, приоткрыла окно, впуская свет. Джонатан смежил веки и потянулся. Сев за столик напротив Клары, он налил ей чаю. Они долго смотрели друг на друга, ничего не говоря. Наконец он нарушил это многозначительное молчание.
– Как вы собираетесь с ней поступить?
– Это в немалой степени зависит от вас, – ответила она, выходя.
Он уже знал, что картина, которую он всю ночь изучал, принесёт наконец Рацкину заслуженное признание. «Молодая женщина в красном платье» поставит его в один ряд с самыми знаменитыми его современниками. Отныне выставлять картины Рацкина будут стремиться все ведущие музеи мира: нью-йоркский Метрополитен, лондонская галерея Тейт, парижский Орсе, мадридский Прадо, флорентийская Уффици, токийский Бриджстоун… Джонатан вспомнил Питера: тот первым делом поинтересуется, кто назначит победную цену и повесит картину в своём музее? Он достал мобильный телефон, набрал номер Питера и оставил на его автоответчике такое сообщение.
Это я. У меня новость, я хочу разделить её с тобой. Я стою сейчас перед картиной, которую мы так настойчиво искали. Можешь мне поверить, она превосходит все мои ожидания. Она превратит тебя в счастливейшего из всех аукционных оценщиков, в объект всеобщей зависти…
– Есть одно небольшое «но», – произнесла у него за спиной Клара.
– Вы о чём? – спросил Джонатан, кладя в карман трубку.
– Вы под таким сильным впечатлением, что пропустили немаловажное обстоятельство.
Она протянула ему руку, чтобы подвести к мольберту. Они вовремя переглянулись, и она спрятала руку за спиной. Джонатан ещё раз осмотрел картину Владимира. Когда ДО него дошла вся важность совершенной им ошибки, он вытаращил глаза, приподнял холст и изучил изнаночную сторону. Пропущенная деталь имела катастрофические последствия: Владимир Рацкин оставил свою последнюю картину без подписи!
Клара подошла к Джонатану и хотела положить руку ему на плечо, чтобы поддержать, но спохватилась и замерла.
– Не казните себя, вы не первый, с кем эта картина играет злую шутку. Сэр Эдвард тоже упустил эту мелочь, картина покорила его, как и вас. Идёмте, сколько можно здесь находиться? По-моему, вам не повредит небольшая пешая прогулка.
В парке она продолжила свой рассказ о художнике и хозяине галереи.
Болезнь быстро сгубила Владимира: он скончался, как только закончил свою «Молодую женщину в красном платье». Смерть друга подкосила сэра Эдварда. Терзаемый болью и гневом из-за того, что работы художника не ценят по достоинству, он спустя год рискнул собственной репутацией, заявив, что последнее творение Владимира Рацкина – одно из самых значительных живописных произведений столетия. В годовщину его смерти он устроил громкие торги и выставил на них эту картину. На его зов съехались крупные коллекционеры со всего мира. Накануне аукциона он извлёк картину из сейфа, где её хранил, чтобы отправить в зал торгов.
Только тогда он увидел, что картина не подписана. Слишком поздно: чудо яркого церемониала, задуманное ради прославления друга, обернулось против него самого. Все торговцы живописью того времени, все критики набросились на сэра Эдварда. В мире живописи он стал предметом осмеяния. Его обвинили в грубой, непростительной ошибке. Обесчещенный, разорённый, он бросил все свои имения и спешно покинул Англию, отправился с женой и дочерью в Америку, где умер спустя несколько лет в полной безвестности.
– Откуда вы все это знаете? – спросил Джо натан.
– Вы до сих пор не поняли, где находитесь?
Джонатан выглядел таким озадаченным, что Клара не могла не расхохотаться.
– Знакомьтесь: дом сэра Эдварда. Здесь художник прожил последние годы, здесь создал больше всего картин.
Теперь Джонатан увидел замок совсем другими глазами. Проходя под тополем, он попытался представить, как здесь сидел и работал художник. Он догадался, где Владимир устанавливал мольберт, трудясь над одной из любимых его картин, – пейзаж, открывавшийся с этого места. Теперь, как было известно Джонатану, эта картина экспонировалась в одном небольшом музее в Новой Англии. Имение окружала, насколько хватало взгляда, белая изгородь. Холм, красовавшийся на картине, казался в действительности гораздо ниже. Только опустившись на колени, Джонатан сообразил, что Владимир работал над этим пейзажем сидя, а не стоя. Клара ошиблась, должно быть, в хронологии: уже через два года после переезда сюда Владимир был, судя по всему, очень слаб.
Чудесный летний день начинал клониться к закату. Джонатан и Клара вернулись в дом.
Следующие несколько часов Джонатан провёл в кабинете. Вечером он нашёл Клару на кухне. Появившись бесшумно, он опёрся о дверной косяк и устремил на неё взгляд.
– Любопытно, что, размышляя, вы обязательно убираете руки за спину и щурите глаза. Вас что-то тревожит? – спросила она.
– Очень многое! Не найдётся ли поблизости таверны, где я мог бы угостить вас ужином? По пути туда я бы попытался поднять за рулём «моргана» свою репутацию водителя. К тому же я проголодался, а вы?
– Я умираю с голоду! – заявила она, бросая в раковину груду ложек и вилок. – Я поднимусь переодеться. Через две минуты я буду готова.
Она почти сдержала обещание. У Джонатана хватило времени всего на одну безуспешную попытку дозвониться до Питера и на открытие, что у его мобильного телефона напрочь сел аккумулятор, когда Клара позвала его из холла.
– Я уже!
Автомобиль мчался в неярком свете полумесяца. Клара накрыла волосы платком, спасая их от ветра. Джонатан вспоминал, когда он в последний раз ощущал такой же, как сейчас, избыток чувств. Он опять подумал про Питера: надо бы его предупредить, что «Молодая женщина в красном платье» не подписана. Он уже представлял себе выражение лица Питера; он заранее знал, какую работу придётся проделать, чтобы спасти друга. Необходимо было в считаные дни найти способ доказать подлинность картины, так сильно отличающейся от других произведений художника, якобы её написавшего…
Пусть любой мазок кисти значил для него не меньше, чем целая разборчивая подпись, отсутствие простой закорючки на холсте непременно вызовет в среде знатоков немало вопросов. Первым делом надо было определить, почему Владимир не подписал эту работу. Не потому ли, что изменил в ней двум своим железным правилам: никогда не пользоваться красным пигментом и никогда не изображать женщин? Если таковы были причины этой странной анонимности, значит, художник, сам того не зная, сыграл худшую из шуток с экспертом, который спустя сто тридцать с лишним лет попытается донести до сознания мира величие его творчества, – а значит, он сыграл шутку и с самим собой.
