Икар из Пичугино тож - Хилимов Юрий Викторович
Григорий Данилович Пасечник решал проблему травы по-своему, разбив на своем участке небольшую березовую рощу. Это было очень уместным, учитывая, что его дача находилась последней по левой стороне улицы, за которой начиналась подошва утеса. Казалось, что рощица эта — природного происхождения. Шесть деревьев повлияли не только на дачную флору Пасечника, но и на весь проезд. Особенно это ощущалось в начале лета, когда свившие на одной из берез гнездо соловьи устраивали свои ночные концерты.
Логиновы решали проблему сорняков при помощи денег. Хозяйский дом, гостевой дом, баня, бассейн, теплица, площадка для машин, а самое главное, выложенные плиткой дорожки — для сорняков здесь просто не было места. А для той травы, какая все же пробивалась, были руки двух сельчан, что раз в неделю приезжали сюда подработать.
Для Жанны вопрос травы не стоял вообще. Для этого были Евгений и те, кто приезжали к ней на семинары. На даче «У горы Меру» со временем сформировалась «традиция благодарности», в соответствии с которой гости не только подносили к алтарю цветок и фрукт, но еще занимались и трудом.
Тяжелее всего приходилось Плакущевой. Ей одной было очень сложно содержать такой большой участок, хоть она и всячески пыталась хорохориться. Если бы не подруги, Вере Афанасьевне пришлось бы особенно худо. Впрочем, ее удивительный врожденный оптимизм позволял не замечать сорной травы, а если вдруг женщина и обращала внимание, то не расстраивалась.
Сергей Иванович и Елена Федоровна не любили праздность. Их невозможно было представить бездействующими в смысле физического труда. Сергей Иванович мог позволить себе поработать в библиотеке лишь в полуденную жару или поздним вечером, когда на участке нельзя было находиться по объективным причинам. То же самое относилось и к Елене Федоровне. В свободное от дачных дел время ей нужно было успеть приготовить обед или ужин, убраться в доме, навести порядок в кладовой и еще выполнить тысячу разных мелких дел. На сериалы, книги и разговоры с соседками выпадали редкие минуты утром или вечером, причем не каждого дня. С возрастом Елену Федоровну стала сильно раздражать деятельная пустота, именно поэтому в ее жизни теперь оказалось больше дачного труда и меньше телевизора и необязательных встреч. Вообще, в последние годы их круг общения с Сергеем Ивановичем заметно сузился. Мир Глебовых-самых-старших свернулся до семьи, до утеса, до дачи «Зеленая листва». Все остальное отныне не являлось необходимым. Празднование золотой свадьбы, собравшее многих действительно близких людей, обернулось настоящим бременем. «Мы с тобой совсем одичали», — признавалась мужу Елена Федоровна. «Это правда, — соглашался Сергей Иванович. — Но мне сейчас так нравится больше».
Дача была их необитаемым островом. Здесь находилось все самое ценное, самое важное для их жизни. Они все предусмотрели. Как Робинзон Крузо с корабля, так и они из огромного мира смогли перевезти сюда самые нужные вещи. И теперь можно было смело обитать на своем острове в этом бесконечном океане, ничего не страшась и не переживая о том, что что-то оказалось в спешке забыто на материке. Давным-давно они посмотрели «Дикаря» с Ивом Монтаном и Катрин Денев. Простенький фильм, легкий, но это так хорошо легло на их тогдашнее настроение, что непременно захотелось иметь свой необитаемый остров. Сергей Иванович даже подумал, что именно в поисках его он ездил по всем этим африкам и америкам, но только под конец жизни осознал, что Пичугино тож для них и есть тот самый остров, а другого и не нужно.
Что оставалось делать на острове? Только трудиться. Труд в «Зеленой листве» обрел статус настоящей религии, предельно точно отвечающей на вопрос «зачем?». Он отсек от будней все лишнее, фальшивое, умертвив на корню всяческие спекуляции про смыслы. Он вдохнул в действия подлинную осмысленность и настоящую свободу (а вовсе не рабство, как это могло показаться), подчинил жизнь природности, ее ясной логике и ритму. Он заставлял «возделывать свой сад», и тут, на даче, от буквальности этого императива бегали мурашки по коже, а еще от того, что благодарный сад приносил за это плоды.
Сергей Иванович и Елена Федоровна трудились на даче самоотверженно. И это нельзя было назвать иначе, как служением. Этот труд являлся заботой о земле в таком же точно смысле, что забота о внуках и детях, друг о друге. Глебовы прекрасно понимали, что без чего-то одного из этого круга все мгновенно утратит смысл, рухнет, рассыплется, а их остров уйдет на дно. Все держалось на этом труде. Вот поэтому они не переставали работать при любой погоде, и когда было лень, и когда невмочь — всегда!
Конечно, ухаживать за двенадцатью сотками в пожилом возрасте весьма непросто.
Марина и Вадим бывали здесь наездами. Их помощь приходилась весьма кстати, но на весь дачный сезон ее было ничтожно мало. Марина уговаривала родителей нанять помощников из близлежащей деревни, но те категорически отказывались от присутствия чужаков. Как умели, помогали внуки. Но много ли они могли?..
Сергей Иванович и Елена Федоровна безумно уставали. Уставали так, что не чувствовали ни ног, ни рук, ни спины. Непосвященному это все могло напомнить мазохово удовольствие или неотвратимую зависимость, в которую сначала кидаются без оглядки, а после — страдают от последствий. Было в этом даже нечто немного жуткое, по крайней мере, точно опасное. Как будто земля имела такое воздействие на человека, что по мере его старения тянула к себе все сильнее и сильнее, мол, «давай, наклонись ко мне поближе, а то ты стал уже подслеповат и глуховат, ведь я хочу кое-что шепнуть тебе на ушко». Такое притяжение вызывало подозрение. Оно заставляло быть настороже от того, что могло в любую минуту вдруг взять и навсегда утащить за собой вниз.
Елена Федоровна чувствовала это своим женским инстинктом и умела вовремя остановить себя и Сергея Ивановича, особенно Сергея Ивановича, который, как оказалось, не понимал той опасности, что скрывалась за заботой о земле. Он так увлекался подкормкой растений, поливом, борьбой с сорняками, возней с железками и прочим, что прекращал работу лишь после того, как получал хороший нагоняй от жены. «Сережа, у тебя уже вся футболка мокрая насквозь…. А ну хватит!» — ругалась Елена Федоровна. Может быть, не с первого раза, но это отрезвляло. Сергей Иванович доверял своей жене, потому что она, занимаясь каким-либо делом, никогда не забывалась в своем увлечении, не теряла голову, всегда сохраняя бдительность, особенно если дело было связано с безопасностью членов семьи. И все равно, когда она вот так его останавливала, он упирался, недовольно ворчал, но затем послушно шел в дом или в беседку.
Ругались ли они между собой? Ругались. Всякий раз это было похоже на вспышку, на разряд молнии. И это случалось на даче тоже, когда две глыбы не могли с первого раза договориться, где и на какой высоте должен висеть гамак или в какой цвет нужно выкрасить скамейку.
Трудовой календарь Глебовых — все равно что легендарная Гесиодова поэма. Во имя высшего неписаного порядка в нем один сюжет методично сменялся другим. Так было завещано предками, так повторялось из года в год и должно было передаться новым поколениям. Это шло из архаичных времен, где господствовали сплошные амбарвалии, терминалии, робигалии, цереалии, сатурналии… Для дачников с тех пор ничего не изменилось. Дача соединяла своих хозяев-хранителей с окружающим миром, заставляя пробуждаться в них природной сути. Она давала возможность прожить год так, как велел естественный ход вещей, завещанный еще древними языческими богами и не искаженный подмененными ценностями.
Весна — время посадки. Елена Федоровна почти не сажала никакой рассады сама, а все покупала на рынке у проверенных людей. Она не пускала землю в дом, не любила, когда в квартире пахнет землей. Вслед за своей интуицией Елена Федоровна усвоила понимание того, что в городской дом ни в коем случае нельзя переносить дачу, что эти два мира не должны перемешиваться, что лучше уж они сами будет бывать то там, то сям.
