Маша Царева - Красотка для подиума
Сама же я знала, что в школу ни за что не вернусь. И Николь меня полностью в этом начинании поддерживала.
– Правильно, нечего там делать, – со смехом сказала она. – Я ведь тоже бросила школу после девятого класса.
– Да? – Я обрадовалась этой новости. Похожая биография сближает.
– А зачем мне учить бесполезную химию и никому не нужную геометрию? – задорно рассмеялась она. – Лучше я разбогатею и куплю себе диплом. Любой, какой пожелаю…
Пролетел незаметно еще один год и…
И вот в полуподвальной просторной квартирке без мебели (только ворсистый ковер на полу да раскиданные по всему периметру разномастные подушки) я, шестнадцатилетняя, завороженно наблюдала за тем, как патлатый Митя-Витя священнодействует с щепоткой белоснежного порошка.
Его приятель, поэт, на самом деле оказался довольно успешным бизнесменом с легкой «дурнинкой». Несколько лет назад он, поддавшись моде, отправился в Индию – тогда вся богемная московская тусовка сменила излюбленную испанскую Ибицу на томный жаркий Гоа. Там-то поэт по имени Ратмир (Митя называл его на египетский манер – Ра) и познакомился с неким йогом, легко обратившим падкого на экзотические приключения бизнесмена в свою веру.
С тех пор Ра развлекался следующим образом: вставал в половине пятого утра, пил горький густой отвар из каких-то веселящих трав и потом полтора часа стоял в позе халасана (то есть в стойке на голове), нарушая сладкий предрассветный сон соседей пронзительными монотонными мантрами. Еще он писал стихи о карме и сансаре, на мой взгляд, бездарные. Впрочем, не мне судить – Мите-Вите они, судя по всему, нравились. Мяса он не употреблял, презрительно именуя котлетки «прессованными трупами», не курил и не пил. Но кокаин, похоже, отлично вписывался в его новые реалии. В этом удовольствии московский йог Ра отказать себе не мог.
– Каких красивых женщин ты привел, – сказал он вместо приветствия, глядя на меня в упор.
Взгляд у него был странный, тяжелый. Как у гипнотизера, который пытается внушить вам чувство легкого беспокойства. Полагаю, Ратмир долго репетировал перед зеркалом, чтобы научиться вот так вот, не моргая, смотреть на ошарашенного собеседника.
– Спасибо, – пробормотала я, протискиваясь внутрь.
За моей спиной неловко переминалась Николь. Я знала, что ее раздражает, если некто мужского пола оказывает внимание мне, игнорируя ее. Такой уж у моей подруги характер – ей во всем надо быть первой. Хотя, если честно, обычно так и получалось. Мужчины всегда предпочитали ее, как более яркую, остроумную, взрослую. Поэтому сейчас мне особенно польстило внимание странного поэта.
– Обувь только снимите, – сказал Ра, – все, что нужно, в комнате.
Под многообещающим определением «все, что нужно» скрывалась толстенная книга «Медитация и сакральный поиск эго», на которой и был аккуратной горочкой насыпан вожделенный порошок.
– Хороший стафф, – со знающим видом сказал Ра, причмокнув губами.
Вообще-то он был довольно симпатичным. Я и не ожидала, что у непромытого Мити-Вити в друзьях может оказаться такой роскошный мужик. Брюнет, чем-то напоминающий голливудского актера Джорджа Клуни, на вид лет сорок, глаза русалочьи, зеленые. Волосы длинные, собраны в хвостик. И в отличие от лохматых косм Мити-Вити чисто вымыты и блестят.
Николь он тоже понравился, я это сразу просекла. Мне стоило лишь посмотреть, как она пытается поймать его взгляд и какая загадочная полуулыбка блуждает при этом на ее безупречно красивом лице.
– А вы правда поэт? – с придыханием спросила она, тронув его за локоть.
– Все в этом мире относительно, – невпопад ответил Ра и отправился в кухню заваривать чай.
И мне почему-то понравилось, что ее красота не произвела на него особенного впечатления. В нашей паре Николь была явным лидером, я всегда тащилась на несколько шагов позади.
А Николь тем временем обратила царственное внимание на Митю-Витю.
– Ты давно с ним знаком? Мне кажется, я его где-то раньше видела.
Я снисходительно усмехнулась. Николь всегда делила людей на достойных ее общения и всех остальных. Ратмира она отнесла к первой группе, а вот тощий рокер был сразу же определен в более многочисленную, вторую. В его сторону можно было не стрелять глазами, с ним было позволительно небрежное фамильярное «ты».
Я была уверена на все сто, что никогда раньше Николь не встречала странного бизнесмена Ра. Им просто негде было пересечься.
– Не знаю, – пожал худыми плечами рокер. – Все, девки, готово! Кто первый? – Он кивнул на ровные полоски порошка.
– Я, – улыбнулась Николь.
Ее аккуратно причесанная каштановая головка склонилась над книгой. Краем глаза я заметила, что красивый носик моей подруги безошибочно потянулся к самой жирненькой кокаиновой полоске. Это показалось мне умилительным.
Наверное, кто-то счел бы наши отношения странными. Но я искренне любила Николь – причем именно те ее качества, за которые многие другие ее ненавидели. Мне нравилось ее детское стремление к лидерству. Я любила ее кокетливые уловки и даже получала странное удовольствие, когда наблюдала, как она уводит у меня из-под носа очередного кавалера. Мне было шестнадцать лет, а ей – двадцать два. Я ей невольно подражала, мне казалось, что общение с Николь делает меня более смелой.
Может быть, все дело в том, что у нас никогда не было серьезных конфликтов. Меня вполне устраивало теневое положение, я всегда была не из болтливых, и душой компании меня не назовешь. А на мужчин, за которыми так маниакально охотилась подруга, мне было попросту наплевать. В то время во мне еще не пробудился всепожирающий азарт хищницы, который заставляет нас, женщин, воспитывать в себе особенный сорт жестокости. Женская жестокость – разговор особенный.
Николь шумно втянула внутрь кокаиновую полоску. Когда она подняла ко мне лицо, на ее губах цвела теплая улыбка.
– Теперь ты, – она поманила меня рукой. – Ты же в первый раз, так?
Не знаю почему, но я ответила, что нет. Николь недоверчиво на меня уставилась, но промолчала – она-то считала, что секретов между нами нет.
С будничной улыбкой я приблизила лицо к книге. Что здесь может быть сложного – процесс вдыхания синтетической радости через нос давно во всех подробностях растиражирован голливудскими режиссерами. Одну ноздрю прижимаешь пальцем, другой втягиваешь кокс. На всякий случай я нацелилась на самую крайнюю полоску – так удобнее.
Прижав указательный палец к ноздре, я провела лицом вдоль тающей под моим дыханием полоски. Получилось не так уверенно и красиво, как у Николь, но Митя-Витя остался мною доволен – он похлопал меня по плечу и сказал: «Молодчинка!»
Нос онемел и вдруг перестал быть моим, как будто его обильно спрыснули каким-нибудь лидокаином. Я почувствовала, как замораживающая волна медленно захватывает горло, и покосилась на Николь – интересно, она чувствует то же самое?
В этот момент в комнату вернулся Ратмир с глиняным чайником и крошечными, похожими на наперстки, пиалками.
– Ничего к чаю нет, – извинился он, – я же не знал, что красавицы придут.
При слове «красавицы» он снова выразительно посмотрел на меня. И вдруг так тепло стало мне под этим пристальным взглядом, так уютно. Я почувствовала себя легкой и свободной, мое тело словно само собою отрывалось от земли, вернее, от вязкой толщи шерстяного затоптанного ковра, на котором мы все сидели. Я рассмеялась – просто так, без повода.
– О, нашу… как ее там… торкнуло! – радостно объявил Митя-Витя. – Кстати, как тебя зовут?
– Настя, – послушно ответила я. Я не обиделась, что он не помнил моего имени, в конце концов, мы были квиты.
– Анастасия, – задумчиво повторил Ра.
Этого Николь уже не могла вынести. Расправив плечи, она уверенно, как боевой дракон, пошла в атаку.
– Я тоже пишу стихи, – сказала она, проникновенно глядя в глаза Ратмира.
Я чуть не подавилась. Николь – поэтесса? Да большего прагматика, чем она, свет не видывал!
Но Ра не знал о том, что особа, так преданно глядящая на него снизу вверх, на самом деле даже не имеет представления о том, что такое романтика.
Мысленно я аплодировала актерскому таланту Снежной королевы. Я прекрасно знала этот невинный взгляд маленькой девочки, который так хорошо удавался Николь и безотказно действовал на всех мужчин. Даже на таких, как Ра.
– Вот как? – задумчиво спросил Ратмир. – Тогда, может быть, прочитаете что-нибудь из своего?
– Да, прочитай, малыш, – ожил вдруг Митя-Витя, – а я напишу на твои стихи песню. Мы попадем во все чарты. Круто, да?
Николь смерила его презрительным взглядом.
– Лучше вы мне что-нибудь почитайте, – сказала она так тихо, что всем пришлось задержать дыхание, чтобы расслышать ее слова, – у вас такой интересный взгляд. Вы меня загипнотизировали, и уверена, что ваши стихи… ваши стихи произведут на меня впечатление.
Я возмущенно закашлялась. Неужели никто из них не чувствует подвоха? Хотя откуда им знать Николь. Но меня интересовало другое – ей-то зачем понадобился этот Ра? Таких особ, как Снежная королева, не привлекает глубина взгляда, и на поэзию им плевать с высокой колокольни. Хотя я совсем забыла, что он богат. Может быть, она почувствовала в Ра слабинку, намек на некую марионеточность?
