Елена Колина - Предпоследняя правда

— Взять в дом чужого подростка с дурной наследственностью?! Она может оказать плохое влияние на наших девочек, — сказал Андрей Петрович. И значительно добавил: — У нас девочки. Дочки. Алена и Ариша.

— Спасибо, что напомнил, — усмехнулась Ольга Алексеевна.

Они лежали рядом, как сардины в банке: он на спине, и она на спине, на нем желтая пижама, на ней желтая ночная рубашка, оба с закрытыми глазами, и у обоих одеяло натянуто до плеч. На голове у Ольги Алексеевны цветастый чепчик с оборкой, из-под чепчика видны бигуди, и одно большое бигуди на весь лоб, чтобы можно было зачесать прядь наверх.

Ольга Алексеевна и Андрей Петрович были немного несоразмерная пара, не то чтобы красавица и чудовище, — Андрей Петрович был вполне привлекательным. Коренастый, ладный, мужичок-боровичок с твердым пивным животом, слегка одутловатым от проблем с почками лицом и тяжелым взглядом, — как говорила уборщица в райкоме, «серьезный мужчина». Но немного нашлось бы мужчин под стать Ольге Алексеевне.

Ольга Алексеевна была на редкость качественная женщина. Рост, разворот плеч, нестандартной длины и красоты ноги, широкие стройные бедра, наводящие на мысли о сексе… нет, не о сексе, а о брачных половых отношениях и обязательно следующих за ними родах.

«У моей Ольги Алексеевны на талии ни жиринки, грудь-бедра как у девушки…У нее еще кое-что как у девушки, как будто она не рожала близнецов», — однажды, подвыпив на 7 ноября, похвастался Андрей Петрович в мужской компании. Но когда первый секретарь Василеостровского райкома попытался на трезвую голову ему эти откровения напомнить, Андрей Петрович налился краской и заревел совершенно по-медвежьи: «Ты о блядях своих говори, а про Ольгу Алексеевну не смей!..» Но затем, придя в себя, — все же первый секретарь, человек равный ему по партийной линии, смягчил: «Ольга Алексеевна — это, понимаешь ты, святое». Первый секретарь Василеостровского райкома пожал плечами, — как скажешь, святое так святое.

Но что-то помешало ему представить, что в Ольгу Алексеевну можно безоглядно влюбиться, можно страдать, умолять. Она вовсе не партийная мымра, любит красиво одеться, на ней всегда хорошая обувь, но… Ольга Алексеевна как квартира в новом доме — все удобно, продуманно, ни одного кривого коридорчика, нелепого угла, но они-то и придают жилью обаяние и индивидуальность. На тонкий вкус, Ольга Алексеевна — женщина из толпы, ее лицо с правильными, но неопределенными чертами пресновато, и только одна черта помогает ей не слиться с толпой — темные, резко очерченные брови при очень светлых волосах. В общем, любоваться длинноногой Ольгой Алексеевной как статуей, как «девушкой с веслом» — да, а влюбиться, умолять — почему-то нет.

Очевидно, первый секретарь Василеостровского райкома был прав. За годы замужества никто не проявил к Ольге Алексеевне интереса. Конечно, Ольга Алексеевна была безупречно верной женой, с которой не пройдет даже легкий флирт, но все же почему — никто, никогда?

— У нас девочки, Алена и Ариша… — повторил Андрей Петрович и растроганно улыбнулся, как всегда улыбался, произнося «Алена и Ариша», и Ольга Алексеевна растроганно улыбнулась, будто оба услышали волшебную музыку.

Одиннадцать лет Андрей Петрович каждый день замирал в восхищении, глядя на своих близнецов. Девочки — близнецы, не двойняшки, а близнецы, были нисколько друг на друга не похожи, и обе прелестны, обе произведения искусства. Причудливая игра заблудившихся генов — его деревенская коренастость и безупречность Ольги Алексеевны объединились, и получились красавицы, статуэтки золотоволосые. Алена — улучшенная версия матери, ярче, плакатней, черные брови, золотые кудри, Ариша — прозрачная, с тонким личиком, чертами не похожа ни на мать, ни на отца, откуда-то в ней взялась эта ленинградская прозрачность, петербургская тонкость, как будто родилась не от своих родителей, а от Петербурга.

Андрей Петрович представил своих красоточек, солнышек, заинек, ласточек и заурчал от нежности, как довольный кот. У Алены вырезанные сердечком яркие губы, ярко-белые зубки. В Ленинграде белоснежные зубы редкость, у Ольги Алексеевны, ленинградской девочки, желтоватая эмаль, а у него белые, не поддающиеся никотину зубы, и Алена в него. Говорят, что Алена похожа на Мерилин Монро… Видел он фильм с Мерилин Монро, где мужики в теток переодеваются. Фильм глупый, а сама Мерилин Монро хоть и красивая тетка, но какое может быть сравнение с Аленой! У Монро этой только глазки-губки-кудри, а Алена — огонь, у Алены — характер…А фигура у нее в одиннадцать лет как у взрослой, скоро уже месячные пойдут… Ну, это не его епархия, тут пусть Олюшонок руководит.

У Алены фигура, у Ариши фигурка… Водитель его — он в искусстве разбирается, — сказал, что Ариша — вылитая головка Буше. Смешно, — Буше, фамилия как пирожное из «Севера». Посмотрел он на этого Буше, специально в Эрмитаже побывал и альбом в киоске приобрел… Ну что сказать?.. Не знает он никакого Буше и знать не хочет, он сам видит: девчонки все на одно лицо, а у Ариши — душа, Ариша единственная. Водитель — может, он и правда в искусстве разбирается, — но какое может быть сравнение!

Ариша — нежная травинка, как будто тень яркой Алены. Но если внимательней посмотреть, то неизвестно, кто лучше, Алена, красота неописуемая, или Ариша, нежность невыносимая. Только вот характер у Ариши подкачал, совсем не бойцовский характер. Ну, рядом с Аленой она не пропадет.

— Это мой дом, я тут прописан… — настаивал Женя.

— Ваш дом?! — возмутилась Надя.

— Да, мой! Не ваш, а мой! И мамин. Я вам паспорт покажу.

— Пьяница! — закричала Надя.

— Хулиганка! — отозвался Женя.

Ольга Алексеевна лежала неподвижно, двигалась только рука, только рука рефлекторно сжимала и разжимала край простыни, будто эспандер.

— Ты думаешь, Я хочу взять в дом чужого подростка с дурной наследственностью? — иронически улыбнулась Ольга Алексеевна.

Три дня Андрей Петрович и Ольга Алексеевна говорили об одном, молчали об одном, — девочку взять невозможно. И все уже было переговорено, но они все повторяли и повторяли одно и то же, приводили друг другу все те же аргументы, — почему именно невозможно, и сетовали на судьбу, устроившую им такую злую каверзу.

Вечером 8 января Андрей Петрович Смирнов получил телефонограмму: в 17.33 по московскому времени в Москве в поезде метро между станциями Измайловская и Первомайская прогремел взрыв, в результате чего семь человек погибли и еще тридцать семь получили ранения различной степени тяжести.

Поврежденный состав отбуксировали на станцию Первомайская, которая была закрыта для пассажиров, в газетах сведений о теракте не было, по телевизору тем более ничего не сказали, — ни к чему волновать народ.

— Информация о теракте не просочилась, в Москве, может, и ходят слухи, но в Ленинграде о теракте кроме партийного руководства никто не знает, — сказал Смирнов жене. — Так что ты смотри, если что услышишь, говори, что ты в курсе и ничего такого не было.

— Ну, конечно, я знаю. Но, Андрюшонок, как у нас может быть теракт?.. У нас!.. Неужели у нас такое возможно? Чтобы в метро поезда взрывали?.. — недоуменно повторяла Ольга Алексеевна. — И как теперь ездить в метро?

— У нас не может быть никаких терактов, — в который раз объяснил Андрей Петрович, — это трагическая случайность. Я тебе авторитетно говорю как коммунист — больше такое не повторится никогда. Это первый теракт в московском метро и последний. А насчет ездить в метро, — успокойся, это Москва, к нам этот взрыв не имеет никакого отношения!

8 января прогремел взрыв, а через два дня Ольге Алексеевне позвонила незнакомая женщина, — и оказалось, что взрыв ИМЕЕТ К НИМ ОТНОШЕНИЕ.

«Нет, ну какого черта ее туда понесло! В Москву, на станцию Первомайская!» — повторял Андрей Петрович. «Какое это теперь имеет значение», — терпеливо отвечала Ольга Алексеевна, стараясь не показывать свой ужас, не лить масло в огонь.

Во время взрыва семь человек погибли и еще тридцать семь получили ранения различной степени тяжести. Среди получивших ранения «различной степени тяжести» была сестра Ольги Алексеевны, нежно любимая Катька, — когда-то нежно любимая. Катька скончалась в больнице, и это немного снижало пафос — «скончалась в больнице» было больше похоже на просто умереть, чем погибнуть при взрыве.

Катьки уже так давно не было в их жизни, что сейчас, когда она совсем перестала быть, ее смерть не ощущалась ни как горе — никакого горя она не заслужила! — ни как даже просто изменение ситуации. Только как недоумение и обида — за что им такая напасть — чужой подросток с дурной наследственностью?!

Чужой подросток с дурной наследственностью была Катькина одиннадцатилетняя дочь Нина Кулакова, родная племянница Ольги Алексеевны.