Канта Ибрагимов - Седой Кавказ
Однако гениальный вывод был сделан: клад есть, и он принадлежит ему как потомственному наследнику.
Задолго до рассвета, под озабоченные вопросы матери, Албаст выехал вновь в Ники-Хита. Его интересовали находки кладбища. В сарае для похоронного инвентаря он действительно обнаружил много непонятных предметов древности. Здесь же встретил хранителя территории усопших. От щедрого вознаграждения Докуева старик много рассказал молодому односельчанину об истории находок. Правда, ничего путного не сказал. Покидая кладбище, Албаст невольно прочитал на одном из могильников: «Самбиев Денсухар – 1920-1972». Эта надпись почему-то обозлила его. Самбиевы стояли на пути к его счастью. Издали вдоволь налюбовавшись старым буком и наделом вокруг него, он поехал в город. Почему-то перед лицом стояла искривленная морда покойного Денсухара… И вдруг Албаста осенило, он вспомнил о расписках.
* * *Докуев Албаст имел два основных источника доходов: отец и мать. Зарплата в счет не шла – ее хватало на день-два роскошной жизни молодого повесы. Раз в неделю отец торжественно выдавал Албасту сто рублей. Финансирование матери было не столь регулярным, но более щедрым. Албаст умел приласкать Алпату, а когда надо и пригрозить чем-нибудь колющим, даже едким. Иногда он делал вид, что очень рассержен, и кричал на весь дом:
– Вон дочерям все покупаешь, транжиришь все средства на них, а нам ничего не остается. Унесут они все богатство в чужой дом, а ты на моей шее останешься, тогда посмотрим!
Примерно такого смысла монологи, только с разными вариациями, произносились раза два-три в неделю. Эта тирада подвергалась жестокой критике и встречала отпор матери и сестер. Но это была только первая реакция на будущую реальность. Позже, проанализировав все, мать одумывалась и раскошеливалась перед первенцем.
Это были легальные статьи дохода. А были и скрытые. Каждый день отец менял наряд. Как только он уезжал на работу, Албаст проверял содержимое накануне одетого костюма. Здесь «улов» бывал незначительный (зачастую и вовсе не бывало), но иногда везло крупно. Привычка лазить по карманам зародилась у Албаста еще во время учебы в интернате. Там этим занимались почти все. Став взрослым, он понимал недостойность поступка, но перебороть себя не мог.
Однако был еще и главный источник дохода. И Алпату и Домба имели помимо общей семейной кассы отдельные, скрытые друг от друга заначки. Иногда родители просто на ходу совали деньги куда попало и зачастую забывали о них. Албаст знал эти секреты дармового изобилия взрослых и умело пользовался беспечностью обеспеченных. Бывало, что отец или мать спохватывались и начинали искать пропажу. Но четверо детей искренне пожимали плечами, самый старший, едва слышно, попрекал отца в хмельном забытье, намекал, что пропил, а матери кричал:
– Вспомни, может, какие тряпки еще взяла сестренкам или на базаре, как в прошлый раз, украли?
Конечно, родители догадывались, что Албаст нечист на руку, но так как эти пропажи не были значительными в бюджете семьи, а главное, сын смахивал повадкой на них, они все это терпели, думая, что с возрастом Албаст одумается. Тогда родители еще не ведали, что их отпрыск обладает всеми секретами семьи, и более того, знает то, что родители друг от друга скрывали. Албаст знал, где хранятся ключи от замурованного в стене сейфа, он к тому же нашел под Кораном шифр кода секретного дипломата отца и наконец буквально на ощупь определил место под кроватью матери, где она, под половой доской, прятала драгоценности сестер. Именно там, под драгоценностями, нашел Албаст расписки Денсухара Самбиева.
Прошло ровно три года, как Самбиев умер, никто с тех пор не вспоминал о нем и тем более о его расписках, и вот теперь о них вспомнил старший сын Докуева, и не просто вспомнил, а выстроил целый план действий…
Албаст выждал момент и полез в тайник матери. Года два, может три, он сюда не заглядывал, не было надобности. Сердце билось в тревоге, а вдруг Алпату выкинула бумаги?… Все на месте, только количество драгоценностей увеличилось, а под ними, как подстилки, валялись бесценные, пожелтевшие от времени сырые листки.
«То, что на документах лежали золото и бриллианты, – хороший знак!- подумал Албаст. – И счастье, что их мыши не искромсали».
Ночью, при свете настольной лампы, он изучал историю взаимоотношений отца и его друга. Все расписки были написаны рукой Домбы, Денсухар только ставил прописью сумму, число и роспись. Хотя от лежалых листков и несло нафталином (отчего их не тронули мыши), Албаст скрупулезно стал их изучать, выписывая на отдельном листке суммы и даты.
Сын видел, как в ранних документах его отец дрожащей рукой, мелким почерком выводил позорный текст уплаты дани. Потом шрифт стал крупнее, размашистее, а текст и вовсе сократился, и под конец – дело дошло до того, что на весь лист всего два купеческих слова – «Самбиев Д. – должен», и внизу закорючками дата, сумма и жалкая роспись Самбиева… Когда Денсухара скрутила смертельная болезнь, система их отношений диаметрально изменилась: откуп за измену превратился в милостыню добродетеля. Этих подробностей Албаст, конечно, не знал, но что все это нечисто – проглядывалось. От всех этих расписок разило не только нафталином, но и какой-то могильной сыростью, мерзостью. Он жаждал их скомкать и выкинуть, как гадость, но что-то сильное, ощутимо позорное, низменное сдерживало его от этого верного по человеческому инстинкту порыва.
Когда на следующий день, высушив расписки в лучах летнего солнца на подоконнике, Албаст, тщательно их обернув, спрятал в свой тайник, он осязаемо почувствовал себя не только свидетелем неизвестного ему падения отца, но и его соучастником… Это тяготило его недолго. Просто на отца он стал смотреть по-другому, опустился он в его глазах. Однако это были эмоции, возникшие в сознании Албаста под впечатлением прочитанных благородных книг. Вскоре, вновь и вновь обдумывая план действий по захвату земельного участка Самбиевых, он понял, что Денсухар для Домбы не был другом, а скорее всего был недругом. И что между ними была какая-то пожизненная вражда, в результате которой его отец вышел победителем. От этого нового вывода Домба в глазах сына не возвысился, но как борца Албаст стал, по-Докуевски, уважать родителя. В конце концов, дальновидность Домбы неожиданно дала в руки сына мощные козыри в виде расписок. Теперь эти бумажки имели решающую, если не единственную, роль в плане, разработанном Албастом.
План, как и все гениальное, был прост. Албаст, через посредников (в этом качестве должны выступить заинтересованные старцы Ники-Хита и соседних сел) уведомляет Самбиевых, что их покойный глава семейства имел значительный долг, подтвержденный документально. Справедливое требование Докуевых вернуть занятые средства. Разумеется, у нищих Самбиевых нет денег – «разве что продать своих вшей» (резюме Албаста), – вследствие чего им предлагается уступить свой земельный надел в счет погашения долга. В форме уступок гуманный Албаст может помочь им небольшой суммой денег для временного существования в связи с переездом. Также можно, в крайнем случае, отдать Самбиевым свой пустующий дом в Ники-Хита и земельный участок.
Если уважаемые старейшины не смогут решить проблему, Албаст перейдет на второй вариант плана. В этом случае будут подключены силовые органы Советской власти. К тому времени он наверняка уже будет первым секретарем обкома ВЛКСМ республики и ему будет сподручно решать любые задачи. Конечно, второй вариант нежелателен; он и затратен, и долог, и наверняка получит огласку. Но зато он действенен. Можно добиться своего на вполне «законных» основаниях. В крайнем случае можно добиться решения народного суда. И пусть на этом участке и нет, и никогда и не было никаких кладов, сам этот надел клад. Да и обязаны Самбиевы уплатить по долгам.
В целом план был разработан. Конечно, в нем много неясного, но это все должно решаться по ходу дела. Главное – известна стратегическая цель и есть средства, в том числе для подкупа муллы села и старейшин.
Для страховки и самоуспокоения Албаст пару раз дома упомянул о красочности надела Самбиевых и об их долге – на что Алпату только махнула рукой, а Домба даже сморщился.
Все было готово, и Албаст зачастил в Ники-Хита. Но к своему крайнему разочарованию обнаружил, что ни мулла, ни другие уважаемые «полунищие» люди небольшого села не пошли на сговор с ним. А мулла и вовсе выставил Докуева за дверь после предложенного вознаграждения. К удивлению истца, все подтвердили справедливость возвращения подтвержденного документами долга. Однако никто в этой выгодной сделке участвовать не пожелал, и более того, старцы пристыдили молодого комсомольского работника.
Тогда Албаст переключился на второй, более грубый вариант. Работники правоохранительных органов с энтузиазмом приступили к делу, правда, в три раза увеличили предложенный Докуевым гонорар. К тому же в эту сумму не входили издержки по судебной тяжбе, где также предполагались значительные взятки. Успокаивало лишь обещание работников навести такой страх и порядок, что до официального разбирательства дело никогда не дойдет.
