Бернард Вербер - Мы, Боги

Эти кентавры, херувимки, сатиры, все эти удивительные создания — возможно, бывшие ученики, которые провалились. Теперь они немы и не могут ничего рассказать. Остается вопрос: связано ли превращение с местом, где они потерпели поражение? Убежав в лес, Люсьен стал грифоном. Усчезнувший в потоке Франсис теперь сирена. Прошлое личности также должно играть роль, поскольку рядом с нами садится приветливая птица-лира с переливающимися крыльями и уже выводит мелодичные трели. Клод Дебюсси? Вот почему кентавры так спешат унести жертв. Чтобы мы не увидели их превращений и секрет остался нераскрытым.

Эдмонд Уэллс отважно гладит львиную гриву грифона, а тот не противится. Сирена рядом с Раулем продолжает издавать жалобные звуки.

Мэрилин тоже поняла:

— Рауль, — кричит она, — возьми эту сирену на руки. Это твой отец.

Сирена кивает головой. Рауль недоверчиво застывает на месте, а потом решается неуверенно подойти к этой женщине-рыбе, тянущей к нему руки. Ему трудно представить отца в этом существе с нежными женскими чертами, длинные мокрые волосы которого спадают на впечатляющие груди… Его отец — это существо, которое тянет его за руку к нам, чтобы он тоже участвовал в строительстве плота…

— Но, отец…

— Пение сирены велит ему слушаться.

— Твой отец знает, что делает, — говорит Фредди. — А что до нас, мы всегда тебе рады.

— Все мы, — подтверждает Мэрилин. — «Любовь как шпага, юмор как щит».

После недолгих колебаний Рауль повторяет вместе с нами старый девиз. Его хмурое лицо светлеет. Мы обнимаемся. Я счастлив вновь обрести друга.

Сооружение плота продолжается под внимательными взглядами грифона, сирены и птицы-лиры.

Когда в час утра встает второе солнце, наш чёлн готов. Мы спускаем его на воду и занимаем места. Мы движемся с помощью длинных веток, служащих веслами. Франсис Разорбак помогает, толкая плот крепкими руками и мощным хвостовым плавником.

А что другие сирены, спят? Легкое течение сносит нас вправо. Но с помощью весел мы не даем себя унести. Продолжая грести, мы следим за матовой поверхностью.

Из воды внезапно появляется рука. Я успеваю только крикнуть:

— Осторожно!

А из воды уже повсюду появляются женские руки, как внезапно выросшие кувшинки. Они хватают наши весла, тянут за них, пытаясь повалить нас. Большинство бросает ветки, чтобы не быть унесенными потоком. Рауль вынимает крест и устанавливает колесико D. Он стреляет в воду, но сирен больше не видно.

Франсиса Разорбака схватили две сирены, которые пытаются утянуть его на глубину, чтобы он не смог нам помочь.

Внезапно мы ощущаем движение под плотом. Они хотят нас перевернуть. Мы стреляем, но не можем их поразить. В конце концов из-за качки наш импровизированный плот переворачивается. И вот мы все в воде.

Я наглотался воды, прежде чем мне удается высунуть голову. Осматриваюсь, в каком направлении у меня больше шансов достичь берега. Ближе тот, от которого мы отплыли.

Мои компаньоны заняты тем же.

Сирены уже гонятся за нами. Одна из них хватает меня за пятку и сильно дергает. Я скрываюсь под водой. Я отбиваюсь.

В схватившую меня руку бьет молния. Сирена меня отпускает.

Кресты, когда они не в воде, действуют эффективно, и забравшаяся на дерево Мата Хари метко прицелилась.

— Поторопитесь! — кричит она.

Разряды бьют по рукам сирен. Они их не ранят, но из-за разрядов враждебные твари одна за другой отцепляются и с резкими криками выпускают добычу.

Задыхаясь, мы наконец достигаем берега, где танцовщица протягивает руку, чтобы помочь выбраться из воды.

— Спасибо, — говорю я ей.

— Не за что, — отвечает она. — Ваша идея была хороша, но я считаю, что нужно более устойчивое судно, чем плот, чтобы перебраться на другую сторону. У меня есть мысль на этот счет, но одной мне не справиться. Примете меня в вашу команду?

— Отныне можете считать себя теонавтом, — отвечает Эдмонд Уэллс.

Тем не менее я смотрю на Мату Хари с подозрением. Как давно она за нами следила? Как я ни стараюсь расшифровать выражение ее лица, я ничего не могу прочесть в ее ясных глазах.

35. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: ЗЕРКАЛО

Во взгляде другого человека мы прежде всего ищем собственное отражение.

Сперва это взгляд родителей.

Потом взгляд друзей.

Потом мы отправляемся на поиски единственного зеркала — ориентира. Это означает отправиться на поиски любви, но на самом деле речь идет скорее о поисках собственной личности. Любовь с первого взгляда часто означает находку «хорошего зеркала», которое отправляет нам хорошее отражение нас самих. Тогда стараются любить друг друга во взаимных взглядах. Волшебный момент, когда два параллельных зеркала отправляют друг другу приятные отражения. Впрочем, достаточно поставить два зеркала одно напротив другого, чтобы убедиться, что они отражают изображение сотни раз в бесконечной перспективе. Таким образом, находка «хорошего зеркала» делает нас множественными и открывает бесконечные горизонты. Какое ощущение мощи и вечности!

Но два зеркала не стоят на месте, они движутся. Двое влюбленных растут, становятся более зрелыми, развиваются.

Они были лицом друг к другу вначале, но даже если они развиваются в параллельном времени, они не обязательно движутся с одинаковой скоростью и в одном направлении. Они также не ищут постоянно одинакового отражения самих себя. И тогда наступает разрыв, момент, когда другого зеркала больше нет перед тобой. Это не только конец любви, но и потеря собственного отражения. Человек уже не находит себя во взгя-де другого человека. Он больше не знает, кто он.

36. СТАДИЯ ЗЕРКАЛА. 2 ГОДА

Я намыливаюсь, моюсь и избавляюсь от пота, как от пластиковой пленки. Мускулы горячие, в висках стучит, в сердце пульсирует кровь.

У нас не скучные дни. Вчера убийство, встречи, праздник, еще одно убийство, экспедиция, новые встречи… Сегодня мои первые шаги в качестве бога-ученика, открытие миниатюрного мира, уничтожение этого мира, встреча с самой красивой женщиной Вселенной, строительство плота, пересечение голубого потока, борьба с сиренами!

Наконец я вернулся домой.

В мою ванную.

Афродита…

Как будто один ее вид стер все остальное, страх, любопытство, желание встретить Великого Бога.

Афродита…

«Лучше, чем Бог, и хуже, чем дьявол»…

В моих ноздрях еще ее запах, на моей коже еще воспоминания о ней, в ухе ее нежное дыхание.

«Лучше, чем Бог»… Что может быть лучше Бога? Супер-Бог. Король богов. Мать богов.

Я должен записать все гипотезы, малейшую возможность решения. Я выхожу из ванной, вытираюсь простынью, беру книгу с чистыми страницами и записываю все, что помню.

Больше не думать об этом. Повернуться к чему-то другому.

Я включаю телевизор. Когда я был смертным на «Земле 1», только эта машина могла прервать водоворот моих мыслей.

Посмотрим, как там трое моих реинкарнирован-ных новорожденных.

Первый канал: маленькая азиатка (которая раньше была французом Жаком Немро) стала очаровательной девочкой двух лет. Это значит, что день на Олимпе соответствует двум годам там.

Ее зовут Юн Би и она живет в Японии. Не в Токио, а в маленькой современной деревне с высокими домами. Она неловко переворачивает стакан, который разбивается. Отец сердится, шлепает ее, ребенок начинает плакать. Тогда мать хватает ее и сажает в ванну, чтобы наказать. Она еще слишком мала, чтобы сама выбраться наружу. Она, однако, пытается это сделать, а потом сворачивается в комочек на дне.

В этот момент она обнаруживает зеркало, стоящее на эмалированном краю ванны. Она берет его, смотрит на себя и плачет еще сильнее. Выведенный из терпения отец приходит и выключает свет. Юн Би продолжает хныкать. В столовой мать упрекает отца, что он слишком строг с ребенком, но он возражает, что «это будет ей уроком». Родители ссорятся, и отец уходит в свою комнату, хлопнув дверью.

Второй канал: мальчика (который был бесстрашным русским солдатом Игорем) теперь зовут Теотим.

Он тоже ест, но с большим аппетитом. Он говорит, что не хочет больше риса и рыбы в соусе. Мать, однако, подкладывает ему еще, заявляя, что нужно есть, чтобы расти. Я доволен, что новая мать его не мучает, как те, что были в предыдущих кармах. Она не только его хорошо кормит, но и когда он худо-бедно все доедает, встает и покрывает его влажными поцелуями. Отца это не интересует, он читает газету. За окном я вижу море и синее небо. В целом декорации напоминают Олимп.

Мать приносит мороженое, потом конфеты.

Наевшийся досыта, Теотим вылезает из-за стола. Он хватает пластмассовый револьвер и начинает стрелять из него стрелами с присосками (реминисценция бывшего Игоря?). Внезапно он целится в зеркало, подходит к нему и начинает играть, угрожая своему отражению. Он стреляет.