Ивлин Во - Пригоршня праха

Когда они одевались к обеду, Тони спросил Бренду:

— Слушай, кто эта дама — такой нарочно не придумаешь.

— Милый, неужели она тебе не понравилась?

В голосе ее прозвучало такое неприкрытое разочарование и огорчение, что Тони был тронут.

— Ну, не то чтоб она мне решительно не понравилась. Просто такой нарочно не придумаешь, ты не согласна?

— Разве?.. О господи… у нее, знаешь ли, была такая жуткая жизнь.

— Это она мне дала понять.

— Тони, ну пожалуйста, постарайся быть с ней повнимательней.

— Постараюсь. Она что, еврейка?

— Не знаю. Я как-то об этом не думала. Возможно. Вскоре после обеда Полли объявила, что устала, и попросила Бренду посидеть с ней, пока она будет раздеваться.

— Оставим голубков наедине, — сказала она за дверью.

— Радость моя, по-моему, этот номер не пройдет. Знаешь, у старикана все-таки есть какой-то вкус и чувство юмора.

— За обедом она себя показала не в лучшем свете, правда?

— Если б она могла хоть минуту помолчать… и потом, за семь лет Тони успел ко мне привыкнуть. Контраст слишком разительный.

— Устала?

— Угу. Немного.

— А ты надолго кинула меня в пасть этой Абдул Акбар.

— Знаю. Извини, милый, но Полли так долго копается… Это было ужасно? Жаль, что она тебе так не понравилась.

— Она чудовищна.

— Надо быть снисходительным… у нее такие жуткие шрамы.

— Это она мне успела сообщить.

— А я их видела.

— И кроме того, я надеялся хоть немного побыть с тобой.

— А.

— Бренда, может, ты еще сердишься за то, что я тогда так надрался и обрывал тебе телефон?

— Нет, милый, разве похоже, что я сержусь?

— …Не знаю. Вроде бы да… Как прошла неделя — весело?

— Какое там. Очень много работы. Биметаллизм, сам понимаешь.

— А, конечно… ты, наверное, хочешь спать?

— Угу… так устала. Спокойной ночи, дорогой.

— Спокойной ночи.

— Мам, можно мне пойти поздороваться с княгиней?

— Она, наверное, еще не встала.

— Ну, пожалуйста, мам, разреши. Я только загляну и, если она спит, сразу уйду.

— Я не знаю, в какой она комнате.

— В Галахаде, ваша милость, — сказала Гримшо, которая выкладывала ее платья.

— О господи, почему ее туда поместили?

— Так распорядился мистер Ласт, миледи.

— В таком случае она скорее всего проснулась.

Джон выскользнул из комнаты и потрусил по коридору к Галахаду.

— Можно к вам?

— Привет, Джонни-лапочка. Входи.

Джон повис на дверной ручке, его то вносило в комнату, то выносило в коридор.

— А вы уже завтракали? Мама сказала, что вы, наверное, еще спите.

— Я уже давно не сплю. Видишь ли, я когда-то чудом осталась жива и после этого стала плохо спать. Теперь даже самые мягкие постели для меня жестки.

— Ого! А как это получилось? Вы в машине разбились?

— Нет, не в машине, Джонни-лапочка, вовсе нет… Но входи же. От двери дует. Смотри, у меня есть виноград. Хочешь? Джон вскарабкался на постель.

— А вы что сегодня будете делать?

— Еще не знаю. Мне не сказали.

— Так я вам скажу. Утром мы пойдем в церковь, потому что мне все равно надо идти, потом пойдем посмотрим Громобоя, и я покажу вам, где мы прыгаем, а потом вы можете посидеть со мной, пока я обедаю, я ведь обедаю рано, а потом мы можем пойти в Брутонский лес, а няню можно не брать, она там только пачкается, вы посмотрите нору, где мы нашли лису, прямо на опушке леса, она еще от нас чуть не сбежала, а потом мы вернемся и будем пить чай в детской, и еще у меня есть граммофончик, мне его дядя Реджи подарил, он играет «Как папа гостиную клеил», а вы знаете эту песню? Бен знает, а еще я вам покажу свои книжки и картину: я нарисовал битву при Марстон-Муре.[15]

— Звучит очень соблазнительно. Но тебе не кажется, что мне надо уделить внимание папе, маме и леди Кокперс?

— Да ну их… И потом это враки, что у леди Кокперс есть хвост. Ну, пожалуйста, побудьте сегодня со мной, ладно?

— Посмотрим.

— Она пошла с ним в церковь. Это хороший признак, верно?

— По правде говоря, Полли, не слишком. Он любит ходить туда один или со мной. Он потом судачит с деревенскими.

— Она ему не будет мешать.

— Боюсь, что ты не раскусила старика. Он куда сложнее, чем кажется на первый взгляд.

— Из вашей проповеди, ректор, я поняла, что вы знаете Восток?

— Да, да, я там провел почти всю жизнь.

— Восток полон неизъяснимого очарования, не правда ли?

— Пошли, — сказал Джон, дергая ее за пальто. — Нам надо еще посмотреть Громобоя.

И Тони вернулся с бутоньерками один. После обеда Бренда сказала:

— Почему бы тебе не показать Дженни дом?

— О, пожалуйста, покажите.

Когда они подошли к утренней комнате, он сказал:

— Бренда ее переделывает.

Там валялись доски, стояли стремянки, грудами лежала штукатурка.

— Ах, какой стыд, Тедди. У меня сердце кровью обливается, когда уничтожают старину.

— Мы редко пользуемся этой комнатой.

— И все равно… — она пнула ногой геральдическую лепнину, загромождавшую пол вперемежку с потускневшей позолотой и пыльной резьбой.

— Знаете, Бренда мне такой друг. Я не хотела бы говорить о ней плохо… но с тех пор, как я здесь, я не могу отделаться от мысли, что она не ценит этого дивного дома и не понимает, что он значит для вас.

— Расскажите мне еще о ваших злоключениях, — сказал Тони, уводя ее обратно к главной зале.

— Вы стыдитесь говорить о себе, правда, Тедди? Знаете, нехорошо замыкаться. Я ведь тоже была очень несчастлива.

Тони затравленно озирался по сторонам, высматривая, не придет ли ему кто на помощь; и помощь пришла.

— А, вот вы где, — сказал решительный детский голосок. — Пошли. Нам пора в лес. Надо торопиться — скоро стемнеет.

— Ой, Джонни-лапочка, а это обязательно? Я ведь разговариваю с папой.

— Пошли. Я уже договорился. А потом вам разрешат пить со мной наверху чай.

Тони уполз в библиотеку, рабочие сегодня отдыхали, и в ней вполне можно было жить. Два часа спустя на него там наткнулась Бренда.

— Тони, ты один? Мы думали, ты с Дженни. Что ты с ней сделал?

— Джон увел ее… и очень кстати, а то бы я ей нагрубил.

— О господи, мы с Полли сидим в курительной. Приходи пить чай. У тебя вид какой-то странный — ты что, спал?

— Видно, придется списать это дело в расход — окончательно и бесповоротно.

— Не понимаю, на что он рассчитывает? Он, знаешь ли, тоже не на всякий вкус.

— Я думаю, может, все бы и сработало, если б она не перепутала его имени.

— Во всяком случае, тебе это развязывает руки. Ты сделала все чтоб взбодрить старикана, не всякая жена будет так из кожи вон лезть.

— Ты совершенно права, — сказала Бренда.

Еще пять дней, и Бренда снова приехала в Хеттон.

— На той неделе я не появлюсь, — сказала она. — Поеду к Веронике.

— А меня приглашали?

— Конечно, приглашали, но я за тебя отказалась. Знаешь, ты ведь так не любишь уезжать из Хеттона.

— Я б не прочь поехать.

— Милый, какая жалость, если б я только знала. Вероника была б так рада… но боюсь, теперь уже поздно. У нее такой крохотный домик… и потом, честно говоря, мне показалось она тебе не очень понравилась.

— Не то слово.

— Так в чем же дело?..

— Неважно. Тебе, наверное, надо быть в Лондоне в понедельник? Помнишь, у нас в среду охотничий сбор.

— Даем приемчик на лужайке?

— Да, детка. Ты же знаешь, как всегда.

— Значит, так тому и быть.

— А ты никак не могла бы остаться до среды?

— Никак, милый. Понимаешь, если я пропущу одну лекцию, я ужасно отстану и не разберусь в следующей. И потом я не так уж рвусь глядеть на собак.

— Бен спрашивал, разрешим ли мы Джону поехать на охоту?

— Нет, он еще мал.

— Да нет, охотиться он не будет. Я думал, он мог бы подъехать на пони к месту сбора и доехать со всеми до первой чащи. Он был бы на седьмом небе.

— А это не опасно?

— Конечно, нет, почему?

— Благослови его господь, как жаль, что я его не увижу.

— А ты оставайся.

— Нет, нет, это невозможно. Не настаивай, Тони.

Разговор произошел сразу по приезде Бренды, потом все пошло лучше. На этот раз приехал и Джок, и Аллан с Марджори и еще одна супружеская пара, которую Тони знал с пеленок. Бренда весь уикенд построила с расчетом на Тони, и он был счастлив. В сумерки они с Алланом пошли стрелять кроликов из грачиных ружей, после обеда мужчины играли на биллиарде, а одна из жен глядела на игру.

— Старикан радуется, как ребенок, — сказала Бренда Марджори, — он отлично приспосабливается к новому режиму.

Запыхавшиеся и раскрасневшиеся мужчины ворвались хватить виски с содовой.

— У Тони один шар чуть не вылетел в окошко, — сказал Джок.

В эту ночь Тони спал в Гиневре.