Анатолий Гладилин - Французская Советская Социалистическая Республика
Кажется, Белобородов понял и оценил.
Миловидов вкатился в кабинет почтительно, бочком, с лучезарной улыбкой на своей пакостной роже. На каждую мою фразу следовало "хи-хи" и "ха-ха".
- Мне нужно, - говорил я, - три человека. Максимум четыре, включая вас. Кроме того, никто ни о чем не должен догадываться. Никаких контактов с площадью Колонеля фабиана. Никакого предварительного сбора информации. Мы и так знаем досконально, лишние вопросы могут насторожить.
И ребят отберете своих, из вашей оперативной группы. На этот раз мы действуем сами, а не руками французских или палестинских террористов. Другое дело, что необходимо позаботиться о легенде. Предпочтителен вариант немецких нацистов или израильской разведки "Массад". После проведения операции ребят сразу отошлем в Москву. Объясните им, что орденов я не гарантирую, но гарантирую дачи, машины и привольную жизнь. Будут кататься как сыр в масле до конца своих дней, поливать цветы в своем саду и собирать в огороде клубинку.
Клубника особенно развеселила Миловидова. И лишь насмеявшись вдоволь, он спросил:
- А какой объект?
Я назвал. Он закрыл глаза, помолчал, и потом передо мной предстал другой человек, с которым я бы шутить не решился.
- Возможно, я ослышался, - медленно чеканя слова, произнес Миловидов, - поэтому я прошу вас, Борис Борисович, повторить то, что вы мне только что сказали.
Я повторил.
В апреле 1983 года Миттеран выслал из Франции 47 советских дипломатов. В посольстве были уверены, что сейчас вышлют больше. Атмосфера была гнетущей. Почему-то в коридорах говорили приглушенными голосами. Я знал, что мидовцы - и особенно их жены - очень недовольны нами. Еще бы, дипломат, однажды высланный из страны, обречен всю жизнь сидеть в Москве. А работать в министерстве без материально стимулирующих выездов за границу - тоска зеленая. На кого падет выбор французов - оставалось только гадать. Конечно, в основном они ударят по кадрам Комитета, но достанется для острастки и мидовцам. Тут французы были по-своему логичны: раз дипломатические должности предоставляются разведчикам, мы не будем разбираться кто есть кто. Короче, у всех было ощущение, что сидим на бомбе замедленного действия. Когда она взорвется - неизвестно, но явственно слышно тиканье часового механизма.
И вот в этот момент Москва преподносит подарочек: к нам на голову сваливается делегация от ЦК КПСС, составленная из работников обкомов и облисполкомов!
Нет, давайте разберемся! Если я в чем-то не прав, то прошу меня поправите Допустим, ЦК вздумал проверить работу посольства. 0'кэй, в таком случае нас не спрашивают. Так нет, нам присылают лекционную группу. Надо организовать товарищам выступления в Париже и в провинции - в обществах франко-советской дружбы и в низовых ячейках компартии. Как вы догадываетесь, французы только и мечтают услышать рассказы о том, как данная область перевыполнила план по заготовке сельскохозяйственных продуктов. На подобные мероприятия французов надо трактором затаскивать. Итак, в посольстве все прекрасно понимают, что эти лекции, кроме вреда, ничего не принесут. Да и ЦК лекции нужны лишь для. галочки. На самом деле эта поездка задумана как поощрение руководящих областных товарищей, как развлекательная экскурсия, чтоб секретари обкомов отдохнули малость от трудов праведных.
Но, с другой стороны, из Москвы прибыли не лекторы общества "Знание", а члены и кандидаты в члены ЦК КПСС!
И соответствующие мероприятия должны быть организованы. Значит, практически работа посольства парализуется, все бросают свои дела, и это, повторяю, в момент, когда мы висим на волоске.
Однако кто отважится на конфликт с высокопоставленными товарищами?
Борис Борисович Зотов громко произносит фразу, которая у всех на языке: "Зачем этих мудаков прислали на нашу голову?"
Всеобщее замешательство, конфуз, скандал. Естественно, товарищам объясняют, что работник посольства имел в виду французов. Посол запирается с делегацией в своих апартаментах. Уж не знаю, какие он там им песни пел. Но уверен, что намекал на сложность международной обстановки. На некоторую несвоевременность присутствия делегации. После того как я все сказал открытым текстом, послу было легче говорить о нюансах. А главное, посол мог спокойно катить бочку на полковника Зотова, который в Париже с особыми полномочиями от Комитета и Секретариата. Дескать, он, посол, здесь сбоку припека, а вот Зотов считает... Догадываюсь, что, и глазом не моргнув, посол добавил в эту бочку несколько увесистых камней от себя лично.
Порученцы развозят притихших членов делегации по большим универсальным магазинам. Одновременно им заказывают билеты в Москву.
Вечером мы с послом выясняем отношения. Посол не скрывает, что подставил меня под удар, но, мол, я сам виноват, и у него не было иного выхода.
Как писал поэт, "а нам плевать, а мы вразвалочку". Если бы посол знал, под какой удар я поставил себя сам! Впрочем, семь бед - один ответ. Хотя посол и мог бы сказать мне спасибо. Ведь делегация была, в первую очередь, головной болью для него.
Разумеется, благодарности я не дождался. Но нечто вроде сочувствия было высказано под занавес.
- Борис Борисыч, Париж полон слухов. Всюду говорят, что американцы подтягивают свой военный флот к французским берегам. Утверждают, что американцы намерены высадить десант в Тулоне и в Шербуре. Будто они вступили в сговор с командованием французских военно-морских сил.
И так как я молчал, посол продолжал:
- Я не встреваю в ваши игру, но прошу заметить, что это очень рискованно. Как только слухи попадут в газеты, американцы дадут опровержение. И опять пойдут разговоры о советских агентах влияния, об очередной провокации КГБ. И плюс это усилит негативную реакцию французских властей. В Елисейском дворце постараются проявить максимальную твердость по отношению к нам. С точки зрения дипломатии вы сделали ложный ход.
Я молчал. Посол трагически взмахнул руками:
- Господи, за каким чертом я здесь сижу?
Я уже засыпал, когда зазвонил телефон. В трубке глухой голос Белобородова:
- Борис Борисыч, несчастье. Наша посольская машина попала в аварию. Лоб в лоб с грузовиком. Обстоятельства расследуются. Погиб шофер, ну, тот парень, что встречал тебя в аэропорту. И... рядом с ним сидела Лида. Тоже всмятку.
Я подождал. Белобородов тяжело дышал на другом конце провода. Я положил трубку.
Если бы Белобородов хоть заикнулся о кознях французской контрразведки, я бы сорвался. Но у него хватило ума прoмолчать.
В три часа ночи я решил завязать со всем и улететь в Москву первым самолетом. В четыре утра, когда я допил весь свой запас виски, я начал себя уговаривать в вероятности несчастного случая. В конце концов, ежегодно на дорогах Франции гибнет около двадцати тысяч человек. И ночью по Парижу все гоняют, как хотят. Авария? Пьяный водитель грузовика? Вполне возможно. Но Лида была нашим "слабым местом", за ней следил ДСТ, Лида знала о существовании Мишеля Жиро. Какой соблазн, более того, вполне логично подстраховаться, когда на карту поставлено все. Как бы ты поступил на месте Белобородова? Ведь ты сам ему разрешил делать то, что он считает необходимым.
А Лида сказала: "...И такого дурака я люблю".
Но при чем тут этот парень, порученец, который так и не дожил до своих "Жигулей"? Несчастный случай?
Не помню, когда я проснулся. Теперь все не имело значения. День я провел дома. Я никого не хотел видеть.
Телефон ни разу не пикнул, словно его вырубили.
К вечеру я принял душ, побрился.
С опозданием включил телевизор, чтобы посмотреть последние известия.
По экрану метались демонстранты. Разгневанные лица. Красные флаги, крики: "Фашизм не пройдет!" Крупный план перевернутой горящей автомашины. Крупный план баррикады. Полицейские пятятся под градом камней. Взволнованный голос диктора: "Только что нам сообщили из госпиталя Кошен. Врачи считают положение безнадежным. Повторяем, Генеральный секретарь компартии Франции был тяжело ранен выстрелами из автоматического оружия предположительно немецкого .производства. Машину Генерального секретаря обстреляли на бульваре Порт-Руайяль. Телохранители и шофер убиты на месте. Генеральный секретарь был доставлен в госпиталь Кошен в критическом состоянии..."
Я надел пиджак и поехал в посольство.
Во французской политике мы всегда ставили на правых. Наихудшие отношения с Францией были при социалисте Миттеране. Старая лиса Миттеран больше всего опасался своих товарищей по классовой борьбе - коммунистов. Он отлично знал, на какие штучки они способны.
Нынешний Президент республики - выходец из аристократической семьи. Ловкий политик, прекрасный финансист, тонкий знаток дел на африканском континенте. Ему не давали спать лавры генерала де Голля, он мечтал возродить былое величие Франции и поэтому балансировал между СССР и США. Причем в острых международных ситуациях он скорее склонялся в сторону СССР, ибо не хотел прослыть прислужником американского империализма. Американцы могли диктовать кому угодно, но не ему, гордому аристократу. Его комплекс неполноценности заключался в том, что он стыдился быть правым - правые во Франции никогда не были популярны, поэтому Президент называл себя либералом, увеличивал зарплату низкооплачиваемым рабочим и посещал бедные семьи, чтобы, так сказать, познать жизнь народа. В сущности, о народе у него были смутные представления. Например, он всерьез полагал, что трудящиеся бастуют потому, что недовольны жизнью (а не потому, что руководство профсоюзов дает приказ провести забастовку). Следуя своей репутации либерала, он заигрывал с коммунистами, так как верил, что именно коммунисты выражают настроения простого люда. Как потомок аристократов он унаследовал классический комплекс вины перед народом. Убежден, что Президент, человек энциклопедического образования, не прочел ни одной книги Ленина и искренне надеялся создать во Франции государство всеобщей гармонии.
