Дмитрий Стародубцев - Продавец мечты. Книга первая
Я шумно всосал очередную устрицу, запил ее сытным пивом и вытер салфеткой мокрые пальцы:
— Устал, как загнанная лошадь! Пристрели меня, амиго!
— Хочешь, снимем номер в «Мариотте», оттянемся? У меня, правда, прессуха через два часа, но я ее передвину на попозже.
Лайма по случаю охрененного августовского дня была обтянута в нечто радостное, просвечивающее, оголенное. Ее вышколенное диетами и тренингом сухое, подтянутое тело невольно притягивало глаз; каждый ингредиент этого тела, если рассматривать его в отдельности, был хорош сам по себе, волновал всеми своими линиями и качеством плоти. Правда, мне все это было до лампады: тысячи московских куколок выглядят ничем не хуже, а многие из них наделены такой природной красотой, что тридцатипятилетней Лайме ни за что за ними не угнаться, и при этом обладание ими не стоит миллионного бизнеса и дырки от пули над переносицей.
Рафаэль:
— Прессуха?
— Пресс-конференция. Давай соглашайся, Белозёров! Хватит на моих нервах играть! Закажем тебе устриц, лобстеров, пива, коньяка, что пожелаешь. Поставим свежий фильм, в кроватке поваляемся… Пупсен, слышишь? Ты сможешь сделать со мной все, что захочешь!
Ее худое, нервическое лицо и ушлые глазки мне нравились, но это был не повод становиться врагом г. Миронова (а следовательно, и всего человечества). И не повод — хотя, конечно, это мелочь по сравнению с пунктом 1.1 — изменять Вики… то есть Насте… то есть…
— А как же Сергей Львович? — спросил я вертлявую сучку, прикидываясь наивным придурком.
Лайма:
— А что Сергей Львович? Да ты совсем его не знаешь! Он мне весь мозг высосал! Он такая сволочь — один на миллион!
— Странно, — наморщил я лоб, старательно выказывая мыслительные потуги, — я полагал, что Сергей Львович такой весь праведный, великодушный, храбрый, справедливый, заботливый…
— Ты с ума сошел! С чего ты взял?! Он ВОР, ШИЗОИД, ОТМОРОЗОК, ИЗВРАЩЕНЕЦ! Если б я тебе рассказала, что он со мной в постели вытворяет, ты бы его проклял!..
Лайма Гаудиньш в тот день потерпела в завоевании моего сердца очередное фиаско и в дальнейшем, оставаясь внешне приветливой обаяшкой, полюбас затаила на меня непреходящую обиду…
Ничего этого я, конечно, не решился донести Миронову, поскольку такая паранормальная информация могла привести к непредсказуемым последствиям. Хрупкий баланс интересов и противоречий, который мне пока удавалось поддерживать и который позволял мне под шумок набивать карманы звонкой рентабельностью, можно было нарушить всего одним неловким чихом.
— Ты можешь говорить тут все, что угодно, но факт на лице! — продолжал разыгрывать вселенский катаклизм Сергей Львович. — Я тебе клянусь, Белозёров: я сделаю так, чтобы твой Расторгуев сегодня же оказался на нарах в Бутырке и больше никогда оттуда не вышел. Я его так нагну — проклянет, что на белый свет родился! На его месте я сделал бы себе харакири!
В этот момент дверь кабинета резко распахнулась, и на пороге выросла собственной запыхавшейся персоной Лайма Гаудиньш — серая, помятая, заплаканная, явно не в адекватусе, будто ее огрели на лестнице пыльным мешком; и при этом на лице у нее красовалась антибактериальная маска. Заметив меня, она струсила и звонко сглотнула слюну. Мы пересеклись смущенными взглядами — ведьма что-то скрывала в глубине своих серых, с золотыми блестками глазенок.
— Как здоровьице? — поинтересовался я у «едва не изнасилованной».
— Спасибо, сейчас сдохну! — бросила она с упреком, будто бы я был виновником ее недомогания, и извлекла из сумочки упаковку с медицинскими масками. — Наденьте, а то заразитесь!..
Выяснилось, что Миронов специально послал за «пострадавшей» машину, чтобы я из первых уст услышал историю о «подвигах» Расторгуева. Интересно, Грише икалось в этот момент? Я бы на его месте, может, и не точил бы короткий самурайский меч, но по крайней мере давно бы уже корчился в приступах икоты.
Напряженная Лайма, не выпуская из рук бумажного носового платка, рассказала в подробностях об утреннем происшествии — примерно то же, что я уже слышал от Сергея Львовича, но на полтона ниже, не сгущая настолько краски.
— Уф, ну и жуть! — выдохнул я трагически. — Честное слово, прямо зоопарк какой-то!
Я стал исподтишка задавать Лайме один вопрос за другим, уточняя детали, — и в конце концов, благодаря, казалось, несущественным штрихам, «почти изнасилование» незаметно превратилось всего-то в «наглое домогательство». Наваристая риторика уголовного кодекса сменилась на жиденькую водицу неприглядного нравственного проступка. Миронов слушал нас нехотя, не скрывая разочарования, — похоже, смертная казнь Расторгуева опять откладывалась, палачи с Петровки вновь останутся без работы. Но он по-прежнему жаждал сатисфакции:
— Как вы мне все надоели! Пустопорожнее переливаете туда-сюда! Меня все эти подробности не интересуют! И вообще, Белозёров, на кой ты мне сдался со всеми своими проблемами? От тебя и так толку никакого: товар у тебя — дрянь, сценарии тупые, денег несешь мало, сотрудники твои — дерьмо на палочке! Где твой «Терминатор» хваленый? Ты месяц назад обещал мне снять про него ролик!.. Тоже мне, партнер нашелся! Вон, видал в приемной Саймона?
Я вспомнил иностранца в дорогом костюме, который самоуверенно и в высшей степени недальновидно утверждал, отвечая на мое приветствие, что у него все отлично. Так вот он каков, этот прославленный англичанин. Миронов, Гаудиньш и Расторгуев про него мне все уши прожужжали…
Он появился на горизонте несколько лет назад, сразу скупил втридорога «тонны» эфира и принялся посредством прямой телевизионной торговли контейнерами сбывать сомнительные товары китаёзского производства. Сначала мне показалось, что он — полный лузер, очередной «смертничек», но время шло, а ролики Саймона продолжали изобретательно охмурять аудиторию телеканалов. Когда бы я ни включил телевизор, все равно на каком канале, я неизбежно натыкался на короткие зажигательные споты англичанина, снятые непонятно где, когда и кем. Я стала меньше на семь сантиметров! Не могу в это поверить! Или: Мне нравится ручка «Гет Э Грип», она крепится везде, где мне нужно!
Куда бы я ни приходил, в каких бы останкинских кабинетах ни общался, речь неотвратимо заходила о моем мифическом конкуренте: «Саймон обещал заплатить больше», «Саймон только что вышел», «я жду Саймона с минуты на минуту», «монтажка арендована Саймоном до конца дня»… Он стал моей вездесущей тенью, которая стремглав бежала за моим бээмвэшником, преследовала меня на лестнице, заскакивала вслед за мной в лифт, наступая на пятки, пряталась ночью за шторой… Я просыпался в холодном поту… И вот наконец я встретил его — человека, который давно уже стал для меня легендой, который сжимал в кулаке трубку к моей кислородной маске, человека, который обложил меня красными флажками и который отравлял всю мою и без того тошноцкую жизнь…
— Видал, — ответил я Миронову с натянутым безразличием. — Что-то сегодня он плохо выглядит — наверное, опять всю ночь тусил в «Паче».
Сегодня мы покажем Вам, как избавиться от этой надоевшей проблемы раз и навсегда!
— В какой «Паче»? — изумился Миронов и сверился глазами с не менее удивленной Лаймой. — Ты что, знаком с ним?
— Клуб такой ночной на Никольской, — объяснил я. — Конечно, знаком, я там квасил с ним пару раз. Он, когда пьяный, такой смешной: напьется и давай к девчонкам молоденьким приставать. Однажды по морде за это получил. Представляете, дободался до Анастасии Приходько… А вообще неплохой чувак, с пониманием — жаль только, по-нашему не парле-франсе!
Ошарашенные Сергей Львович и его пассия с минуту не могли выговорить ни слова. Лайма даже перестала шмыгать носом.
— Это его личное дело! — наконец выдавил Миронов. — Так вот, я подумываю о том, чтобы приостановить сотрудничество с тобой. Ни для кого не секрет: оно для меня убыточно, а Саймон гарантирует с того же количества рекламного времени, которое я предоставляю тебе, пятикратное увеличение доходности! Сечешь, Белозёров?
Рафаэль:
— Ваше право, Сергей Львович! Только подумайте, стоит ли перечеркивать всю нашу многолетнюю кропотливую работу, губить бизнес, который достался нам такими усилиями, такой дорогой ценой!
Миронов посмотрел на свои часы «Bovet» за двести тысяч долларов. Только лучшее достаточно хорошо (Only the best is good enough). Наверное, я ему надоел.
— Губить? Я его не собираюсь губить! Не забывай, что телемагазин «HBS» фактически мой, а ты всего-навсего наемный директор, которому я плачу зарплату и проценты. Я просто назначу другого директора!
Первое, что пришло мне в голову, — это сразу метнуть на стол переговоров свои крупнокалиберные козыри, которые я до сих пор прятал в рукаве. Сообщить этому заигравшемуся в «крестного отца» японоведу, который считает себя пуленепробиваемым, что логотип нашего телемагазина «HBS» зарегистрирован на меня, а также сайт и спутниковый телеканал, что весь бизнес обеспечивают мои люди, структуры и мои юрлица, что товар на складе тоже принадлежит мне — впрочем, как и права на все отснятые видеоролики — и т. д. и т. п. Но, слава богу, мне хватило ума не заниматься саморазоблачением, ведь, скорее всего, именно такого шага от меня и ждут эти яйцеглисты-провокаторы. К тому же, встав на путь мятежа, я мгновенно утрачу право заходить в этот кабинет, и даже в это здание, потеряю весь по-настоящему эффективный эфир и приобрету могущественных врагов, которые, несомненно, меня раздавят, пусть и со временем. Поэтому, пораздумав минутку, я отвечал Сергею Львовичу, оседлав, как это часто со мной бывает, совершенно противоположный вектор:
