Николас Дикнер - В поисках утраченного
— И как в это укладывается территория традиционного природопользования?
— До появления «Хадсон-Бей компани» эскимосы понятия не имели о свалках.
Девушка кивает и одаривает Ноа одобрительной улыбкой.
Девушку зовут Арисна Бургос Мендес, и это все, что Ноа удается из нее вытянуть. Совершенно спокойно беседуя обо всем, связанном с аборигенами, она немедленно обрывает любое обсуждение личного характера. Ее сдержанность возбуждает любопытство Ноа, и он решает применить все методы археолога сиу. Из безобидных разговоров и хитрых вопросов он умудряется набросать примерный портрет.
Арисна родилась в Каракасе. Воспитал ее дедушка, занимающий точно не установленный (но важный) пост в консульстве Венесуэлы в Монреале. Покинув Каракас в очень нежном возрасте, Арисна жила в Нью-Йорке, Париже, Брюсселе, Мадриде и Монреале, в зависимости от дедушкиных назначений. После нескольких лет в Монреале она вернулась в Венесуэлу учиться в Независимом индейском институте, маленьком, малоизвестном университете в Каракасе. Интересуется Арисна исключительно изучением коренного населения и довольно охотно обсуждает движение мексиканских индейцев запатиста, часто трет правую бровь, любит очень сладкий кофе и, похоже, готова питаться исключительно чечевичным салатом.
Заинтригованный загадочным Независимым индейским институтом, Ноа углубляется в собственное расследование. Он рыщет в библиотечных каталогах, прочесывает Интернет, спрашивает Томаса Сен-Лорана — все тщетно. Нигде нет упоминаний об этом таинственном учебном заведении. Ноа предполагает, что университет может быть вымышленным, и однажды утром решается на лобовую атаку:
В. Итак, вы работаете над докторской диссертацией?
О. Нет, не совсем. Мой университет не выдает дипломов.
В. Ну и какую же именно программу вы изучаете?
О. Программ как таковых нет. Студенты учатся по общему учебному плану различной продолжительности. По завершении учебы они присоединяются к одной из исследовательских групп. Я, например, член Г.И.Т.: Группы изучения Тортуги, которую мы называем просто Тортугой.
В. И какова цель ваших исследований?
О. Освободительная антропология.
В. Что это означает?
На последний «В» Ноа не получает удовлетворительного «О». Явно смущенная Арисна бормочет, запинаясь, несколько невероятно смутных предложений о борьбе коренного населения за автономию, внутренней политике Венесуэлы и некоем Густаво Гутьересе, а в конце концов заявляет, что эту концепцию трудно перевести на французский.
Ноа убежден в том, что и на испанском не получит более ясного ответа, а потому не настаивает на переводе. Он ускользает к библиотечным компьютерам и набирает: «антропология + освобождение». Никаких результатов. Он трет подбородок и набирает «Гутьерес», «Густаво». Компьютер немедленно выдает около пятнадцати ссылок, включая «Теология освобождения». Ноа запоминает код по каталогу и бежит к полкам.
Укрывшись в темном углу отдела Б (философия, психология и религия), Ноа листает книгу, не очень-то понимая, что именно ищет. Его воспитали вне малейших представлений о религии. Он не может назвать свою мать ни анимисткой, ни римской католичкой, ни адвентисткой Седьмого дня. В результате он знает о религии столько же, сколько об истории Кавказа XVI века.
В книге Густаво Гутьереса нет никаких упоминаний о борьбе коренного населения за автономию, зато Ноа обнаруживает некоторые неожиданные слова, торчащие, как иголки кактуса: борьба против господства богачей, перманентная культурная революция, преданность революции, роскошь, несправедливость, разрыв с существующим ныне обществом, партизанская война.
Ноа закрывает книгу, еще более озадаченный, чем прежде. Рождается решение: он должен встретиться с Арисной между девятью часами вечера и восемью часами утра, прямо в центре Бермудского треугольника.
Jututo
АРИСНА ПРИХОДИТ С ОПОЗДАНИЕМ, неся под мышкой бутылку дорогого рома. Она явно взволнована предстоящим участием в одном из этих знаменитых jututos, целует Ноа в щеку и еще раз благодарит за приглашение.
— Мне надоело каждый день ужинать с дедушкой, — хмурясь, объясняет она.
С первого же стакана вина образцовая студентка превращается в грозную спорщицу. За несколько секунд, необходимых для очистки креветки, Арисна перехватывает контроль над ситуацией и прекрасно осваивается в семейной неразберихе. Она даже разжигает спор о политическом будущем Карибов. Гости, сидящие за столом, повышают голоса, грозят указательными пальцами и швыряют друг в друга панцирями креветок.
Шум усиливается, когда после распития первой бутылки рома Арисна заводит спор вокруг слова jututo. Много лет оно служило названием этого воскресного сборища, не вызывая ни в ком сомнений, и вдруг стало яблоком раздора. Все в этом слове, начиная с его произношения, кажется противоречивым. Кузен Хавьер утверждает, что в его деревне оно произносится «футуто», кузен Мигель заявляет, что гарифуна Белиза произносят «бутуто», а Арисна объясняет, что в странах Анд предпочитают произносить «путуто».
Оставив в стороне фонетику, гости пытаются прийти к консенсусу по значению слова. Большинство утверждает, что х(/ф/б/п)утуто — труба, сделанная из большой раковины (семейства панцирных моллюсков, уточняет Арисна), однако кузен Хорхе категорически заявляет, что это рог быка, а Педро добавляет, что один из его соседей пользовался бутылкой из-под рома «Бругаль», заранее разбитой пополам, и, если бы присутствующие не бросились останавливать его, продемонстрировал бы сию процедуру.
Откуда возникает вопрос, указывает Арисна, не давая угаснуть пожару дебатов: какова связь между воскресной встречей кузенов и трубой (будь то раковина, рог или донышко бутылки из-под рома)? Кузина Хина клянется, что вышеупомянутая труба когда-то созывала на деревенские собрания — отсюда метонимия, — однако эта информация не приближает спорщиков к согласию, и у jututo появляется еще тысяча значений, причем каждый аргумент сопровождается изрядным глотком рома.
После ужина Арисна, явно равнодушная к музыке, танцам и тропическим коктейлям, подаваемым в гостиной, устраивается на кухне. Сидя за столом в компании четырех кузенов и подозрительной бутылки, она рассуждает о политике. Апперкот, короткий прямой удар левой по корпусу, хук — Арисна легко опрокидывает чужие доводы, противопоставляет всестороннейший анализ, делает неожиданные заявления и тут же доказывает противоположное. Как только капитулирует один из кузенов, его место тут же занимает другой, как будто Арисна одна против легиона оппонентов защищает свой титул на боксерском ринге, размеченном скатертью с рыбным узором.
— Послушай, — замечает Маэло, протискиваясь мимо Ноа, — ну и задиристая у тебя подружка! Где ты ее нашел — в школе карате?
— Нет, — расплывается в улыбке Ноа, — в библиотеке, на пятом этаже.
К часу ночи Арисна увиливает от жаркой дискуссии по Организации Американских Штатов, пошатываясь, выходит в гостиную и кладет ладонь на плечо Ноа. Ее голос еще не дрожит, но глаза затуманиваются.
— Все в порядке? — Она старается перекричать музыку.
Он кивает и задает ей тот же вопрос. Прибегнув к вдохновенному языку жестов, она объясняет Ноа, что выпила многовато и в замкнутом пространстве, насыщенном потом, сигарным дымом и оглушительными децибелами бачаты, ее слегка подташнивает.
Ноа ведет ее в свою спальню и закрывает за собой дверь.
Комната, которую четыре года назад Ноа боялся никогда не заполнить, теперь больше похожа на лавку подержанных вещей. Он часто подумывал выбросить все в мусорный контейнер, чтобы снова ощутить восхитительное головокружение тех первых дней, но при каждой попытке натыкался на законы энтропии. Вещество сопротивляется, сражается с пустотой. Каждая безделушка словно доказывает, что выполняет жизненно важную функцию, и если вы все же отважитесь ее выбросить, пустое место немедленно займет другая безделушка эквивалентного объема.
Глядя на забитую вещами комнату, Ноа каждый раз вспоминает мать. Он представляет ее в центре Саскачевана, в полночной прерии, еще более бескрайней, чем Тихий океан. Несколько вещиц, которые он мог бы вынести из этой комнаты, кажутся смехотворными по сравнению с теми огромными пространствами, однако в данный момент эти несколько вещиц мешают хоть где-нибудь присесть.
Арисна оглядывается по сторонам. Единственный стул занят стопкой книг, увенчанной полупустой чашкой кофе и жужжащим на всю мощь вентилятором. Арисна падает на матрас между грудой журналов National Geographie и старым ноутбуком, скидывает босоножки, расстегивает пояс и поглаживает живот.
