Юрий Невский - Железные игрушки — магнитный потолок
Этот год, судьбоносно начавшийся для Василия, пролетел, гремя ветрами вагона-февраля, треща ломающимся льдом вагона-марта… Ворвался в зеленый дым весны, в жару лета. И опять — желтая и багряная листва навстречу, потоки холодных ветров. Еще один поезд исчез, пропал в снежной мгле.
Тогда, после гонки сквозь железнодорожную ночь, у Онеги были свои планы, она отказалась от заманчивого предложения. Но обменялись телефонами. И через несколько дней она позвонила. Что-то неотложное с мамой, сама не успевает приехать из Истры. Нужно сходить в больницу, передать то, найти этого. И так случилось (не могло не случиться) — вскоре Онега снизошла в его жилище. Работа у нее в Истре, она скрипачка в оркестре, который патронирует администрация области. Мама Онеги пробыла в больнице долго, потом ее здоровье пошло на поправку. Василий приписывал это иероглифу Единение сил. Сделал его рисунок, вырезал трафарет, чтобы Онега сама наносила маме йодовые письмена. От иероглифа, оттого, что втирала змеиную мазь — ее скрипка в оркестре звучала все изощреннее… с какой-то надмирной холодящей отстраненностью. Это заметили и коллеги-музыканты, и даже дирижер сказал: «Что это вы так… по-змеиному играете?!» Но общая гармония оркестра приобрела новые, яркие краски. Коллектив занял первое место на престижном конкурсе, получил грант, был приглашен на гастроли в Европу.
У Василия все спуталось… мама Онеги, больница, Истра, Онегины репетиции, концерты… Но его словно подхватил и нес теплый ветер. Он сделал вторую книгу об «этапах большого пути» нефтяного короля. Перекроил, подогнал друг к другу несовместимое: школьные сочинения, заметки в стенгазету, студенческие рефераты, более поздние статьи, застольные речи степного человека. Вплел мифологические словеса, выстроил повествование во временной последовательности. Довольный нефтяник заказал ему третью книгу, заключительную.
После целого дня работы за компьютером он уставал. Виски и затылок цепенели от твердеющего раствора цементной боли, перед глазами мельтешил рой световых точек. Подступала нервная маета и томление. Ничего не соображая, бесцельно бродил из угла в угол, то застывая у окна, то вновь «зависая» перед экраном, вглядываясь в мчащийся навстречу, ставший бессмысленным поток метеоритных буквиц. Возраст не тот, столько времени сидеть перед компьютером. Но заказчик все требует в электронном виде. Оплаченные перья столичных критиков заточены под хвалебные рецензии. Жюри литературных премий пускает (заранее профинансированные) пузыри. Киношники бьют копытом в ожидании сценарного материала для съемок блокбастера всех времен и народов. У школьников в тех степных, а ныне нефтеносных краях, на носу экзамен, как сдавать его по третьей книжке? Ведь изданы, воспеты до небес, стали хрестоматиями только две?!
Последний кирпич трилогии — первый камень на мою литературную могилу, невесело размышлял Василий. Ведь он всего лишь литературный раб, безызвестный обработчик материала… Его имя и отдаленно не будет упомянуто рядом с эпохальной трилогией, привольные ветры не подхватят и не разнесут его, не шепнут на ухо обветренным каменным бабам, суровым стражам границ кочевого мира.
Ближе к вечеру он выходил прогуляться, шел в парк, сворачивал от основной аллеи на тропинку. По ней к детской площадке, где присаживался на облюбованной скамейке.
Быстрые зимние сумерки густо штриховали подступающие деревья. По аллеям, что лучше освещены и очищены от снега, прогуливались мамаши с колясками. Собаки, обалдев от радости, волочили на поводках своих хозяев. Кучковались группы молодежи, громко обсуждающей что-то на своем, малопонятном для остальных, языке. В глухих тупиках, порой, лоснились высокопроходимые иномарки, едва ли не распираемые изнутри от буханья качественной аппаратуры; за зеркальной чернотой стекол чувствовались напряженно пульсирующие любовные утехи.
Если это и была «детская площадка»… то непонятно, кем и для кого устроенная? Проржавевшие остовы конструкций неизвестного назначения и разбросанные вокруг детали поменьше сошли бы за декорации к съемкам малобюджетного фильма о прибытии и крушении инопланетного корабля. Это место не привлекало внимания даже бомжеватого вида мужичков, что сбивались в стаи, обжигали на костерках краденый кабель для сдачи в цветмет, внося в мирный парк тревожную, матросско-революционную ситуацию. Приходя на площадку, Василий не замечал изменений, кроме примелькавшихся отходов жизнедеятельности монстроидальных псов. По густо истоптанному, испещренному желтоватыми отметинами снегу, можно было судить, что днем здесь тренируется, наверное, целый клуб служебного собаководства. Вряд ли родители с детьми рискуют подходить сюда близко.
Скамейка с краю площадки, где любил сидеть, перекручена как от взрыва. Уединенность места, снег и деревья настраивали на созерцательный лад. Закуску брал с собой из дому, а парк представлял столом, когда после хорошего снегопада все особенно красиво, застелено чистой снеговой скатертью. Деревья были его молчаливыми собеседниками. Наливал водку в стаканчик и с выдохом, будто собирался нырнуть, выпивал.
Но только свою норму… И всегда хорошо закусывал. Потому и бежал сюда, что в тесных стенах все становилось постылым, поесть нормально не мог. Выпив, приступал к закуске. Толстые ломти хлеба переложены вареной бараниной, солеными огурцами, луком.
Вареная баранина из бухулера доставалась от Манаса.
Манас — приближенный нефтяного магната. Что-то хищное и опасное сквозило за его внешней благостью в стиле «этно», как в черной рукоятке ножа на кнопке — нажми ее, и блеснет узкое смертоносное лезвие. Одевается во все черное, длинные волосы стянуты на затылке в жгут косицы. Он уверял, в былые времена степные воины вплетали утяжеление в конец косы (не исключено, осколок метеорита?) Резкий наклон головы — и смертоносная тяжесть вылетает из-за спины, и противник отправлен к праотцам. Своеобразная «головоломка»! Стоило поверить ему на слово, не было желания проверять на себе, так ли на самом деле (не вплетено ли в его косицу, того хуже, ядовитое жало)?
И кто он… стремянный, поверенный в делах, специалист по связям с общественностью? Как бы то ни было, каждую неделю Манас звонил и приезжал, забирал у Василия готовый материал, оставлял то, что нужно исправить, доделать, переписать заново.
В реальности это выглядело так, будто Манас появлялся из волшебной страны великанов. Его водитель-верзила затаскивал баранью ногу или бок барана в какой-то военной коробке. В исполинской кастрюле они начинали варить бухулер… Манас выпивал половину бутылки принесенной водки (видно, так представляя роль «координатора проекта»). Говорил о своей степной родине, где все, поистине, нечеловеческих масштабов! И лошади там — трехметрового роста, и проносятся они — тысячными табунами со скоростью курьерских поездов! Закаты полыхают во все небо, толстые голубые реки свивают и развивают анакондные кольца посреди бескрайних степей. А по берегам тех рек, у высоких костров сидят красивые пионэры, галстуки цвета багульника полощутся на их лебединых шеях, они внимают песням акынов о славном прошлом этого, поистине легендарного народа. Забыв о бухуле-ре, Манас и верзила сматывались по делам. Василий даже выглядывал в окно, не привязана ли у подъезда пара степных быстроногих лошадок? В недоумении доваривал мясо; ему теперь хватит на неделю.
Понятно, Манас — из новых кочевников. Все эти бухулеры, акыны и саксаулы, бутылка водки Сабантуй — для него просто придурь, стилизация, рисовка. Наверное, мог бы рассказать, откуда хлынули богатства, как были разведаны нефтяные сокровища? Но сколько Василий ни склонял его к разговору об особенностях национальной нефтеразведки, в ответ слышал примерно одно и то же.
Какой-то древний вождь племени манасов. Его случайно застрелил начальник райотдела милиции. У того вождя была карта месторождения черного золота в таинственном каньоне. Путь к сокровищу указывала качающаяся скала. А начальник райотдела выбросил карту в костер (но перед тем, обладая феноменальной памятью игрока в покер, запомнил что было в ней, глянув один раз). Вождя манасов преследовала преступная группировка, чтобы завладеть картой. Но вождь застрелен, карта сожжена — плохие парни-преступники схватили начальника, под угрозой расправы заставили вести к каньону. Милиционер поневоле стал их проводником, ведь только он знал путь к качающейся скале. По следам первой группировки шла банда другого авторитета. За ней, в свою очередь, гнался РУБОП (но это «оборотни в погонах», им также было известно о карте и они хотели поживиться древними сокровищами манасов). И далее… бешеные скачки, стрельба, любовь и ненависть, дикое степное разнотравье, быстрые полноводные реки, качающиеся скалы, духи предков манасов… В итоге все погибли. В живых остался начальник райотдела, с ним спасшаяся прекрасная блондинка, в виде бонуса к найденному-таки в таинственном каньоне месторождению.
