Мухаммед Диб - Пляска смерти
Он схватил ее за бедра.
— Отвяжись! — угрожающе одернула она его. И продолжала смеяться: — Я не знаю даже, где буду спать этой ночью.
— Сжалься!
— Мне еще не доводилось встречать такого чудака, как ты, Бабанаг!
— Так ты не хочешь пойти со мной, Арфия?
— Не вижу смысла в твоей затее.
— Затее?
— Ну да, во всем том, что сейчас происходит!
— Арфия, ну пойдем же, — продолжал настаивать карлик.
Согнувшись, он опустился к ее ногам. И без того коротышка, он сейчас казался совсем крошечным. Поцеловал ей колени. Она отодвинулась от него и подняла руку. Бабанаг сам себя отодрал за уши. Арфию это ужасно развеселило, она умирала со смеху и с трудом выговаривала:
— Я не вижу никакой для вас всех пользы в том, что приду!
— Нет, без тебя ничего нельзя будет сделать! Ничего! — ответил горбун.
— Оставь в покое мое платье!
— Арфия!
— Ну ладно! — наконец сказала она. — Давай, пошли в твой цирк!
Бабанаг кое-как распрямился, поднялся с земли, смерил Родвана взглядом, скосив подозрительно на него глаз, потом промолвил:
— Он тоже может идти с нами, если хочет.
Сказав это, Бабанаг быстро заковылял прочь. Казалось, что он покатился куда-то, как шар, и растворился в сумраке ночи. Арфия, на высокую фигуру которой падал свет уличного фонаря, больше уже не смеялась, но все равно в каком-то приподнятом настроении шла вслед за Бабанагом. Родван, захотевший было о чем-то спросить Арфию, так ничего и не сказал и тоже пошел за ней.
Она первой прервала молчание.
— Бабанаг? — начала она, потом остановилась, отрицательно тряхнула головой. — Нет, незачем тебе о нем рассказывать. Лучше увидеть то, чем он занимается.
Они продолжили свой путь по глухим, пустынным улицам, едва освещенным бессонными фонарями. Родван вдруг почувствовал, как ноги его словно свинцом налились. Что-то произошло, но что именно — он не мог сказать, и все-таки что-то случилось. Ему теперь поскорее хотелось очутиться там, куда его вела Арфия.
— Что произошло, Арфия?
— Это ты мне должен сказать, а не я! — ответила она. — Я ничего не знаю!
Она ничуть не была удивлена его вопросом.
— Я? — поразился Родван.
Арфию душил смех. Родван заметил, что город, объятый сном, теперь остался далеко позади и что они шли уже по той самой дороге, по которой он выходил из города вчера вечером и возвратился поздно ночью. Светало, уже мерцали на небе отблески зари, стали различимы знакомые ему крайние дома городского предместья, а потом и нескончаемая темно-красная кирпичная стена, вдоль которой он всегда ходил к своему излюбленному месту. Он теперь мысленно представлял себе всю ее окружность с порталом, она шла вдоль границ каких-то заброшенных владений, во всяком случае, уже давно никем не посещаемых — он никогда не видел, чтобы кто-нибудь входил через этот портал или выходил оттуда.
И вот рядом с этим самым порталом перед ними снова возник Бабанаг, только на этот раз чем-то очень озабоченный и погруженный в какие-то свои дела. Родван, который из интереса начал наблюдать за ним, глазам своим не верил. Карлик с фонарем в руках несся куда-то с такой скоростью, которую, глядя на его кривые полусогнутые ноги, никогда нельзя было ожидать от него. Но вот, приблизившись к одной из опорных колонн портала, он залез наверх и водрузил свой фонарь, и сразу стало так светло, что можно было подумать, будто он прицепил к порталу солнечный диск. Потом быстро слез вниз, нырнул куда-то и подтолкнул из темноты к освещенному порталу чей-то силуэт — раза в три выше, чем собственный. Как-то по-совиному ухая, Бабанаг прокричал:
— А вот и Уасем!
И, еще не успев закончить фразы, исчез в темноте.
— Ну вот мы и пришли, — тихо сообщила Арфия Родваву. — Давай найдем местечко и сядем.
Они пробирались среди едва различимых в темноте людей, присутствие которых можно было лишь почувствовать.
У освещенного портала маячил человек, которого все называли Уасемом. Он произнес:
— Ну вот, наконец-то я добрался куда следует!
Он решительно направился к порталу и почти коснулся его, как вдруг упал навзничь. Две половинки массивных деревянных ворот, захлопнувшись перед ним, ударили его по носу.
Он тут же поднялся. Поправил одежду, отряхнул ее и снова обратился лицом к порталу.
— Эй вы там! Тут какая-то ошибка! Кто там есть в доме, откройте, прибыл мэтр Уасем! Откройте! — Он прислушался, потом проворчал: — Кажется, они не расслышали. — Затем он перешел почти на крик: — Да откройте же, вам говорят!
Но эффект был прежний.
— Не открывают, — констатировал он. Но сдаваться он вовсе не собирался. — Дайте же знать по крайней мере господину Шадли, что Уасем, его гость, сам эрудит Уасем прибыл к нему!
В этот момент за воротами раздался чей-то жеманный голос:
— Но праздник уже окончился!
— Как? Что вы говорите? Праздник окончился?!
Тот же ломаный голос за воротами повторил, словно эхо:
— Праздник окончен!
Уасем сделал шаг вперед.
— Да что вы, в самом деле? Что случилось? Я не позволю, чтобы…
Подражая первому, чей-то другой голос ответил ему:
— Все гости уже ушли!
Уасем выставил в недоумении грудь, вскинул руки.
— Ну что вы заливаете мне? Как они могли уйти, если праздник только начался? Да я никого и не повстречал по дороге сюда! — И просто захрипел от досады: — Скажите, что мэтр Уасем…
— Все гости уже ушли, — повторил второй голос.
Уасем посмотрел в сторону.
— Они мне не откроют, вот увидите.
Он сделал вид, что вынимает из кармана жилета часы, с важным видом посмотрел на несуществующий циферблат.
— Ну-ка поглядим, который час… Когда я уходил из дому, было… В самом деле, сколько же было? Может, я слишком долго был в пути?
Он отошел, потом снова возвратился и застыл под фонарем.
— Невозможно! Да и как такое могло случиться, если я всегда прихожу на приемы заранее, в числе первых гостей? И меня здесь ждали сегодня вечером! Тогда почему же захлопнули дверь у меня перед носом?
Придав себе таким образом смелости, он снова заговорил внушительным голосом:
— Эй вы! Кто там есть? Слышите меня? Это я! Откройте! Ну кто, кроме меня, сможет оживить беседу за столом? Кто придаст ей остроту? Господин Шадли не может устроить праздник без меня! Тридцать лет своей жизни — начиная с шести — я посвятил изучению философии, поэзии, астрономии, медицины, теологии, юриспруденции. И было бы несправедливо с моей стороны не дать моим соотечественникам воспользоваться моими знаниями. Свет знания и богатство равны; в этом и состоит общественная гармония! Вот почему стол досточтимого господина Шадли не может обойтись без моего присутствия!
Он прислушался, но ответа не последовало. Тогда он, не теряя присутствия духа, размечтался вслух:
— Что сейчас они могут делать? Наверное, еще не покончили с закуской. Ну, пожалуйста, я пожертвую этим блюдом и приду прямо к мясному, этого мне вполне будет достаточно, и меня это нисколько не смутит. Ведь из моего опоздания тоже можно извлечь урок, и когда я появлюсь, то в назидание могу продекламировать стих из Корана: «И все, кто есть последние…» Таким способом тоже можно кое-чему научить людей! А уж чем-чем, но священным-то писанием я полон по уши! Ах, скажут мне, какую замечательную услугу вы нам оказываете!.. А в меню я абсолютно уверен, просто вижу все блюда перед глазами. Вначале подадут жаркое — уже недолго ждать осталось, — потом фрикасе из голубей, потом утку с маслинами… Скрытые деревьями музыканты все это время будут ласкать наш слух прекрасными мелодиями. Стоит божественная ночь, и господин Шадли принимает своих гостей в садах. Столы расставлены на ковре из живых цветов, звездное небо служит нам балдахином… — И вдруг он закричал что было мочи: — Эй вы там, слуги, вы что, совсем оглохли?! Уасем ждет! Я буду жаловаться вашему хозяину! Скажу ему, что вы меня заставили ждать под дверью!
Задрав голову, он снова прислушался.
— Ну и грубияны! Даже не отвечают!
Но вот его осенила новая идея. Он вытянул шею поближе к порталу и сказал, не повышая тона:
— Эй вы там, в доме, дайте мне по крайней мере стакан воды. Я ведь так долго был в пути. Я хочу пить.
— Сходи напиться к источнику, он неподалеку, в ложбине, — ответили ему тем же мяукающим, как у кастрата, голосом.
— Я не хочу быть растерзанным на куски бродячими собаками или пристукнутым ворами. Неужели вы мне откажете в воде? Я умираю от жажды.
— Источник недалеко отсюда, в ложбине.
— Ну а остатки пищи? — возразил Уасем, — Наверное, немало пищи осталось на столах после такого пира! Принесите же мне чего-нибудь, прошу вас. У меня кишки сводит от голода, ох как сводит!
Голос изменился. Теперь Уасему отвечал другой:
