Дмитрий Бавильский - Едоки картофеля
"Едоков картофеля" в том, что это первая "настоящая" картина Ван
Гога. То есть "шедевр" в первоначальном, буквальном значении слова, экзамен на зрелость и самостоятельность, который одинокий и неприкаянный Винсент устроил самому себе.
Возле картин всё время толпились какие-то люди, а за ними – глаз да глаз. Изредка постреливало недолеченное ухо, будто бы где-то в глубине головы всё ещё шла невидимая война за независимость, Лидия
Альбертовна вздрагивала и тихо ойкала, стараясь не обращать на себя внимание. Однако боль с каждым днём была всё тише, всё тупее.
Лидия Альбертовна постоянно пыталась сосредоточиться, но что-то всё время мешало, отвлекало, давило, мучило. Но потом она привыкла к новому месту работы, вросла в него, точно голубая ёлка в сквере перед центральным почтамтом, и вот когда картины Ван Гога стали практически незамечаемой частью интерьера, она, кажется, в первый раз обратила на них внимание.
Честное слово, лучше бы она этого не делала.
ШОК
Первым признаком неуюта оказалось необъяснимое недомогание, дискомфорт, которому Лидия Альбертовна поначалу не могла найти объяснение.
Грешила на бурную жизнь последних дней, остаточную болезнь уха, перемену давления, прочие женские радости. Но ощущение это, однажды пойманное и зафиксированное, не проходило, всё сильнее и сильнее прорастая в подсознание. Что к чему, поняла, когда внезапно подняла глаза на картины и осознала, что они чудовищно её раздражают.
Мысленно-то она пребывала как будто бы всё ещё там – в привычном и обжитом зале малых голландцев, где бытовые сценки и пышные натюрморты уже давно превратились в единый сюжет, понятный и привычный, как её жизнь. На новом месте приходилось привыкать ко всему заново.
В том числе и к неуютным, перекошенным картинам Ван Гога. Когда она впервые осознала себя здесь, когда установила с этими холстами контакт, Лидии Альбертовне показалось, что в голове лопнула маленькая красная лампочка, бомбочка, горячими искрами осыпав
(оцарапав) изнанку черепа.
В повседневных хлопотах и сиюминутных делах она забывала сосредоточиться на картинах Ван Гога, однако они своё дело знали хорошо, медленно, но верно проникая в её перегруженное мелочами сознание. Сначала она не восприняла их всерьёз, решила, что мазня, и отправилась дальше гулять по заповеднику своих мыслей, тем не менее полотна в тяжёлых золочёных рамах не отпускали её, взывая к вниманию, продолжению диалога. Который тем не менее казался невозможен. Её раздражало в них буквально всё – яркие краски, грубые, шероховатые мазки, неявные, непонятные сюжеты. Особенно
"доставалось" тем самым "Едокам картофеля", в них царила почти непролазная мгла, депрессивная лампочка освещала искажённые бедностью и нелюбовью лица. Ужас. Мрак.
Поставив галочку, определив для себя чуждость художника, она считала необходимым преодолеть внутренний дискомфорт волевым усилием. Важно было перекрыть эту лёгкую, едва дрожащую на уровне груди панику спокойным осознанием собственного профессионализма. Мало ли где смотрителю музея приходится сидеть. Вот одышливой Ирине Израилевне почти всегда не везёт: то в зал деревянной скульптуры посадят, где нужно постоянно тряпочкой по всяким выемкам и впадинкам проходиться, то в гравюрный кабинет, где всегда полумрак, сонно, посетителей почти не бывает, всё время хочется спать. Даже словом перемолвиться не с кем. Она поняла и скандалёзную Людмилу Анатольевну, шумно протестовавшую против назначения в зал "Бубнового валета", от которого в глазах рябит и зубы ломит.
– Ну, какая вам, Лидия Анатольевна, разница, – убеждала её
Надя-кришнаитка, из-за любви к прекрасному легко, с любопытством соглашавшаяся на любую работу в любом отделении галереи. – Ведь всё это так увлекательно, так интересно.
Однако упёртая пенсионерка скандалила, на повышенных тонах заявляя о правах и изношенной долгой борьбой с обстоятельствами нервной системе. Отныне Лидия Альбертовна хорошо её понимала. Начинала понимать.
ВАН ГОГ
И ничего с этим поделать было нельзя.
Более всего её раздражало в голландце и его творениях то, что на картинах его жизнь казалась обезображенной и раздетой. Будто бы содрали с окружающей Ван Гога действительности кожу, обнажили бухенвальдские рёбра, искорёженные истерикой сути, и отправили гулять по миру вот так, без штанов и доброжелательного отношения к натуре.
Раньше Лидия Альбертовна любила тихое время до открытия рабочих часов галереи, когда посетителей ещё не было, свежевымытые полы сверкали разводами, и можно было обустроить сиденье, съесть бутерброд, перекинуться словом с пробегающим мимо искусствоведом.
Она любила и конец рабочего дня, вязкие сумерки, которые не чувствовались, но лишь угадывались, в залы возвращалась тишина, можно было пройтись, разогнуть спину, сладостно потянуться, дойти до служебных помещений, где тусклый чёрно-белый телевизор настроен на канал мексиканских телесериалов.
Теперь же она ловила себя на мысли, что ей хочется бежать из галереи; от неизбывного неуюта, едва дождавшись конца смены, она хватала вязаную кофточку, и бежала на выход. Даже не потому, что её там почти всегда поджидал Данила, Лидии Альбертовне хотелось поскорее расквитаться с вынужденным перебором эстетических впечатлений, за день выматывающих не хуже приставучей цыганки.
Зато Марина Требенкуль Ван Гога обожала, поэтому несколько раз на дню проводила в зале Лидии Альбертовны бесплатные экскурсии.
– Посмотрите на марину "Море в Сент-Мари", – говорила она назидательным тоном. – Картина исполнена в июле 1988 года на берегу
Средиземного моря, куда художник приехал на семь дней из Арля.
Винсент писал брату Тео, – и в голосе Требенкуль послышались интимные нотки, – что хотел бы вложить целую жизнь в одно, даже небольшое по размерам живописное произведение. Пейзаж с бурным морем и парусниками написан нервными, экспрессивными мазками, передающими душевное состояние художника в процессе работы. Местами краска выдавлена из тюбика прямо на холст, выпуклые рельефные мазки сохранили следы пальцев художника.
Но никакой "целой жизни", как ни старалась, Лидия Альбертовна увидеть не могла: на небольшом куске холста сплетались и разлетались в разные стороны ящерки разноцветных брызг. Доверчивые школьники тянули к изображению свои маленькие, тюльпанистые головки на тоненьких, худых шеях. Пытаясь, видимо, найти дактилоскопий великого мученика изобразительного искусства.
И Лидия Альбертовна, чей трудовой стаж работы в учреждениях культуры давал право на вполне понятный профессиональный снобизм, молча жалела конопатых и вихрастых подростков, которым взрослые в очередной раз морочили головы.
Да-да, она теперь ощущала себя много моложе собственного возраста, видела себя со стороны худой подвижной девочкой, случайно попавшей в странное, заколдованное место. Тем более что Ван Гог с его мазней злил, раздражал Лидию Альбертовну больше всего на свете.
ТО, ЧТО ИНТРИГУЕТ ()
Исихазм.
Воздержание.
Блеск в глазах Татьяны Митковой.
Пачка газет.
Элитные дома.
Прозрачное.
Минимализм в музыке.
Соевый соус.
Мода на новые материалы.
Законы функционирования коллективного бессознательного.
Летаргический сон (с чисто практической точки зрения).
Любовь: должна ли она быть бескорыстной? Может ли она ничего не требовать взамен?
Почему зимой не носят светлое? Бояться затеряться в снегу?
Почему наши соседи никогда не вкручивают лампочку на лестничной клетке? Неужели они никогда не возвращаются домой поздно вечером?
Мысль Кортасара о том, что график всех поездов между пунктами А и Б может сложиться в кубистическую картину наподобие "Гитариста" Пикассо.
Почему Кафка был таким. Каким был Кафка?
Или, скажем, Петрушевская: она на самом деле так видит или за-ради своего бренда притворяется?
Как работает магнитофон? Как звуки, записанные на плёнке, переводятся в реальные звуки разной тональности?!
Звуки, издаваемые организмом. И сам организм – как это в нём всё ловко подогнано друг к дружке.
Пустоты. Дыры. Лакуны (см. их достаточно полную и интригующую классификацию по адресу: http:www.russ.ruantologINTELNETzh_teoria_ pustot.html).
Чувства, для которых невозможно подобрать названия и определения.
Сообщение, заканчивающееся словами: "Истинную правду мы теперь никогда не узнаем…"
Надписи на могильных камнях (как пример несоответствия соотношения означаемого и означающего).
Все люди разные или всё-таки одинаковые?
Твой текст, переведённый на другой язык.
Сексуальная ориентация твоего начальника.
Лёд.
Мёд (у меня на него жестокая аллергия, и я не понимаю, как его можно есть. Точнее, понимаю. Но не могу понять, почему я его не могу есть?).
Истинная история южнокорейского "Боинга", сбитого на Дальнем