Адель Уолдман - Милый друг Натаниэл П.
– Великолепно. Ты пишешь рецензию года, ты занимаешься чем-то там еще и при этом пару раз встречаешься с девушкой, проводишь с ней ночь – спишь ты с ней или нет, кого это волнует? – а потом: с глаз долой, из сердца вон! Ты выпроваживаешь ее за дверь, а сам возвращаешься в свою Нейтландию. А как же она?
Уж лучше бы он пригласил Джейсона! С ним хотя бы можно было бы спокойно съесть этот чертов бургер…
Нейт задумчиво посмотрел на противоположную стену с выставленным на всеобщее обозрение устрашающим, похожим на копье орудием.
– Думаю, было бы немного странно, если бы Ханна придала такое уж большое значение каким-то двум свиданиям, – сказал он, чувствуя, что уже одним фактом ответа делает уступку Аурит, но не видя альтернативы, которая не завела бы ее еще сильнее. – По-моему, ты не очень-то в нее веришь.
– Двум свиданиям, которые, как ты сам сказал, прошли вполне удачно. Теперь она думает о тебе. Думает, что может быть, вообразила лишнее, нафантизировала себе всякого, а на самом деле все было не так уж и хорошо, потому что в противном случае ты бы наверняка позвонил!
– Может, она думает, что я не позвонил, потому что был занят? И, кстати, так оно и есть. Или, может быть, она вообще ничего не думает, потому что тоже занята. Она девушка умная, и у нее тоже дела. По-моему, ты к ней несправедлива, когда представляешь ее такой вот печальной девой, сидящей в ожидании перед телефоном. Может, я ей даже и не понравился, – Нейт состроил милую, как он надеялся, улыбку: – Каким ужасным это тебе не может показаться, не все женщины находят меня неотразимым.
Аурит взяла с пиццы веточку аругулы:
– Без обид, но ты как будто защищаешься.
Бургер упал на тарелку.
Аурит потыкала вилкой в зелень, пытаясь подобраться к пицце. Отрезала крошечный треугольничек. И, уже поднеся его ко рту, остановилась:
– Тут ведь вот какое дело. По-моему, Ханна – спокойная и рассудительная. Тебе такие нравятся, – заговорила она неторопливо, водя вилкой с наколотым на нее кусочком пиццы над тарелкой. – Обычно ты выбираешь не тех женщин. Замечаешь кого-то симпатичного и подыскиваешь причину, чтобы считать ее интересной. Потом, когда ничего не получается, ведешь себя так, словно вся проблема в выборе «женщины или отношения», а не в женщинах, которых ты выбираешь. Взять хотя бы ту взбалмошную Эмили, которая вела себя как шестнадцатилетняя девчонка.
– Какая еще Эми?.. – начал Нейт, но не договорил. Может, Эмили Берг? Он на секунду закрыл глаза. – Знаешь, я не хочу об этом говорить. Можно о чем-нибудь другом? Пожалуйста?
Он знал, что Аурит интерпретирует его просьбу как защитную реакцию. Но это не так. Просто неприятно, что она не к месту вспомнила про Эмили. Да и весь этот ее поверхностный анализ его личной жизни, излагаемый, естественно, тоном полнейшей уверенности…
– Хорошо, – согласилась Аурит.
– Спасибо.
Нейт откусил край бургера.
– Мне просто непонятно, как так можно. По-моему, когда встречаешь подходящего человека и тебе хорошо с ним, нужно относиться к этому серьезно и вести себя осторожно…
Нейт почувствовал себя жертвой какого-то изощренного истязания, при котором мучитель выслушивает тебя и вроде бы даже сочувствует, но при этом не забывает тыкать голым электрическим проводом.
В свое время Аурит приняла на вооружение систему категоризации людей, которую сам Нейт считал весьма полезной. Люди, говорила Аурит, делятся на горизонтально и вертикально ориентированных. Горизонтально ориентированные озабочены исключительно мнением других и стараются в первую очередь подстроиться под и произвести впечатление на тех, кто находится на одном с ними уровне. Вертикально ориентированные помешаны на некоей высшей «истине»; они верят в нее беззаветно и провозглашают ее всем, независимо от того, желает их кто-то слушать или нет. Горизонтально ориентированные – притворщики и льстецы, у ориентированных вертикально часто отсутствуют навыки общения – это они выходят на улицу, чтобы провозгласить апокалипсис. Нормальные люди находятся посередине, но отклоняются то в одну, то в другую сторону. Сейчас Нейта так и подмывало объявить Аурит, что она сползает в вертикальную зону, где каждый слышит только свой голос. Но вместо этого он сказал другое:
– Мы можем поговорить о чем-то еще, не о свиданиях? На свете много всякого, кроме – кто с кем хочет встречаться и «Боже мой, так ты еще не позвонил ей?». Мы же не в этом гребаном «Сексе в большом городе».
Аурит подняла брови, откинула голову и задрала подбородок, так что теперь, при всей своей миниатюрности, смотрела на Нейта сверху вниз, будто с какого-то насеста.
– О, извини, Нейт. Я и забыла, какой ты глубокий. Глупая, досаждаю тебе девчоночьей ерундой. Может, поговорим о ядерном разоружении?
Как же так получилось, что он опять не прав? Нейт не понимал, что случилось, но исправить ситуацию уже не мог.
– Извини. Я просто устал.
– Неважно, – Аурит пожала плечами. – Все в порядке. Мне только не нравится, что многие мужчины относятся к «свиданию», как к чему-то несерьезному. Это такое ослиное упрямство. – Она холодно улыбнулась и, кивнув в его сторону, не оставила сомнений в том, кого имеет в виду. – На самом же деле, свидание – возможно, самая информативная форма человеческого взаимодействия. Ты оцениваешь человека, решаешь, стоит ли он твоего времени и внимания, и он делает то же самое. Фактически это меритократия в применении к личной жизни, но без обязательной отчетности. Мы добровольно предлагаем себя в качестве объекта для интимной инспекции и одновременно подобным же образом изучаем других. Мы стараемся сохранить в целости наши души, стараемся не дать им остыть и загрубеть. Мы надеемся, что будем счастливее наших родителей, которые прожили этот отрезок жизни, эти лучшие годы в одиночестве, сами по себе, в полной изоляции. Но кому это нужно, да? Девчоночья чушь.
Это и есть классическая Аурит. Берет то, что интересно ей лично, и с присущим ей мастерством и изобретательностью превращает в Нечто Важное. Аурит и в голову не приходит, что в жизни есть вещи и темы, более заслуживающие внимания и заботы, чем поиски счастья женщиной верхнего среднего класса, счастья, неизменно понимаемого ею в буржуазном смысле слова – в виде уютно соединившейся пары. Аурит думает, что стоит только сформулировать и донести до всех, как это важно для женщин, и мир сразу преобразится и станет иным. Она совершенно не понимает, насколько узок ее взгляд на жизнь, насколько невосприимчива она ко всему, происходящему вне сферы ее собственных забот и увлечений.
– Ну, не знаю, – протянул Нейт умиротворяющим тоном, хотя и намеревался выразить несогласие. – Легко преувеличить значение того, что зацепило тебя лично. Матери, дети которых не очень хорошо проходят тесты, обычно уверены, что хуже этих самых стандартизированных тестов нет в мире ничего. Я не думаю, что свидание есть тот самый бич современной жизни, каким ты стараешься его представить. Я вообще не думаю, что оно так уж важно. Это всего лишь один из аспектов жизни и определенно не самый значимый.
– Нет, конечно. Ты ведь и не хочешь так думать, верно? – задумчиво заметила Аурит отстраненным тоном натуралиста, классифицирующего какой-то только что открытый вид. – Может быть, когда тебе снова станет одиноко, ты взглянешь на это с другой точки зрения. Но пока волноваться нет причин, пока можно преспокойно сосредоточиться на своей книге и такой важной, такой высокоинтеллектуальной рецензии и чем-то там еще. И продолжать убеждать себя, что ты слишком велик, чтобы думать о таких пустяках.
Интересное замечание.
– То есть ты хочешь сказать, что я непробиваем.
Ответить Аурит не успела – к ним подошла официантка:
– Закончили?
– Э… нет, – буркнула Аурит, поднося ко рту вилку с кусочком пиццы.
Официантка удалилась, состроив недовольную гримасу. Аурит вспыхнула от возмущения. Плохое обслуживание всегда задевало ее, служа таким же источником раздражения, каким была наука для средневековой церкви.
– Вот вернется, а я скажу, что на пицце слишком много аругулы.
– Привет, ребята.
Они оба повернулись. Возле их кабинки стояла Грир Коэн. Та самая Грир Коэн, чей аванс вызвал столь недобрые чувства на обеде у Элайзы. Грир весело улыбалась, словно встреча с ними была лучшим, что случилось с ней за последние недели.
Вообще-то, ничего особенного в этом не было. В Бруклине люди появляются в самых разных местах. Хотя в последнее время разделенные по демографическим признакам части резко расширились за счет сети баров и ресторанов, в глазах Нейта его район никогда не был таким тесным из-за обилия в нем знакомых.
– Я так и думала, что это вы, – сказала Грир, по-девчоночьи растягивая гласные.
Копируя манеры развеселой девчонки, она дополнила образ жевательной резинкой во рту, короткой теннисной юбкой и колготками с эффектом искусственного загара.
