Раймон Кено - Голубые цветочки
Он закрывает глаза. И добавляет шепотом:
— Интересно, какая она будет из себя.
— Скоро мы это увидим, — говорит сир де Сри своим шуринам — графу де Коси и видаму де Плакси.
— Какая разница! — отвечает граф де Коси. — Пускай женится хоть на кобыле, это его личное дело, интересно другое: какое возмещение убытков он нам предложит.
— Если предложит, — говорит сир де Сри.
— Да, интересно поглядеть, — говорит де Плакси, поглаживая усики.
Пострадаль проводит их в столовую и предлагает слегка подкрепиться. Сир де Сри оценивающим взглядом обводит мебель.
— Так-так, — говорит он, — чистейший Людовик XIII.
— Господин герцог — модернист, — объясняет паж, который и сам теперь модернизировался в виконта де Прикармань.
Подают паштет из кабана и прочие легкие утренние яства; в бокалы венецианского стекла наливают укропную настойку.
— Да тут денег куры не клюют! — шепчет сир де Сри и добавляет, обращаясь к видаму, который ест руками: «Пользуйтесь же вилкой, черт возьми!»
Ибо на столе лежат вилки, да притом серебряные.
— Никак не привыкну к ним! — отвечает де Плакси. — Во-первых, я считаю, что эти приборы негигиеничны. Кто мне скажет, где они до этого валялись, а вот про собственные пальцы всегда знаешь, куда ты их совал.
— Нужно идти в ногу со временем, — говорит де Коси, неловко орудуя одной из вилок.
— Господа, — говорит де Сри, — если вы поедете ко Двору…
— Но мы туда не собираемся, — говорит де Плакси.
— Кто знает, — говорит де Сри.
В ожидании герцога они продолжают лакомиться кабаньим паштетом и прочими легкими утренними яствами, попутно осушая многочисленные кубки с вином кларетом.
— Скажите-ка мне, Прикармань, — внезапно спрашивает де Плакси плаксивым голосом, — герцог подумал о нас?
— Н-не знаю, — отвечает осторожно Прикармань, — но мне кажется, вас ждут хорошие новости.
— Я прямо сгораю от нетерпения, — говорит де Коси.
— Я слышу шаги, — говорит де Сри.
Он услышал их, несмотря на шум жевания и начинающегося или уже завершенного пищеварения. И верно, появляется герцог в сопровождении аббата Биротона, дворецкого и нескольких лакеев.
— Приветик, господа! — возглашает герцог. — Как вы находите мою бородку? Я велел доставить цирюльника из города, чтобы он привел меня в божеский вид.
Зятья ахают от восторга: бородка великолепна!
Герцог тычет пальцем в Онезифора.
— Глядите на него, глядите хорошенько! — говорит он. — Теперь он у нас епископ in partibus[49] в Сарселлополисе[50].
Зятья ахают от восторга и кидаются целовать епископов перстень, но целовать пока нечего: епископ Сарселлополисейский таковым еще не обзавелся.
— А теперь взгляните на меня, — продолжает герцог. — Перед вами человек, получивший от Ее Величества триста тысяч ливров на свадьбу.
Зятья ахают от восторга и кричат: «Да здравствует королева! Да здравствует маршал д’Анкр!»[51] — Герцог сияет от счастья. Он потирает руки. Мимоходом он хватает паштет и начинает заглатывать его, не прибегая к помощи вилки.
— А как же мы? — спрашивает тогда граф де Коси.
— Да, как же мы? — вторит ему видам де Плакси.
— А как же я? — интересуется сир де Сри.
Герцог продолжает смеяться, одновременно заглатывая паштет. Смех весьма опасен во время еды: герцог давится, и в него приходится вливать кубок за кубком.
— Интересно, что он решит? — шепчет де Сри на ухо де Плакси.
— А что, если он ничего не получил на нашу долю? — плаксиво бормочет де Плакси. — Денег нет — хоть плачь!
— Я изнемогаю, изнемогаю, изнемогаю! — вздыхает де Коси.
Голод и жажда герцога слегка улеглись, а кашель погашен укропной настойкой. Он принимает серьезный вид и явно собирается заговорить о делах, объявив добрые новости, на которые намекал виконт де Прикармань. Как вдруг, к величайшему отчаянию зятьев, ему приходит в голову совершенно новая мысль.
— А где мои дочери? — осведомляется он.
Ну разумеется, они на дамской половине.
— Пускай придут сюда! — приказывает герцог. — Я не собираюсь произносить мою речь дважды.
Зятья совсем извелись от нетерпения и в ярости едва не намочили штаны, но делать нечего, приходится терпеть. Герцог велит принести другие лакомства: блинчики с молодой кабанятиной, суфле с печенью трески, поросячьи ножки в сухарях. Он требует, чтобы гости не увлекались укропной настойкой, а наливали себе ипокраса[52] и хмельного меда. Он учтиво расспрашивает зятьев — каждого по очереди, — как они доехали, и те отвечают ему со скрежетом зубовным. Но, поскольку их ответы не интересуют герцога, он поворачивается к аббату Биротону и напоминает ему, что сам заплатит за его аметистовый перстень, хотя Онезифор получил вполне достаточно на свои епископские расходы. Наконец он осведомляется о местонахождении Сарселлополиса. Издевательский интерес герцога ясно показывает зятьям, что он напрочь забыл о них, и это не предвещает ничего хорошего. Монсеньор Биротон понятия не имеет, где находится его епископство, да и иметь не желает, поскольку не намерен туда ехать; итак, монсеньор Биротон начинает ответ с благочестивого вранья, сообщая герцогу, что Сарселлополис находится далеко — на Ближнем Востоке.
— Стало быть, он в руках у турок?
— Вы сказали, мессир.
Герцог мечтательно задумывается.
— А что, если организовать крестовый блиц-походишко и отбить у них твое епископство?
Зятья в ужасе: им уже представляется, как папина казна ухнула в Дарданеллы.
Но благоразумный Онезифор увещевает герцога:
— Весьма благое намерение, мессир, весьма благое, но Богу угодно, чтобы мое епископство было in partibus, да будет же на то воля Его.
— Ты и вправду не хочешь? Гляди, другого такого случая не представится.
— Нижайше вас благодарю, мессир, нижайше благодарю.
Зятья даже вспотели от переживаний. Теперь они переводят дух. Сир де Сри решается сострить:
— Вы настоящий донкихот, — говорит он герцогу с тонкой улыбкой.
— Чего-чего? Какой еще ход?
— Я говорю: Дон Кихот. О, это бестселлер 1614 года. Я прочел его в переводе Сезара Удена.
Герцог глядит на сира де Сри с состраданием.
— Вот умтвенность-то до чего доводит, — бормочет он.
Но тот не слышит, ибо все заглушает женское кудахтанье. Впрочем, войдя в залу, женщины умолкают и почтительно склоняются перед папой. Когда присутствующие рассаживаются, герцог д’Ож перечисляет все наместничества, бенефиции и привилегии, которых по договору в Сент-Мену он добился для своих зятьев, а, следовательно, и для дочерей.
— Бе-е-е! — блеет Флица, выражая таким образом общее удовлетворение.
Итак, зятья восприняли без неудовольствия новость о том, что их тесть женится вторым браком на девице Руссуле Пеке, дочери виллана и дроворуба.
Сидролен вздрогнул и проснулся: ему почудилось, будто звонят в дверь, выходящую на набережную. Он встал и выглянул наружу: никого. Уже давно стемнело. Сидролен вгляделся в загородку — нет ли там новых надписей, но ничего не увидел. Тогда он спустился вниз, оделся как можно приличнее, запер все двери на барже и направился к бистро на углу набережной и перпендикулярной к ней улицы.
Здесь еще сидели несколько парочек, чересчур увлекшихся поцелуями типа «засос», гортранспортисты поедали сандвичи и осушали пивные кружки, обсуждая мелкие дневные происшествия по службе. Сидролен заказал укропной настойки с минералкой, приобрел телефонный жетон и перелистал справочник. Прождав семнадцать минут, пока парочка, забравшаяся в кабину, завершит «засос» и соблаговолит выйти, Сидролен связался по телефону с тем же самым рестораном-люкс, из которого его выставили нынче днем.
— Я бы хотел заказать столик на сегодняшний вечер.
— На сколько персон?
— На одну. На одну персону.
Сидролен сразу почувствовал, как трубка охладела у него в руке: вероятно, на другом конце провода им были недовольны. Не следовало говорить так прямо.
— Но я ем за четверых! — поторопился он добавить.
Трубка вновь потеплела. У него спросили фамилию.
— Дроленси#. Месье Дроленси. Передаю по буквам: д’Ож, Рифент, Онезифор, Ламелия, Египет, настойка, остальное как слышите.
— Дюпон. Я правильно записал? Столик для месье Дюпона?
— Все верно.
Войдя в ресторан-люкс, он тотчас заметил, что напрасно потратил время на заказ: ресторан был пуст. Здесь обычно устраивались деловые обеды, а вот на ужин клиенты заглядывали куда реже. Тем не менее метрдотель высокомерно осведомился, заказан ли столик. Сидролен отвечал, что да, заказан. На чье имя?
— Дюпон. Месье Дюпон.
— Благоволите пройти сюда, месье Дроленси.
Сидролен приготовился к тому, что его усадят на сквозняке или рядом с сервировочным столом. Ничего подобного. Он увидел прекрасный просторный стол, щедро заставленный посудой и приборами. Сидролен был приятно поражен. Метрдотель протянул ему меню площадью примерно в сто шестьдесят квадратных сантиметров и спросил, не желает ли клиент аперитив. Поразмыслив, Сидролен склонился к укропной настойке.
