Уэллс Тауэр - Дверь в глазу
Вслед за нами с гор сползал туман. В низких лучах фар мелькали смутные основания придорожных столбов. Перевалив через холм, мы вспугнули опоссума, который что-то грыз на шоссе. Он крутнулся вокруг своей оси, и его глаза блеснули плоским желтым блеском.
Барри задвигался, и его голова снова возникла между сиденьями.
— Эд, ничего, если я попрошу вас на секундочку приглушить это?
Я выполнил просьбу.
— Простите. Я только хотел кое-что сказать.
— Это нормально. Вы уже кое-что сказали.
— Нет, я хотел извиниться. Не стоило мне с вами спорить. Бывает так, знаете: понимаю, что не надо бы, а оно само вырывается.
— Ничего, — сказал я.
Барри кашлянул в руку.
— И еще вот что, Эд, я хочу, чтобы вы знали. Я действительно очень благодарен вам за то, что вы приехали и забрали меня оттуда. Я же понимаю, как это неудобно. В смысле, мы же с вами не то чтобы приятели или там что-нибудь такое, но я думаю, это правда хорошо, это правильно, чтобы мы с вами провели немного времени один на один.
— Да, это редкое удовольствие.
— Нравится нам или нет, но мы теперь в каком-то смысле семья, — продолжал он. — Нас теперь четверо, и я ужасно не хотел бы, чтобы мое присутствие воспринималось вами как угроза или еще в каком-нибудь…
— Я не воспринимаю вас как угрозу, Барри, — ответил ему я. — Просто вы мне не слишком нравитесь, вот и все.
Он умолк, потом испустил тяжелый вздох.
— Замечательно. Огромное вам спасибо, Эд.
Он грузно опустился назад на сиденье. Я снова громко включил радио и помчался в темноте дальше.
У подножия длинного спуска мы наткнулись на ресторанчик в виде охотничьего домика с неоном в окнах. Последние минут сорок Барри угрюмо молчал, что действовало мне на нервы не меньше его гнусавого, снисходительного голоса.
— Эй, на корме, — сказал я с наигранной бодростью. — Я бы глотнул кофейку. Как насчет подкрепиться?
— Можно, — буркнул Барри.
Я остановился. Мы с Мари зашагали через стоянку. В ночном воздухе был разлит запах жира — похоже, его источал металлический шкафчик рядом с кухонной дверью. Барри хромал сзади.
Когда он приплелся в зал, мы с Мари уже нашли три табурета у стойки. Ресторанчик был оформлен с душой. На его стенах, обитых сучковатыми сосновыми панелями, висела уйма всякой дряни: железный фермерский инструмент, вставленные в рамочки газетные отчеты о футбольных победах, пластинки с лицензиями и несколько жестяных оттисков старых рекламных картинок с красногубыми улыбающимися неграми. На свободные пятачки завсегдатаи понатыкали долларовых бумажек, подписанных маркером. Я на секунду отвлекся, и Мари тут же сорвала одну такую с квадратной колонны около своего табурета. Официантка это заметила. На ней было платье с высокой талией и круглым вырезом, обнажающим большую веснушчатую ложбину между грудями. Я забрал у Мари доллар и протянул ей.
— Откройте рот, и она у вас мигом пломбы стащит, — сказал я. — Пожалуйста, не зовите полицию.
Девушка рассмеялась, прикрыв рот горстью.
— Оставьте себе, — сказала она.
Я собрался было продолжить разговор с перспективой на будущее, но она уплыла прочь с подносом, а на ее месте появился Барри Крамер. Не глядя на меня, он сел рядом с Мари. Он заказал сандвич с сыром гриль, кольца лука и красное вино, которое ему подали в бутылочке с завинчивающейся крышкой. На стойке была тарелка с солеными крендельками, и в ожидании своей еды он принялся их щипать.
Постепенно зал наполнялся людьми, которые торопливо сбрасывали напряжение. Дамочки в костюмах из вискозы, по виду банковские операционистки, заливали в себя текилу и засасывали ее лаймом. Диджей в желтых солнечных очках врубил шарманку с ритмичной низкочастотной музыкой, а другой паренек выскочил на танцплощадку, и каждая часть его тела задергалась в отдельном брейк-дансе. Через некоторое время кассирши, подзуживая друг дружку, сползли с табуретов и отправились попытать счастья с танцором, но он огибал их, как дорожные конусы, целиком поглощенный собственными движениями.
Какой-то коротышка в розовой рубашке для гольфа пил у стойки пиво и смотрел телевизор, привинченный под потолком напротив. Ему едва ли давно исполнился двадцать один. Длинный нос и лобик в полдюйма, который еле умещался между бровями и вдовьим мыском, делали его похожим на грека, мрачного и уже здорово набравшегося. Вскоре к нему присоединилась крупная поджарая девица. Он на нее даже не взглянул в отличие от всех остальных. Ростом примерно в шесть футов два дюйма, она смахивала на обесцвеченную пергидролем жирафу в тесных джинсах и с большим количеством косметики, чем требуется девушке в ее возрасте. Она облокотилась на стойку, подперла кулаком щеку и сердито выдохнула в сторону коротышки. Тот по-прежнему хлебал пиво, прикидываясь, что не замечает ее.
— А я тебя дома жду, — сказала она.
— А я не дома, — ответил он, не спуская глаз с телевизора.
— Да я уж вижу, — сказала девица. Она взяла соломинку для коктейля и стала выковыривать ею грязь из-под ногтей.
Нам принесли еду. Я порезал Мари чизбургер на маленькие кусочки. Она брала их по очереди и сначала облизывала, а потом отправляла в рот. Раньше я никогда не видел, чтобы кто-нибудь так ел. На десерт я заказал ей клинышек пирога. Она выковыряла оттуда две вишенки, а остальное отдала мне. Я разделался с пирогом в три приема. Было уже поздно, а до дома оставалось еще часа два скучного, изматывающего пути.
Барри никак не мог справиться со своей порцией. Он медленно возил сандвич в луже горчицы, потом откусывал от него и, прежде чем проглотить, жевал добрых десять минут. Он подслушал анекдот, который рассказывал маляр за три табурета от нас, и громко расхохотался на заключительной фразе. Он завороженно следил за тем, как бармен положил на край стойки пустую бутылку и ударил по горлышку ребром ладони, так что бутылка описала высокую дугу и плюхнулась в урну. После этого фокуса захлопали все, кроме молодой пары на отшибе.
Коротышке тоже принесли ужин. Девица попробовала откусить от его сандвича, и он толкнул тарелку ей.
— Обожрись, — сказал он.
— Какая муха тебя укусила, Луис?
— Никакая. Раз в жизни думал поесть, чтоб мне никто не совал лапы в тарелку, так нет, нате.
Мимо прошла официантка, и парень окликнул ее:
— Привет, Дженни. Твои сиськи сегодня прямо смеются.
— Зато внутри они плачут, — бросила она через плечо.
Высокая девица покосилась на официантку, потом снова на парня.
— Пошли к Чероки, — сказала она. — Дон с Лизой играют в карты.
— Ну и вали, — сказал он. — Заодно спроси у этого козла, когда он отдаст компрессорный шланг.
Он шлепнул на стойку банкноту и вышел со своим пивом. Девица закатила глаза, будто желая показать, что ей все равно, однако не успела дверь захлопнуться, как она встала и пошла следом.
Когда мы возвращались к машине, они еще были там, на стоянке. К этому времени дела у них заметно продвинулись. Она приперла своего малютку к синему пикапу, тыча пальцем ему в лицо, мотая волосами. Под их громкую ругань я подхватил Мари на руки и быстро понес дальше.
Пристегнув Мари, я подвинул переднее кресло вперед, чтобы Барри было удобнее, но он застыл ко мне спиной, не сводя взгляда с конфликтующей пары.
— Барри, вы едете или как?
Он не тронулся с места. Зрелище становилось все занимательнее. Барри смотрел, как парень пытается обойти свою массивную подругу и влезть в пикап, но та продолжает орать и загораживать дорогу. Тогда он толкнул ее в грудь, и она с размаху села на зад.
— Господи боже, — сказал Барри. — Нам с вами надо что-нибудь сделать.
— Что нам надо сделать, так это слинять отсюда и дать молодым людям решить свои проблемы с глазу на глаз.
Барри скорчил недовольную мину.
— Знаете, Эд, мне вас просто жалко. Честное слово.
Девица просидела на земле недолго. Через секунду она вскочила и замахнулась на коротыша длиннющей белой ручищей. Он дотянулся до ее щеки и врезал по ней. Раздался четкий хлопок, как от бейсбольного мяча, пойманного в рукавицу.
— Боже, — сказал Барри.
Он поскакал к ним на своем костыле. Я сел в машину и завел мотор, думая отвлечь его, но не тут-то было.
Примерно на расстоянии плевка от пары Барри остановился. Голубой свет фонаря обливал его ярким конусом. Увидев Барри, они перестали драться. Барри заговорил размеренным мендосинским говором, и сначала его калифорнийская магия, похоже, подействовала. Слушая лекцию, молодые супруги съежились и ушли в себя, как девятиклассники, которых выволокли сцепившимися из-под скамейки в раздевалке. Их робости хватило минуты на полторы, а потом парень рявкнул на Барри и замахнулся кулаком. Он метил в адамово яблоко, но не попал: Барри отскочил назад, прикрываясь растопыренной пятерней, в испуге за лицо.
