Диана Петерфройнд - Доброе утро
— Великолепно! — просияла я.
* * *Он повел меня ужинать в уютный итальянский ресторанчик. Ужин получился чудесный. А потом Адам отвез меня к себе, ну-у… музыку послушать.
И продолжение вечера тоже вышло чудесным.
Не могу сказать, кто сделал первое движение. Все завертелось так быстро. В следующий момент я вдруг осознала, что мы вытворяем что-то сумасшедшее на диване. Завтра я, конечно же, не стану рассказывать об этом Саше и Трейси, но у Адама Беннета, помимо его папаши-журналиста, помимо йельского диплома, звания чемпиона по гребле и репутации знойного мачо есть еще одно неоспоримое достоинство: он отпадно целуется.
Отпадно.
Где-то на второй половине альбома группы «TV on the Radio» я оказалась без блузки, а он — без рубашки.
— Знаешь, — оглядела я его. — У тебя очень впечатляющая подборка музыки.
— М-м-м-м… — Адам целовал меня в ключицу. Он скользнул руками вниз, нащупывая застежку юбки.
— Но, боюсь, мне пора домой. Уже восемь. — Будь прокляты все эти утренние передачи. Вот как мне при таком расписании устраивать личную жизнь?
— Да, — сказал Адам, расстегивая пуговицу на юбке. — Тебе пора. Тебе очень пора, — с этими словами он добрался до молнии.
— Завтра у Майка первый день в эфире, — пролепетала я между поцелуями.
— Тем более, — сказал он, целуя мне шею и плечи. — Тем более пора. Иди.
Я чуть не плача пробежалась пальцами по его спине. Мне надо домой. Надо. Надо.
Наверное, тот стаканчик лимончелло под конец ужина был лишним. Из-за него я почувствовала себя такой… свободной. Адам тоже пригубил лимонный напиток. Интересно, смог бы он сейчас грести, не сбиваясь с ритма. Судя по развороту плеч, еще как смог бы. Теперь я поняла, почему он так любит носить рубашки навыпуск. Чтобы отвлечь внимание от умопомрачительного треугольника своего торса…
Он навалился сверху, и у меня все мысли вылетели из головы.
— Знаешь, — наконец сдалась я, — нам чертовски повезло. Майк ведь не новичок. Он уже тысячи раз сидел перед камерой… — и еще крепче обняла Адама.
— Да-а, — протянул Адам, а потом внезапно остановился. Не знаю даже, как назвать, что он проделывал с моей шеей. — Э-э-э…
— М-м-м?
Адам приподнялся на локтях и посмотрел на меня сверху вниз. На лице у него была смесь досады и покорности судьбе.
— А он случайно не откупоривал бутылку сорокалетнего «Брукладди»?
— Откуда ты знаешь? — вытаращилась я.
Он со вздохом отстранился. У меня сразу возникло подозрение, что так чудесно начавшийся вечер не будет иметь продолжения.
— В те времена, когда я с ним работал, если ему не хотелось делать репортаж — там, про Олимпийские игры, церемонию вручения Оскара или что-нибудь такое, от чего людям хоть какая-то радость, — накануне он уходил в запой.
— Что?! — теперь села я.
— Саботаж в чистом виде, — пояснил Адам. — И начинается он всегда одинаково — с бутылки «Брукладди». Из каких притонов по всему миру я его только не вылавливал! Надо ведь было разыскать нашего героя до того, как ему набьют морду.
У меня опять участилось дыхание, правда, на этот раз причиной был не полуобнаженный красавец Адам. Хорошо, хорошо, хорошо…
Я сделала глубокий вдох, задержала дыхание, потом выдохнула.
— Нет. Это смешно. Я не буду за ним бегать. Если он хочет все разрушить — пожалуйста. Его дело.
Я глянула на Адама. Что-то непохоже, чтобы я его хоть капельку убедила.
— Вот черт! — буркнула я себе под нос.
Адам опять вздохнул.
— Начинать надо с «Элейнс».
Я вскочила и помчалась к двери. Уже выбежав в коридор, обнаружила, что не совсем одета.
— Черт! — Я побежала обратно к двери Адама. Он стоял на пороге, протягивая мне блузку.
— Спасибо!
— Только, пожалуйста, не надо, — с досадой поморщился он. — Не надо благодарить меня за то, что я испортил нам такую ночь.
Я наскоро его поцеловала.
— Потом поговорим.
Если, конечно, меня не уволят.
11
«Элейнс» — один из тех типичных манхэттенских ресторанов, которые местные боготворят, а из приезжих знают только те, кто любит фильмы Вуди Аллена. Когда я спросила у консьержа в подъезде Адама, как туда добраться, он глянул на меня так, будто я с луны свалилась. Хотя, может, виной тому был беспорядок у меня на голове и размазанная по лицу помада.
Трудно сказать, что было в баре «Элейнс» наиболее впечатляющим: знаменитые посетители, будто сошедшие со страниц справочника «Кто есть кто», или выбор сортов виски. Но Майка там не было. Я разыскала владелицу бара и спросила, где он может быть.
— Померой? — Она криво улыбнулась, а в глазах мелькнуло сочувствие. Я насторожилась. — Он уже несколько часов как ушел.
Блин. Я убью его! Он одним ударом поставил под угрозу мою (и без того плачевную) карьеру и мою (наконец-то начавшую налаживаться) личную жизнь.
Я пошла пытать счастья в бар «Алгонкин», дальше по улице. Похоже, сюда он тоже заходил. И то же самое мне сказали в «Бонд 45».
Я убью эту скотину! Не знаю, может, дело в освещении, но в зеркало я увидела, что глаза у меня налились кровью.
В баре «Смитc» один любезный завсегдатай поведал мне — после того, как я угостила его стаканчиком «Лагавулина» по заоблачной цене, — что Майк направился в сторону «21 Club».
На этот раз я взяла такси. Уже на втором часу поисков я стерла себе ноги в кровь, и туфли я сняла не раздумывая. Я могла бы сейчас лежать в постели с Адамом Беннетом. Я могла бы лежать и в собственной постели. Я могла бы быть где угодно. А вместо этого бегаю за звездным ведущим своей программы, который отравляет мне жизнь.
Если честно, я удивилась, что меня пустили в «21». Волосы у меня торчали во все стороны, блузка была застегнута не на те пуговицы, туфли я сняла, к тому же, не сомневаюсь, юбка у меня к тому времени уже перевернулась задом наперед. Но меня впустили.
Может, они уже привыкли, что за Майком Помероем сюда прибегают обезумевшие продюсеры с телевидения? Хотя, скорее всего, за ним впервые пришли так рано. Добро пожаловать в мир утренних новостей!
Здесь-то он и обнаружился, в одной из задних комнат. За столиком с ним сидели сплошь знаменитости. Мне невероятно стыдно было появиться перед ними в таком виде. Это были люди из справочника «Кто есть Кто в мире телевидения». Каждый из них в год получает столько, сколько вся моя семья не заработала за всю жизнь.
Но я и не подумала отступать.
— Ма-айк! — позвала я.
Он повернулся.
— Ну вот. Девушка пришла.
Я целеустремленно топала босиком к столику, кипя от злости.
Кто-то из телесветил ухмыльнулся:
— О, новенькая!
— Побойся бога, Померой, — сказал двенадцатикратный обладатель «Эмми» с Си-би-эс, — они у тебя все моложе и моложе.
Я пробралась к Майку и положила руку ему на плечо.
— Майк, мне нужно с тобой поговорить!
От него разило приторно-дымным запахом дорогого виски.
— А что? — поинтересовался Майк. — Ребеночек все-таки от меня? — Он поднял руку и хлопнул по подставленной руке другого ведущего. — Дай пять!
Я покачала головой и выволокла его из-за стола. Это оказалось несложно, учитывая, сколько он выпил. Остальные с удивлением за нами наблюдали.
— На выход! — сказала я. — Немедленно!
Я была так зла, что не могла дождаться, пока мы выйдем на улицу, и начала распекать Майка еще по пути к двери:
— Довожу до твоего сведения, — шипела я, — что эта программа важна для многих, в том числе, не в последнюю очередь, и для меня.
Кое-кто из постоянных клиентов обернулся в нашу сторону.
Я почти вытолкала Майка за дверь.
— Неужели ты не понимаешь?! — кипятилась я. — Речь идет о моей заднице!
На этих словах Майк остановился как вкопанный и медленно обернулся ко мне:
— На самом деле твоя задница никого не волнует, Ты — только буквы в титрах. Это моя задница появляется в эфире. О моей репутации идет речь. О моих принципах. Моих!
Я сделала пару шагов ему навстречу, и теперь мы стояли лицом к лицу.
— Ты себялюбивый эгоист!
— Я звезда эфира! — Он даже не моргнул.
Все, с меня хватит!
— Так, отлично, поехали!
— Куда? — удивился он.
— Домой! — Я проголосовала, и такси взвизгнуло тормозами. Майк вздрогнул и закрыл руками уши.
Я велела водителю везти нас к Майку. Когда мы приехали, Майк, выходя из машины, так сильно хлопнул дверцей, что чуть не прищемил мне нос.
— Ладно! — проворчал он. — Доставила меня домой и можешь убираться!
— Ну уж нет! — сказала я. Я поднялась по ступенькам к его подъезду и сделала приглашающий жест.
— Пойдем-ка, дорогой!
Он потащился следом.
Квартира Майка выглядела именно так, как я себе и представляла. Дорогая, учитывая его многомиллионный контракт, и насквозь мужская, хотя, слава, богу, он не стал украшать стены чучелами своих охотничьих трофеев. И все же было тут нечто, что напоминало того Майка, которого я когда-то обожала, а не того придурка, с которым я всю неделю пикировалась на работе. Там, где оставалось свободное пространство от книжных полок, сплошь заставленных раритетами, висели прекрасные картины.
