Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 10 2006)
Я все более склоняюсь
к мысли, что не так живу.
И от этого порою
в самом деле худо мне.
Начал было сам с собою
разговаривать во сне.
Точно друг неугомонный,
свой сующий всюду нос,
учинил бесцеремонный
самому себе допрос.
* *
*
Листвы сожженье в бочке ржавой
есть непременный ритуал,
и нынче утром Дух кровавый
восстать из пепла я призвал.
Послушно взвился пламень алый,
столбом дым черный поднялся,
когда малинник одичалый
весь будто кровью налился.
* *
*
Судьба-индейка, стало быть, обманет,
и, выйдя в поле, я услышу, как
оркестр народных инструментов грянет,
как песнь сурка раздастся в двух шагах.
В кустарнике, разросшемся по краю
побитой градом лесополосы,
я слабое движенье замечаю
нередко в предрассветные часы.
Там, вероятно, происходит что-то,
о чем бы лучше нам с тобой не знать.
А может, просто мужикам охота
пришла пушного зверя пострелять.
* *
*
Цивилизация задела по касательной
и хмурый лес в морозной дымке,
и псину в позе выжидательной
неподалеку от тропинки.
Она учуяла таящихся
волчат в непроходимой чаще,
лисят, в кустарнике резвящихся,
поскольку ничего нет слаще,
чем безмятежное младенчество,
чем детство, отрочество, юность,
чем тунеядство, иждивенчество,
безнравственность и бескультурность.
* *
*
Карабкается дождь по мелколесью,
как организм, ослабленный болезнью,
как будто бы такое существо,
которое ни живо, ни мертво.
Дождь, в сущности, есть инопланетянин,
который был не раз опасно ранен.
Волочит лапу, поджимает хвост
посланец бесконечно дальних звезд.
* *
*
Будто бы кипенно-белым бельем
устлана койка моя,
будто бы в доме напротив углем
стену царапаю я.
Стали виденья меня посещать.
Если в лесной полутьме
начал просветы в листве различать,
стало быть, дело к зиме.
Солнечный луч прожигает насквозь
тонкую корочку льда.
Сучья нагие торчат вкривь и вкось,
больше не зная стыда.
* *
*
Наивно думать, что история
подвластна хоть какой-то логике.
Тут из окна профилактория
глядели прежде алкоголики.
В тумане кутались окрестности:
овражки, рытвины с ухабами.
Тут все покоилось в безвестности
у хмурых елей между лапами.
А нынче тяжелогруженые
машины месят грязь колесами,
и дачники умалишенные
знай машут вилами да косами.
* *
*
Мой соотечественник твердости
не проявляет в день получки
и, позабыв про чувство гордости,
целует продавщице ручки.
Я не скажу, о чем он думает,
что смыслом жизни полагает,
но огурец охотно хрумает
и водку пивом запивает.
Из репродуктора разносится
чуть свет музбыка по окрестности.
Не знаю точно, как относится
он к нашей нынешней словесности.
* *
*
Мне представляется значительным
все, вплоть до местоположенья,
в пейзаже маловыразительном —
наличье силы притяженья.
Предпочитая по отдельности
разнообразные детали,
я не утратил чувства цельности,
не усомнился в идеале.
Я ощущаю чувство близости
с сосной, растущей подле дачи,
противящейся всякой низости
упорно, так или иначе.
Рассказы
Солнцев Роман Харисович родился в Прикамье в 1939 году. Окончил физмат Казанского университета. Поэт, прозаик, драматург, главный редактор журнала “День и ночь”. Автор книг, вышедших в Москве и Сибири. Живет в Красноярске.
ТУЛУП
1
Новый год мы с женой встретили на даче, средь сизого после морозов сосняка, на краю трехсотметрового обрыва над рекой — такой нам выпал участок, здесь стоит наш деревянный домик на бетонных стенах гаража. Хорошее место не столь для урожаев (почва — сплошной галечник), сколь для созерцания: даже зимой внизу движется, мерцая, огромное пространство незамерзающей воды (выше нас по реке — ГЭС), по веткам над головами шныряют глазастые белки, днем и ночью великая тишина, а главное — от города недалеко.
Мы думали здесь и ночевать остаться, растопив получше нашу узкую маломощную печку, но, когда в полночь грянули куранты из радиоприемников и телевизоров соседних дач, и в звездное небо взлетели с шипением и треском сотни китайских шутих, и мир озарился неверным светом, мой пес Тихон, мирно лежавший на снегу во дворе, от страха метнулся под крыльцо, а там вдобавок на него с грохотом свалились несколько поленьев березовой поленницы... Заскулив и поджав хвост, обычно смелая лайка белым вихрем взлетела по крутой лестнице на крыльцо и забилась в угол на веранде.
Мы надеялись, пес успокоится, но праздничные гулы и взрывы петард продолжали содрогать вокруг землю и домики, как это делают забиваемые на стройке сваи, и пес завыл. Я обнял его, он дрожал, словно Пятница в книге про Робинзона Крузо, увидевший, как из “палки” вылетает огонь... Вот что значит держать охотничью собаку в городе, не водить на охоту, не стрелять при ней из ружья, приучая к звуку выстрела и запаху пороха...
— Сколько же они покупают этих патронов! — удивилась жена. — Они ведь и спать не дадут. По крайней мере до четырех утра, до московского Нового года.
И мы решили наскоро собраться и уехать домой. Собака, услышав, как я завел двигатель, все поняла и прыгнула в машину. Я отключил снизу, из гаража, свет в доме, запер там железную дверь, затем простую деревянную дверь наверху, выкатил со двора машину и повесил замочек на ворота...
А через два дня, когда под ослепительным синим солнцем, сквозь ледяной свежачок мы приехали, чтобы подышать воздухом леса, как только вкатились во двор, сразу же увидели: у нас побывали воры. Дверь на крыльце, которая ведет в сени (они же веранда), была вскрыта топором или даже ломом — косяк вывернут, замок в гнезде стоит криво. А замок во внутренних дверях, которые отделяют веранду от жилого помещения, я и вовсе забыл запереть... да и замочек там — можно гвоздем отщелкнуть...
Ах, напрасно я поленился, не снес в гараж все наиболее ценное, как делал всегда. Наверное, подчистую смели...
В оцепенении мы с женой ступили в промороженные комнатки нашего лесного домика — да, конечно, нет магнитолы... исчезла моя пишущая машинка... Здесь, кажется, оставались бутылки шампанского и коньяк... Открытую бутылку “Белого аиста” воры не взяли — боятся отравиться, потому что некоторые хозяева в отчаянии оставляют подобные подарки незваным гостям...
— И моей подушки нет! — воскликнула жалобно в спаленке жена. — И ватное китайское одеяло украли.
Со двора, цокая когтями по крутой лестнице, влетел наш пес и начал, остановившись, оглушительно лаять — да, да, здесь были чужие, были враги!
Итак, одеяло, подушка, машинка, шампанское... ага, вот еще нет старого пуховика, висел у входа, нет старых “канадок”, сапожек с мехом... Что-то еще пропало? Или на этом все? Я вышел на веранду.