Леонид Каганов - Таблетки
* * *
Гримироваться оказалось делом долгим и очень нудным. Целый час Олеся трудилась над образом Мити — сперва ставила прическу и что-то выстригала машинкой, затем обклеивала лицо какими-то полосками и тут же их срывала, потом наносила пудру, краски, что-то подрисовывала тонкой кистью… Время от времени что-то шло не так, и тогда она шипела и ругалась в пространство — денек-то был неудачный.
Когда наконец Митя взглянул на себя в зеркало, оттуда смотрел вовсе не Митя Сверчков и даже не Император Хотон, а унылый клерк среднего возраста, обрюзгший и начавший лысеть, но умело это скрывающий.
— Пострашнее ничего нельзя было нарисовать?
— Нравится? — Олеся сунула ему под нос планшет. С планшета на Митю глядела та же самая унылая физиономия.
— Ты меня еще и сфоткала в этом виде, — огорчился Митя.
— Дурак! — сказала Олеся, но было видно, что она польщена. — Это оригинал. Господин Веселовский, пресс-секретарь Тараскиной. Пока я буду делать Тараскину, посмотри пару видео с ним, поучись, как он говорит. Только не вздумай теперь ни чесаться, ни сморкаться — всю мою работу сотрешь!
Митя кивнул и принялся гуглить видео с городских пресс-конференций. Тараскину из себя Олеся делала еще дольше, но в итоге получилась самая настоящая.
Митя к тому времени посмотрел все видео, что удалось найти, и понял, что голос господина Веселовского подделать довольно легко: надо слегка вытянуть губы вперед, изобразить растерянное лицо и произносить слова, не открывая рта. Получалось такое бубнение в щеки. Олеся сказала, что очень похоже, только посоветовала делать побольше паузы между словами.
В автобусе на них оборачивался народ, люди наперебой бросались уступать место, а какая-то пожилая дама принялась грузить Олесю своей квартирной проблемой. Митя вежливо оттеснил даму, пробубнив «напишите заявление в приемную, я лично возьму это на контроль». И добавил: «под мою ответственность», но Олеся незаметно наступила ему на ногу, чтоб не выходил из образа. Правда, он этого почти не почувствовал, потому что черные остроносые ботинки были на два размера больше — Олеся позаимствовала их у отца.
В суде их встретили так удачно, что Митя даже засомневался: не приняла ли Олеся новую пуговицу на всякий случай. Охрана без вопросов отдала честь и принялась тайком куда-то звонить, а Олеся протопала внутрь с решительным лицом, не удостоив их взглядом. В коридор высыпали напуганные тетки. Олеся не дала им опомниться и перешла в наступление. Она открыла рот и стала орать. Она кричала так, что у Мити закладывало уши. Она кричала что-то про сроки, про кадры, грозилась наконец навести порядок «в вашей богадельне». Каждая отдельная фраза была понятна, но суть оставалась неясна. Кроме того очевидного факта, что сюда явилась именно мэр, и мэр не в настроении.
Затем Олеся умолкла и стала ждать ответа. Одна из дам принялась с достоинством отвечать, но Олеся ее перебила и спросила, в курсе ли дама последних событий? Дама явно была не в курсе. Митя тоже. Да и Олеся не стала ничего объяснять — велела провести ее в комнату особо важных дел.
Здесь она снова устроила скандал, тыкая пальцем в пол. Пол был покрыт довольно чистым паркетом, но Олеся считала, что он может в любую минуту провалиться, и угрожала выяснить, куда ушли деньги капремонта. По мнению Мити, она переигрывала — паркет был вполне сносный, а местные судьи могли и не иметь никакого отношения к ремонту своего здания. Оборвав свой крик на полуслове, Олеся развернулась, чтобы выйти прочь, но в четко рассчитанный момент обернулась и рявкнула: «Где вообще дело этого Сверчкова?» — словно именно Сверчков и был причиной неудачного ремонта.
Чиновницы засуетились, но не могли сообразить, кто такой Сверчков, пока Олеся не объяснила, что это дело о краже фонда салонов мобильной связи. Дело тут же нашлось. Олеся распахнула папку, сделала вид, что углубилась в чтение, пролистала пару страниц в зловещей тишине, а затем строго оглядела всех поверх очков и прошипела, зловеще чеканя каждое слово:
— Я служила городу. Служу. И буду. Служить. И ради вашего ворья… — Она сурово потрясла в воздухе папкой. — Я. Лишаться должности. Не. Собираюсь. Понятно? — она снова яростно оглядела потупившихся чиновниц: — Если кто-то хочет лишиться должности из-за Сверчкова, пусть так и скажет!
В комнате настала гробовая тишина, тетки недоуменно смотрели в пол, а Митя испытывал сложные эмоции. Чиновницы напряженно пытались сообразить, что же так взбесило гостью, и что имелось в виду. Митя видел, как одна, самая молоденькая, даже украдкой набирала СМС. День выглядел удачным. И это была не просто удача, а шанс, что рано или поздно, трудом или уловками, но удастся исправить и все остальное…
И в этот момент распахнулась дверь и раздался голос.
— Я! — сказал голос. — Я лишился должности из-за Сверчкова! И я доведу это дело до конца! Мне есть что рассказать многоуважаемой Евгении Павловне и про Сверчкова, и про пуговицы, и про угрозу…
— Следователь Чашечкин?! — изумленно произнес Митя совершенно против своей воли.
— Тимур?! — ахнула Олеся тоже против воли, своим обычным голосом. — Так ты следователь, а не адвокат? А ты подонок…
Чашечкин еще ничего не понял — он стоял с недоуменным лицом и глядел на мэра города, уже понимая, что услышал что-то важное, но не в состоянии свести в уме факты. Он еще раз перевел взгляд с Тараскиной на пресс-секретаря и обратно, и тут до него дошло, кто перед ним.
— Охрана!!! — завопил Чашечкин. — Это мошенники!!!
Митя понял, что все пропало. И больше всего сейчас он боялся за Олесю. Поэтому он проворно расстегнул ее сумку, выхватил флакон с пуговицами, высыпал на ладонь целую горсть и кинул в рот сразу три. И с облегчением закрыл флакон.
Увидев это, Чашечкин исказился в лице. Словно кошка, он сделал огромный прыжок вперед — то ли пытался остановить Митю, то ли схватить флакон. Он летел как в замедленной съемке, но когда его ноги с грохотом коснулись пола, произошло непредвиденное: пол под ним хрустнул и проломился, будто ломоть хлеба. Словно под паркетом треснули какие-то невидимые балки. Чашечкин с воплем рухнул в образовавшуюся яму, пол комнаты наклонился, и вдогонку к яме поехал громоздкий письменный стол. Тетки завизжали как испуганные школьницы. Митя почувствовал, что пол уходит из-под ног. Олеся, взвизгнув, заскользила каблуками. Митя схватил ее за руку, а флакон с пуговицами, кувыркаясь, полетел в провал вслед за Чашечкиным. Впрочем, у Мити оставалась целая горсть, зажатая в кулаке.
Первой пришла в себя Олеся — все-таки она была прирожденной актрисой.
— Он назвал охрану мошенниками!!! Кто его сюда пустил?! — заорала она, тыча пальцем в яму. И не давая никому опомниться, заголосила: — Да у вас здание падает! Я ни минуты тут не останусь!
И ринулась к выходу, крепко сжав папку с делом Сверчкова. Митя бросился за ней. За спиной визжали тетки, кажется, кто-то верещал про землетрясение. Мите очень хотелось вернуться, нырнуть в яму и отобрать у Чашечкина флакон. Он почему-то был уверен, что Чашечкин теперь точно им воспользуется. А может быть, уже воспользовался…
* * *
Снова над головой ударила автоматная очередь. Митю осыпало бетонной крошкой. Снизу поднимался жар — там на могучих цепях висел исполинский котел с расплавленной сталью, напоминавший гигантский чайник с коротким носиком. Местные рабочие давно попрятались в убежище.
— Сдавайся и выходи! — снова проорал Чашечкин. — У тебя нет выхода!
— Хрен тебе! — рявкнул Митя.
Очередь ударила снова, но последний патрон как-то не удался. Он сверкнул в воздухе и взвизгнул. «Трассирующий», — догадался Митя.
— Чашечкин! — позвал он, и голос глухо раскатился по цеху: — Что-то тебе уже не так везет, да? Патрончики-то кончились?
— У меня еще целый рожок! — ответил Чашечкин и в доказательство громко постучал железом по железу. Звук раскатился по металлическим мостикам, и Митя, казалось, ощутил его подошвами.
— Нет у тебя рожка. Рожок щелкает, а не стучит. По башке себе постучи стволом!
— Есть рожок! — откликнулся Чашечкин обиженно.
— У тебя рожок, а у меня пирожок! — подразнил Митя.
Чашечкин не отвечал.
Митя полез рукой за пазуху и нащупал сверток. У него оставалась ровно одна пуговица. Но у Чашечкина, похоже, не было и этого. Митя вдруг с облегчением понял, как он рад, что пуговицы наконец закончились. Он так устал от фантастического калейдоскопа, который тянулся последние две недели… Тюремная камера и Чашечкин в чине новоиспеченного генерала МВД. Затем снова эти проклятые корейцы, которые похитили Митю из одиночки, выпилив решетку лазером, затем полет на вертолете, крушение в горах и эта дурацкая лошадь, которая сама вывозила Митю по тропам. И снова что-то такое же абсурдное и бессмысленное, и вот Митя в Омске депутат, и у него депутатская неприкосновенность, а потом он почему-то диктор ТВ, и читает новости, потом Рим, и прием у Папы Римского, куда врывается этот проклятый маршал Чашечкин, в честь которого идет парад по всему Риму. И снова гонка на автомобилях, по улицам какого-то несуразного курортного городка, кажется, Монте-Карло, и вот уже Митя получает звание Сэра от королевы Великобритании. Или это было до Папы Римского? А наутро он уже убегает от извержения вулкана и спасается от носорога, который тоже убегает от извержения. А потом эта британская подводная лодка, и прыжок с башни, и эта безумная гонка на вертолете, который для Мити оказался довольно прост в управлении. И оставалось лишь неясным, где Чашечкин научился так хорошо управлять вертолетом, что от него не удается оторваться никакими силами. Потом был Тибет. И снова плен, и самолет, и парашют, и вот теперь эта дебильная перестрелка на заводе, как символ полностью истощившейся вселенской фантазии.
