Флэгг Фэнни - Жареные зеленые помидоры в кафе «Полустанок»
Конечно, Руфь была ему хорошей матерью, и он её просто обожал. Ее все обожали, но вы бы посмотрели на Культяшку и Иджи — это было что-то необыкновенное. Они и рыбу ловили, и охотились лучше всех, и были просто без ума друг от друга. Я думаю, никто в целом свете не был ближе, чем эти двое.
Однажды, я помню, Культяшка положил в карман кусок орехового пирога и испортил свои лучшие брюки. Руфь ужасно разозлилась, а Иджи, наоборот, хохотала до упаду, вот как.
Но порой Иджи обращалась с ним даже жестоко. Например, когда ему было всего пять лет, швырнула его в реку, чтобы научить плавать. Но я вот что скажу, он никогда не грубил матери, как другие мальчишки. По крайней мере, когда рядом была Иджи. Она этого не позволяла. Никому и никогда. Нет, он слушался мать. Не то что Артис, сын Онзеллы. С ним ничего не могли поделать, разве не так?
Эвелин сказала:
— Наверно, не могли. — И вдруг увидела, что миссис Тредгуд надела платье наизнанку.
ПОЛУСТАНОК, ШТАТ АЛАБАМАРождество, 1937 г.
Почти все ребятишки получили на Рождество в подарок пистолеты с пистонами и собрались в саду доктора Хэдли пострелять. Весь двор пропах серой, целый день в морозном воздухе стоял треск. Каждый был убит по сотне раз. Паф! Паф! Паф! Ты убит! Паф, паф!
— Ой, ты попал в меня!
Восьмилетний Дуэйн Килгор схватился за грудь, упал на колени и стал умирать. Дернувшись в последний раз, он выхватил запасную красную обойму и перезарядил пистолет.
Культяшка Тредгуд немного опоздал к началу перестрелки, удрав от рождественского ужина в кафе с семьей и Смоки Одиночкой. Он вбежал во двор, когда все только что зарядили пистолеты и готовились к новому бою, спрятался за деревом и прицелился в Вернона Хэдли. Паф! Паф!
Щелк! Щелк! Вернон выпрыгнул из-за куста и заорал:
— Ты промазал, грязная скотина!
Культяшка, у которого кончились пистоны, перезаряжал пистолет, когда Бобби Ли Скроггинс подбежал к нему вплотную и выстрелил.
Щелк! Щелк! Паф! Паф! Убит! И, не успев опомниться, Культяшка был застрелен… Но не огорчился. Раз за разом перезаряжал он пистолет только для того, чтобы его снова и снова убивали.
Пегги Хэдли, младшая сестра Вернона, училась в одном классе с Культяшкой. Она пришла в сад в новом темно-бордовом пальто, с новой куклой и села на ступеньки смотреть. И вдруг Культяшке разонравилось каждый раз оказываться убитым. Все отчаяннее пытался он попасть хотя бы в кого-нибудь, но ребят было много, а он не мог заряжать пистолет так же быстро, как они, и не успевал отстреливаться.
Щелк! Шелк! Снова убит! Но Культяшка отчаянно рванулся к большому дубу посреди двора, за которым можно было прятаться, выскакивать, стрелять и вновь прятаться. Он уже убил метким выстрелом Дуэйна и прицелился в Вернона, когда сзади, из-за кучи кирпичей, выскочил Бобби Ли. Культяшка обернулся, но было поздно. Бобби Ли наставил на него два пистолета и расстрелял две обоймы.
Щелк! Щелк! Щелк!
— Ты убит! — заорал Бобби Ли. — Два раза убит! Давай умирай!
И Культяшке не оставалось ничего другого, как умереть на глазах у Пегги. Это была быстрая, тихая смерть. Он поднялся и сказал:
— Пойду домой, возьму ещё пистонов. Я скоро вернусь.
Пистонов у него было предостаточно, просто ему хотелось умереть по-настоящему. Ведь Пегги видела, как его все время убивают.
Когда он ушел, Пегги крикнула брату:
— Ты нечестно играешь! Ведь у бедного Культяшки только одна рука. Я все про тебя маме расскажу, Вернон.
Культяшка ворвался в свою комнату, бросил на пол пистолет и швырнул о стену игрушечный поезд. Он кричал от полного отчаяния, кричал как безумный. Когда вбежали Руфь и Иджи, он топтал конструктор, от которого уже остались одни обломки.
Увидев их, Культяшка зарыдал:
— Я ничего, ничегошеньки не могу сделать этим обрубком проклятым! — и стал бить по культе. Руфь крепко прижала его к себе.
— Мальчик мой, что случилось? Что с тобой?
— У всех по две кобуры, кроме меня! Я не могу их победить, меня весь день убивали!
— Кто?
— Дуэйн, и Вернон, и Бобби Ли Скроггинс.
— Ох, милый… — Руфь опешила. Она знала, что когда-нибудь такой день настанет, но теперь, когда он настал, позабыла все слова, которые приготовила на такой случай. И что можно сказать семилетнему ребенку? Что все будет хорошо? Она беспомощно посмотрела на Иджи.
Иджи вдруг сдернула Культяшку с кровати, накинула на него пальто и повела к машине.
— Мистер, вы поедете со мной.
— Куда?
— Узнаешь.
По дороге к реке оба не проронили ни слова. Подъехав к табличке с надписью: КЛУБ РЫБАКОВ «ФУРГОННОЕ КОЛЕСО», Иджи свернула, и вскоре они оказались у ворот, сделанных из двух больших белых колес. Иджи вылезла, открыла ворота, остановилась возле домика и посигналила. В дверях показалась рыжеволосая женщина.
Иджи велела Культяшке оставаться в машине, а сама вышла и о чем-то заговорила с рыжеволосой. Из дома доносился восторженный визг собаки: она скакала и тявкала, приветствуя Иджи.
Через несколько минут женщина вернулась в дом и вынесла Иджи резиновый мячик. Когда она открыла дверь, собачка выскочила во двор и стала так вертеться и вилять хвостом, что, казалось, вот — вот умрет от восторга.
Иджи сошла с крыльца и сказала:
— Пошли, Леди! Ну, давай, девочка! — и подбросила мяч.
Маленький белый терьер подпрыгнул фута на четыре, поймал на лету мячик и, подбежав к Иджи, отдал ей. Иджи снова и снова кидала мяч, а Леди ловила его, прыгала и ловила. И вдруг Культяшка заметил, что у собачки только три лапы. Леди прыгала за мячом минут десять и ни разу не потеряла равновесия. Наконец Иджи позвала собачку в дом и попрощалась с рыжеволосой женщиной.
Она вела машину по узкой дороге вдоль реки.
— Культяшка, я хочу у тебя кое-что спросить.
— Да, мэм.
— Как ты думаешь, той собачке было весело?
— Да, мэм.
— Она счастлива, что живет на свете?
— Да, мэм.
— А тебе не показалось, что она себя жалеет?
— Нет, мэм.
— Так вот, ты мне все равно что сын, и я тебя всяким люблю. Ты это понимаешь?
— Да.
— Но знаешь, Культяшка, мне чертовски обидно думать, что мозгов у тебя не больше, чем у этой бедной глупой собачонки.
Он смотрел в пол машины.
— Понятно, мэм.
— И я больше никогда не хочу слышать, что ты что-то не можешь сделать. Ладно?
— Ладно.
Иджи открыла бардачок и достала бутылку виски «Грин Ривер».
— К тому же мы с твоим дядей Джулианом собираемся взять тебя с собой на следующей неделе. Будешь учиться стрелять из настоящего ружья.
— Правда?
— Правда.
Она отвинтила крышечку и сделала глоток.
— Черт подери, мы сделаем тебя лучшим стрелком штата, и пусть тогда кто-нибудь из этих пацанов попробует тебя победить. На-ка, глотни.
Культяшка вытаращился на бутылку.
— Я?
— Давай-давай, глотни. Только маме не говори. Мы ещё всем утрем нос.
Культяшка сделал глоток. В горло как будто хлынул горящий керосин, но он постарался не подать виду.
— Что это была за женщина? — спросил он чуть погодя.
— Друг.
— Вы здесь бывали раньше?
— Да, пару раз. Только маме не рассказывай.
— Ладно.
БИРМИНГЕМ, ШТАТ АЛАБАМАСлэгтаун
30 декабря 1934 г.
Онзелла много раз говорила Артису, чтобы он никогда не ездил в Бирмингем. Но сегодня он все-таки поехал.
Около восьми вечера Артис спрыгнул с последнего вагона товарняка. Когда он вошел в здание вокзала, то просто рот открыл от удивления.
Да один этот вокзал больше Полустанка и Трутвилля вместе взятых! Бесконечные ряды массивных скамеек из красного дерева, разноцветная мозаика на полу и на стенах огромного зала.
Чистка обуви… Сандвичи… Сигары… Салон красоты… Журналы… Парикмахерская… Пышки и сладости… Сигареты… Виски… Кофе… Книжная лавка… Отутюжьте свой костюм… Сувениры… Прохладительные напитки… Мороженое…
Это был настоящий город, который вместе с полицейскими, проводниками, поездами и пассажирами расположился под стеклянным куполом высотой в семьдесят пять футов. Для семнадцатилетнего черного мальчишки в рабочем комбинезоне, который ничего ещё не видел в своей жизни, кроме Полустанка, это было настоящим потрясением. Казалось, внутри этого здания поместился целый мир, и ошеломленный Артис нетвердой походкой вышел из главного входа.
А потом он увидел чудо! Это был самый большой в мире рекламный щит высотой с двадцатиэтажный дом, десять тысяч золотых лампочек сияли на фоне черного неба: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ВОЛШЕБНЫЙ ГОРОД БИРМИНГЕМ…
Да, он действительно был волшебным — он рос стремительнее всех других городов Юга, и теперь даже Питсбург называют Бирмингемом Севера.
Небоскребы возвышались со всех сторон, сталеплавильные заводы окрашивали небо в красные и пурпурные тона, улицы были забиты сотнями машин и трамваев, днем и ночью снующих во всех направлениях.