Анна Гавальда - Просто вместе

— Э-э-э, здравствуйте… — проблеяла она.

Он не ответил, повернулся и вышел в коридор.

В коридоре он снял шлем и вошел в кухню, приглаживая волосы.

— Эй, Филу, это что еще за тетка в гостиной? Один из твоих дружков-бойскаутов или как?

— О ком ты?

— О педике, который прячется за моим диваном…

Филибер, который и так уже был на нервах из-за своего полного кулинарного бессилия, разом утратил аристократическую невозмутимость.

— Педика, как ты изволил выразиться, зовут Камилла, — прошипел он. — Она мой друг, и я прошу тебя вести себя прилично, потому что она поживет у меня еще некоторое время…

— Ну тогда ладно… Не волнуйся. Значит, это девушка? Мы об одном и том же… типе говорим? Такой лысый задохлик?

— Уверяю тебя, она девушка…

— Точно?

Филибер прикрыл глаза.

— Он твоя подружка? Тьфу ты, я хотел сказать «она». Что ты пытаешься ей сварганить? Портянки в масле?

— Представь себе, суп…

— Вот это? Суп?

— Именно. Суп из лука-порея с картошкой от Либига…

— Дерьмо это, а не суп. Кроме того, он у тебя подгорел, так что получится рвотный порошок… Что еще ты туда положил?! — с ужасом спросил он, приподняв крышку.

— Э-э-э… «Веселую корову»[14] и гренки…

— Но зачем?

— Врач… Он сказал, что она должна набраться сил…

— Ну знаешь, если она будет «набираться сил», поедая вот это варево, то сразу отбросит коньки! — И он достал из холодильника пиво и отправился к себе.

Когда Филибер присоединился к своей протеже в гостиной, она все еще пребывала в некоторой растерянности.

— Это он?

— Да, — шепнул Филибер, пристраивая большой поднос на картонную коробку.

— Он что, никогда не снимает свой шлем?

— Снимает, но вечером по понедельникам он всегда бывает невыносим… Вообще-то, в этот день я стараюсь с ним не пересекаться…

— Он слишком устает на работе?

— Как раз наоборот — по понедельникам он не работает… Не знаю, чем он занимается… Уезжает рано утром, а возвращается всегда в жутком настроении… Полагаю, семейные проблемы… Прошу вас, ешьте, пока не остыло…

— А… что это?

— Суп.

— Да? — изумилась Камилла, пытаясь перемешать странную похлебку.

— Суп по моему рецепту… Своего рода борщ, если хотите…

— Ага, понимаю… Замечательно… Борщ… — со смехом повторила она.

И на этот раз опять же все было непросто.

Часть вторая

— Есть минутка? Надо поговорить…

Филибер всегда пил за завтраком шоколад, и самым большим удовольствием для него было выключить газ в последнее мгновение, не дав молоку убежать. Это была его ежедневная маленькая победа, а вовсе не ритуал и не мания. Подвиг, невидимый миру триумф. Молоко оседало, и день мог начинаться: он владел ситуацией.

Но в то утро Филибер, растерянный и даже раздраженный тем, каким тоном говорил с ним Франк, повернул не ту ручку. Молоко убежало, и по комнате мгновенно распространился неприятный запах.

— Прости, что ты сказал?

— Сказал, надо поговорить!

— Ну давай, — спокойно ответил Филибер, ставя кастрюльку отмокать, — я тебя слушаю…

— Она здесь надолго?

— Не понял…

— Слушай, кончай прикидываться. Твоя подружка, она надолго задержится?

— На столько, на сколько сама захочет…

— Ты по уши в нее влюблен, так ведь?

— Нет.

— Врешь. Я же вижу твои приемчики! Великосветские манеры, аристократическая изысканность и все такое прочее…

— Ревнуешь?

— Черт, да нет же! Этого только не хватало! Чтобы я — я! — ревновал к этому скелету? Разве у меня на лбу написано «аббат Пьер»,[15] а?! — съязвил он.

— Завидуешь ты не мне, а ей. Может, тебе здесь тесновато и у тебя нет ни малейшего желания передвинуть свой стаканчик с зубной щеткой на несколько сантиметров вправо?

— Ну вот, так я и знал… Сплошные изыски… Стоит тебе рот открыть, и мне всякий раз кажется, что все твои слова, должно быть, где-то записаны, — уж больно складно говоришь!

— …

— Да нет, погоди, я все понимаю — это твой дом, никто не спорит. Ты приглашаешь кого хочешь, оставляешь ночевать кого хочешь, можешь даже устраивать тут благотворительные ужины — не возбраняется! — но елки-палки… Нам ведь хорошо было вдвоем, разве нет?

— Ты полагаешь?

— Вот именно, полагаю! Согласен, у меня тот еще характер, у тебя — собственные тараканы в голове, и дурацкие мании, и неврозы, но в целом все шло неплохо… до сегодняшнего дня…

— А с чего ты взял, что что-то должно измениться?

— Ннну… Сразу видно — не знаешь ты баб… Эй, без обид, идет? Это ведь правда… Приведи куда-нибудь девчонку — и тут же получишь полный бардак, старик… Все сразу усложняется, начинается жуткое занудство, и вот ты уже готов своему корешу в горло вцепиться… Ты чего ухмыляешься, а?

— Да потому, что ты изъясняешься как… Как ковбой… Для меня открытие, что я — твой… кореш.

— Ладно, замнем для ясности. Но ты мог бы меня предупредить, только и всего.

— Я собирался.

— Когда?

— Да вот, за шоколадом, если бы ты дал мне возможность его приготовить…

— Извиняюсь… То есть нет, черт возьми, я же не могу сам себя извинять, ведь так?

— Совершенно верно.

— Уходишь на работу?

— Да.

— Я тоже. Пошли. Угощу тебя шоколадом внизу.

Уже во дворе Франк выложил свой последний козырь:

— Мы ведь даже не знаем, кто она такая… Ни откуда взялась…

— Я тебе покажу… Пойдем.

— Ццц… Даже не рассчитывай, что я потащусь пешком на восьмой этаж…

— Вот именно что потащишься. Я на тебя рассчитываю. Пойдем!

Впервые за все время их знакомства Филибер его о чем-то попросил. Он для порядка пробурчал себе под нос несколько ругательств и пошел вслед за ним по черной лестнице.

— Черт, как же здесь холодно!

— Это еще что… Увидишь, что будет под крышей…

Филибер снял замок и толкнул дверь.

Несколько секунд Франк молча стоял на пороге.

— Она здесь живет?

— Да.

— Уверен?

— Пошли, покажу тебе кое-что еще…

Он отвел его в другой конец коридора, ударил ногой в раздолбанную дверь и прокомментировал:

— Ее ванная… Внизу туалет, наверху — душ… Согласись — изобретательно…

По лестнице они спускались молча.

Франк снова обрел дар речи только после третьей чашки кофе:

— Ладно, только вот что… Объясни ей, как для меня важно высыпаться во второй половине дня…

— Обязательно скажу. Мы вместе скажем. Не думаю, что возникнут проблемы, потому что она тоже будет спать…

— С чего бы это?

— Она работает по ночам.

— Чем занимается?

— Убирается.

— Не понял…

— Она уборщица…

— Ты уверен?

— Зачем бы она стала меня обманывать?

— Да не знаю… Всякое случается… Может, она девушка по вызовам…

— Ну, в таком случае, у нее было бы побольше… Округлостей… Согласен?

— Ты прав… Эй, а ты не дурак, старик! — Франк с размаху шлепнул его по спине.

— О… о… Осторожно, ты… я… уронил круассан, и… и… идиот… Теперь он по… похож на старую медузу…

Франк не слушал — он читал заголовки в «Паризьен», которая лежала на стойке.

Они заговорили одновременно.

— Скажи-ка…

— Да?

— У нее нет семьи, у этой птички?

— Знаешь, — ответил Филибер, завязывая шарф, — это тот самый вопрос, который я никак не решался задать тебе…

Франк поднял на него глаза и улыбнулся.

Добравшись до своего рабочего места, он попросил помощника отлить ему бульона «на потом».

— Эй…

— Что?

— Проследи, чтобы был наваристый, ладно?

Камилла решила, что перестанет принимать ежевечернюю половинку таблетки лексомила, который прописал ей врач. Во-первых, она больше не могла выносить того полукоматозного состояния, в котором пребывала все последнее время, а во-вторых — не хотела допустить ни малейшего риска привыкания. Все свое детство она наблюдала за матерью, впадавшей в истерику при одной только мысли, что ей придется засыпать без снотворного, и это навсегда врезалось ей в память.

Она вынырнула из бог знает какого по счету сна, не имея даже отдаленного представления о времени, но все-таки решила встать, встряхнуться, одеться наконец и подняться к себе, чтобы выяснить, готова ли она вернуться в свою собственную жизнь, в то состояние, в котором пребывала раньше.

Проходя через кухню, чтобы попасть на черную лестницу, она увидела записку, придавленную бутылкой с янтарной жидкостью.

Разогрейте в кастрюльке, но не кипятите. Всыпьте лапшу и варите 4 минуты, слегка помешивая.

Почерк был не Филибера.