Джон Чивер - Семейная хроника Уопшотов. Скандал в семействе Уопшотов. Рассказы
— Что ж, спасибо, что пришла, — небрежно отозвалась миссис Хоуэлс.
Мистер Брюс, миссис Шеридан и обе девочки спустились на лифте. Когда вышли из подъезда на Пятую авеню, было еще светло.
— Пройдемтесь пешком, — предложила миссис Шеридан. — Нам ведь недалеко.
Девочки пошли впереди. Тут начинались Восьмидесятые улицы, глазам открывались широкий проспект, музей, парк. Неожиданно послышался негромкий щелчок и разом вспыхнула двойная цепочка фонарей вдоль улицы. Было туманно, от этого свет фонарей отливал желтизной — и колоннада музея, мансардная крыша «Плазы» над кронами деревьев и эти вереницы желтоватых огней напомнили Стивену Брюсу множество полотен начала века с изображениями Парижа и Лондона («Зимний день»). Обманчивое сходство было ему приятно, и вдвойне приятно оттого, что под руку с ним шла эта женщина. Он чувствовал, что и она хорошо все это понимает. Почти все время шли молча. Квартала за два от своего дома она отняла руку.
— Я хотел бы как-нибудь на днях побеседовать с вами о Сент-джеймской школе, — сказал мистер Брюс. — Не позволите ли угостить вас завтраком? Может быть, позавтракаем вместе во вторник?
— С величайшим удовольствием, — сказала миссис Шеридан.
Ресторан, где во вторник встретились миссис Шеридан и мистер Брюс, был не из тех, куда мог бы заглянуть и увидеть их кто-нибудь знакомый. Меню все в пятнах, и куртка официанта тоже. Таким ресторанчикам в Нью-Йорке счету нет. Когда эти двое встретились, их можно было принять за супругов, которые прожили вместе уже лет пятнадцать. У нее в руках был зонтик и множество свертков. Казалось, она жительница пригорода, приехала в центр купить кое-что из платья для детей. Она ходила по магазинам, сказала она, потом взяла такси, отчаянно спешила и ужасно проголодалась. Она сняла перчатки, наскоро просмотрела меню и огляделась по сторонам. Брюс заказал виски, а она попросила рюмочку хереса.
— Я хочу знать, какого вы на самом деле мнения о Сент-джеймской школе, — сказал Брюс.
И она с живостью заговорила.
Год назад они переселились из Нью-Йорка на Лонг-Айленд, сказала она, ей хотелось, чтобы ее девочки учились за городом. Она и сама окончила загородную школу. Но лонг-айлендская школа оказалась неважная, и в сентябре они переехали обратно в Нью-Йорк. Муж когда-то учился в Сент-джеймской школе, поэтому и дочек туда определили. О воспитании своих девочек она говорила с жаром, как того и ждал Брюс, и он догадывался, что с мужем у нее в этих делах согласия нет. Наконец-то нашелся человек, которому как будто интересно ее выслушать, и она говорила много и откровенно и тем поставила себя, как того и хотел Брюс, в невыгодное положение. Глубокую радость, какую мы испытываем в обществе тех, в кого только что влюбились, не скроешь даже от не слишком зоркого официанта, а эти двое так и сияли. На углу он посадил ее в такси. Стали прощаться.
— Вы позавтракаете со мной еще разок?
— Конечно, — сказала она, — конечно.
Она опять встретилась с ним, и они вместе позавтракали. Потом однажды вместе пообедали — ее муж как раз был в отъезде. В такси он ее поцеловал, и они простились у дверей ее дома. Несколько дней спустя он ей позвонил, к телефону подошла то ли няня, то ли горничная и сказала, что миссис Шеридан больна и ее нельзя беспокоить. Брюс был вне себя. В этот день он звонил еще несколько раз, и в конце концов к телефону подошла миссис Шеридан. Она нездорова, но ничего серьезного нет, сказала она. Дня через два она поправится и сама ему позвонит. Она позвонила в начале следующей недели, и они встретились и позавтракали в ресторане при солидных меблированных комнатах. Перед этим она ходила по магазинам. Она сняла перчатки, наскоро просмотрела меню и оглядела еще один захудалый ресторанчик, полутемный и почти безлюдный. Потом сказала, что у одной из ее девочек корь, но в легкой форме, и мистер Брюс стал расспрашивать о симптомах. Но для человека, будто бы интересующегося детскими болезнями, он был что-то слишком беспокоен и себе на уме. И слишком бледен. То и дело хмурился и тер лоб, словно маялся головной болью. Опять и опять проводил языком по пересохшим губам и закидывал ногу на ногу. Владевшее им чувство неловкости постепенно передалось через стол. Они досидели до конца трапезы, разговаривая о пустяках, но волнение, для которого у них слов не находилось, окрашивало беседу и затуманивало и длило минутные молчания. Она не доела десерт. Кофе в ее чашке остыл. Какое-то время оба не произносили ни слова. Посторонний человек, увидав их здесь, в ресторане, решил бы, что двое старых друзей сошлись поговорить о случившемся несчастье. Он был мертвенно-бледен. У нее дрожали руки. Наконец он наклонился к ней через столик и сказал:
— Я пригласил вас сюда потому, что моя фирма снимает здесь наверху квартиру.
— Да, — сказала она. — Да, да.
Прикосновение — сила, волшебно преображающая любовников. Словно в каждой частице их существа совершается чудесная перемена — и оба становятся неузнаваемы, становятся лучше. Все, что было пережито врозь и по-разному, все их прежнее существование предстает в новом свете, словно былые годы только и вели к этой встрече. Они чувствуют, что оба достигли вершины бытия, восторженно сознают, что судьба права и всецело им подвластна, и любое воспоминание обретает смысл и ясность — было ли то движение стрелки на часах в аэропорту, белая сова, Чикагский вокзал в канун рождества или ловко пришвартованный в незнакомой гавани ял в пору, когда вдоль всего берега бушевал шторм и местные суда отчаянными воплями сирен звали на выручку буксир яхт-клуба, или стремительный полет на лыжах в час, когда солнце еще не зашло, но северные склоны гор уже окутала тьма.
— Может быть, хочешь спуститься одна? Лифтеры в этом здании… — начал Стивен Брюс, когда они одевались.
— Мне нет дела до лифтеров в этом здании, — беспечно ответила она.
И взяла его под руку, и они вместе спустились в лифте. Вышли на улицу, но расставаться не хотелось, и решили пойти в Метрополитен-музей — там их едва ли мог бы увидеть кто-то знакомый. В эти часы круглый зал был почти безлюден, точно станция после ухода поезда. Пахло горячими угольями. Вокруг были каменные кони и куски тканей. В какой-то полутемной галерее они набрели на пышное изображение Торжества Любви. Перед богом, что является в облике то дровосека, то пастуха, то морехода, то принца, распахивались все двери. Три духа ждали у падубовой рощи, готовые снять с него латы и принять щит. Целая свита окружала и подбадривала его избранницу. Во веем мире царило согласие меж виверрой и медведем, львом и единорогом, огнем и водой.
Возвращаясь через круглый зал, Брюс и миссис Шеридан столкнулись с приятельницей матери Лоне. Уклониться от встречи было невозможно, и они обменялись неизбежными «Здравствуйте» и «Как я рад вас видеть», и Стивен обещал передать теще привет от ее приятельницы. Мистер Брюс и миссис Шеридан дошли до Лексингтон-авеню и там простились. Он возвратился на службу, а потом, в шесть, домой. Горничная сказала, что миссис Брюс еще нету дома. Кэтрин в гостях, и ему надо за него заехать. Горничная передала ему адрес, и он, так и не сняв пальто, снова вышел на улицу. Лил дождь. Швейцар, накинув белый плащ, выскочил под эти потоки и вернулся на подножке такси. Сиденье такси обтянуто было оранжевым чехлом, водитель включил радио, передавали танго. Другой швейцар распахнул перед Брюсом дверцу машины, и он вошел в вестибюль, который, как и в доме, где жил сам Брюс, должен был наводить на мысль, будто вступаешь в роскошный особняк. Он поднялся по лестнице, здесь ковер был усыпан ореховой скорлупой, под потолком мотались воздушные шары; в гостиной родственники и друзья пили коктейли, в дальнем конце опять разбирали ширмы и реквизит кукольного театра. Дожидаясь, пока дочь наденет пальто, Брюс выпил мартини и перекинулся несколькими словами с приятелем. Тут он услышал знакомое «О да, да!» и увидел миссис Шеридан — она вошла в комнату со своими девочками.
Кэтрин подошла и встала между ними прежде, чем они успели заговорить, и он направился с дочерью к хозяйке дома. Кэтрин сделала книксен.
— Вы очень любезны, что пригласили меня, миссис Бремонт, — с живостью сказала она. — Большое вам спасибо.
Брюс двинулся к лифту, и в эту минуту младшая девочка Шеридан сделала книксен и начала в тех же светских выражениях благодарить хозяйку дома…
Внизу он постоял с Кэтрин, дожидаясь миссис Шеридан, но кто-то или что-то ее задержало, дважды лифт спускался без нее, и мистер Брюс вышел да улицу.
Через несколько дней мистер Брюс и миссис Шеридан снова встретились в тех же меблированных комнатах. Потом он увидал ее в толпе у катка Рокфеллеровского центра — она ждала своих девочек. И опять увидел ее в вестибюле Чарден-клуба, среди других родителей, нянек и шоферов, ждущих детей после урока танцев. Он не заговорил с нею, но услыхал за спиной ее голос.
