Насмешливое вожделение - Янчар Драго
Грех! Грех! Грех!
Ночь, и хоругви воинов Армии Спасения освещены факелами. Они прокладывают себе дорогу сквозь беснующуюся пьяную толпу. На лицах хоккейные маски, в руках кресты.
Ад! Ад! Ад!
Кто-то перед ними отступает, другие их стыдят. А большинству наплевать. По улицам квартала ходит ходуном пьяная распоясавшаяся толпа.
«Вам не избежать Страшного суда!» — надрывается мегафон, и его звучание смешивается со звуками тысяч инструментов, улюлюканьем и свистом.
Из книги Блауманна:
Страх Преисподней вызывал столь сильные симптомы меланхолии, что люди от них умирали. Изображения Преисподней были ужасающими: так, П. Сеньери из Авиньона описывает ее как раскаленные угли и морозный ледник одновременно, как соединение разом змеиного укуса и разлития драконовой желчи, дерганья зубных нервов, выворачивания костей, и еще: на ногах грешников вериги, везде виселицы, колеса для колесования и лошади, которые на скаку разрывают тела. И ошибается тот, кто думает, что все это продолжается лишь мгновение. Это мгновение длиною в вечность. Представьте себе земной шар. Каждые сто тысяч лет птица будет клевать по одному зернышку. Вот сколько это будет длиться.
У Фреда Блауманна нет компьютера, у него и цилиндра больше нет. Всевидящий и всезнающий Фред Блауманн сейчас мчится, себя не помня. Мчится в поисках своей студентки, которой нигде нет. Мчится за одаренной и беспокойной студенткой Мэг Холик, которая должна быть где-то в другом месте, где-то еще. Мчится за призраком, хотя, конечно, та женщина наверху, которая ходит по балкону туда-сюда, извивается и показывает голую грудь взбесившейся толпе мужиков отнюдь не призрак. Этому чернокожему, размахивающему своим членом, показывает. Фред Блауманн спотыкается и падает. Грегор его поднимает. Раз в год здесь все слетают с катушек.
4Попеску, дефилируя по балкону, вещает:
«Лучше всего застать врасплох, нападать на того, кто меня не ждет. Вхожу в дом, опрокидываю его на кровать, начинаю высасывать кровь из вен, выпиваю всю до дна, исчерпываю все его жизненные ресурсы, так что его лицо бледнеет, члены холодеют, я вырываю его душу и словно голодный волк, который тащит добычу в свое логово, забираю его тело и медленно пожираю».
На балконе завывает Попеску. Мэг в квартире, Фред нашел Мэг, но у нее отсутствующий взгляд, они с девятым номером приморили косяк. Питер спит на полу, колени велосипедиста упираются в подбородок. Грегор ступней прикасается к ноге Ирэн, — ты не Ирэн, — говорит он, — ты Ирэна, одну Ирэну я знал и любил. Ирэн убирает ногу и улыбается про себя, мимоза стыдливая, сворачивает листочки при каждом прикосновении.
«Зубами разрываю волокна, отделяю мясо от костей, ломаю бедренные кости и обсасываю мягкие части черепа, — надсаживается с балкона вампир. — Мозг высасываю, мизинец отгрызаю, ноготь выплевываю».
На улице появляется плакат со словами «Тебя ждет Преисподняя».
«Этот человек отвратителен», — замечает кто-то.
«Он прекрасен», — возражает Мэг.
На балкон летит бутылка. Фред уворачивается. Питер что-то говорит во сне. Попеску блюет. Перегибается через балкон, верхняя часть туловища до пояса свешивается через балюстраду и все фонтанирует на улицу. В ответ раздается свист, на балкон летят бутылки.
«Пусть его кто-нибудь остановит», — замечает кто-то.
«Уймитесь, коллега», — говорит Фред.
«Он не нарочно, — вступается Мэг. — Ему плохо».
Попеску извергает из себя виски и пиво, воду и вино, бобы и рис, сверкающих крабов, скользких устриц, все великолепие джамбалайи разноцветным водопадом низвергается с балкона. Освободившись, падает как подкошенный. И мгновенно засыпает.
«Я и представить не мог, — говорит кто-то, — что человек способен столько сожрать».
5Эта последняя фраза, которую можно оставить на своем месте. Потом Ирэн исчезает, все исчезает. Далее последует то, что сегодня на всех языках называется «рваная кинопленка». Пленка действительно оборвана, сюжет развивается три дня. И не то чтобы в памяти образовался провал, вызванный забытьем после ночного кутежа. Сна вообще не было. Были разрозненные фрагменты реальности. Калейдоскоп. В том числе звуков. По дороге вниз. Вслед за Орфеем.
В ресторане Пэта О’Брайена танцует Фред Блауманн. Поет и танцует с Мэг среди туристов из Техаса. Скорее, подпрыгивает. Исполняют песню «Глаза Техаса». Потом ему будет стыдно. Мэри попискивает, как мышь. Фред говорит: tagenaria domestica, имея в виду мышь домашнюю. Мэри снимает белый парик и бросает его в садовый фонтан. Откуда-то появляется Гамбо, останавливается у стола, и его круглое лицо странным образом вытягивается вверх между деревьями. Гамбо вытаскивает из кармана пачку купюр. Рокот автомобиля, они куда-то едут. Хлопанье дверей, какие-то люди выходят, какие-то входят. Рядом с ним сидит чернокожий, который тянет из бутылки, как из соски. Где-то рядом «Мэйпл Лиф». «Мэйпл Лиф» — это бар, где играют каджунскую музыку. И где танцуют. Гамбо танцует с Луизой. Он ей обещал. Гамбо на сцене, играет на аккордеоне. Скрипка, аккордеон, какой-то французский вальс и польки. Каджун, Каджун. Звучит по-средиземноморски и по-человечески, Далмация или Истрия.
Снова в машине, снова с Гамбо. За рулем Тонио Гомес. Его лицо гладко, до синевы выбрито, волнистые волосы ниспадают на затылок. Грегор требует остановиться. — Куда ты сейчас пойдешь? — спрашивает Гамбо. Тонио Гомес смеется, рядом с ним сидит женщина, Грегор видел ее с высунутым языком на одной из гамбиных фотографий. Он снова требует немедленно остановиться. — Куда ты пойдешь, ты ж бухой. — Оставь его, пусть идет, — говорит Гомес. Останавливает машину. — Береги себя, — говорит он из окна машины, береги себя, дотторе. — Он не дотторе, это Гамбо дотторе. Он бредет по какой-то пустой улице. С ненадежных деревянных столбов падает слабый оранжевый свет. Он спотыкается на развороченном асфальте. В конце улицы шум, там и света больше. Подобно ночной бабочке, он рвется из темноты к огню. За ним кто-то бежит. Драка, жестокая схватка с бесом. Потом он опять в толчее, его сжимают со всех сторон. Бес не скрыт в меланхолическом компьютере Фреда Блауманна с его 6 МБ оперативной и 666 МБ периферийной памяти. Бес в толпе. Бес и есть толпа. И ты толпа.
Из книги Блауманна:
Некий автор XVI века (Дж. Мальдонадо) описывает беса как ужасное чудовище. Вены его мошонки подобны ветвям, кости — латунные трубы, суставы, словно из стали, челюсти напоминают щиты, они всегда плотно сжаты, чтобы не дать проникнуть ветру. Бретонец П. Ж. Гелиас же считает ошибкой утверждение, что бес — это красное животное с длинным хвостом, злобно кусающее грешников, скулящих от боли. Нет! Он похож на добродушного бретонца из нижней Бретани, который промотал все, что имел, и теперь, словно Вечный Жид, влачит свои сумы с одного края земли на другой; денно и нощно он занят возвышенным: принятием законов, веселыми свадьбами, побуждением к всевозможным радостям и увеселениям. С бесом был знаком и Лютер: по его свидетельству, на протяжении долгих ночей он пытался отогнать нечистого, для чего пускал ему в нос из собственного заднего прохода человеческий смрад. В американской традиции бес также прочно укоренился. Известно, что Билли Сандей долгие часы бился с ним под палящим солнцем перед толпой последователей, которые наблюдали эту сцену.
