Наталья Нестерова - А в остальном, прекрасная маркиза...
— Да что с тобой? То плакала, а теперь волком смотришь? Не хочешь, чтобы моя мама с дочкой сидела?
— Свекровь тут ни при чем. Просто я подумала… подумала…
— Что?
— Я уеду, а ты без меня тут загуляешь.
— Дурочка! — обнял меня муж. — Во-первых, я от тебя не гуляю. А во-вторых, опекая ребенка, сие мероприятие трудно осуществимо.
— «Во-вторых» — главная причина?
— Не цепляйся к словам. Главную причину я тебе продемонстрирую, когда отправимся в постель.
Как же хорошо нам было! Грядущее короткое расставание подперчило наши ласки. Или, говоря высоким стилем, добавило новые аккорды в симфонию нашей любви. Или, попросту, довели друг друга до неимоверной страсти с оттенком животного безрассудства. Засыпая в объятиях мужа, тем участком сознания, который слабо пульсировал, я думала о том, что обладаю большим счастьем. И не соглашусь на его заменители и суррогаты. Я же не дура. Просто работу не хочется терять.
Ночь я проспала без пробуждений. Но утром встала с ощущением грядущего испытания. Так было перед экзаменами в школе и в институте, еще раньше — перед визитами к зубному врачу. Приглашение на эшафот.
Видя мое состояние, перед уходом из дома муж не чмокнул меня дежурно в щеку, а протяжно, основательно поцеловал.
Дочка, нетерпеливо переминаясь у порога, даже спросила:
— А чего вы склеились?
Ей еще вчера объяснили, что мамы два дня не будет. И в компенсацию она получит новую куклу, которую сама выберет, когда после сада пойдет с папой в магазин.
С легкой грустью я отметила, что дочь не столько печалится моим отсутствием, сколько мечтает о новой кукле.
В аэропорту, когда мы шли на регистрацию, Игорь по-хозяйски обнял меня за плечи. И при этом не подумал взять мою дорожную сумку!
— Убери руки! — процедила я. — Не компрометируй!
— Слушаюсь, господин генерал! — шутливо согласился он.
Руку убрал, а сумку по-прежнему я несла сама.
В самолете он не приставал. Оказывается — боится летать. Пытается скрывать, но плохо получается. Сжимал мою кисть как испуганный ребенок материнскую руку. У меня даже легкая жалость к нему проклюнулась.
Мы благополучно приземлились. Игоря точно подменили, вернее, он пришел в свое исходное состояние — умный, ироничный, успешный. Это — ладно! Но начальничек мой открыто демонстрировал встречающим, что я — девушка эскорта. Смазливая, правда? Прихватил с собой, без секса не могу. Мачо! Выпендрежник!
Дальше — хуже. Нас привезли в яхт-клуб. Поселили в затрапезной, но с попытками навести лоск гостинице при клубе. Нельзя в старье создать шик. Там, где требуется основательно ремонтировать, никакие ухищрения декораторов не помогут. Старый яхт-клуб нужно было разрушить, а затем построить заново и по высшему классу.
Предварительные переговоры. Со стороны заказчиков — три мужика и одна женщина. Игорь меня представил, но рта я не раскрыла, говорил только он. И всячески демонстрировал свою надо мной власть и наши якобы интимные отношения. Руку держал на моем стуле, поправил мне волосы на затылке, смотрел на меня с хозяйским удовольствием.
То же самое продолжилось в ресторане, куда мы отправились ужинать. Игорь протягивал мне вишенку, чтобы скушала, гладил по плечу, называл «деткой» и «малышкой». Ни у кого тени сомнения не возникло о характере наших отношений. Мужчины посматривали на меня с откровенным призывом: а со мной не переспишь? Женщина нарочито избегала общения со мной: мы шлюх видели и перевидели, с такими не якшаемся.
Мне было ужасно плохо. Предстать продажной бабенкой и знать, что ты верная супруга. Держать лицо, не поддаться порыву показать место зарвавшемуся гениальному архитектору. Твердить мысленно: терпи, твоя работа, зарплата, перспективы — все в семейную копилку. Еще час, тридцать минут, двадцать, уже десерт. Но потом-то самое сложное! Не могу! Сейчас вылью кофе на голову Игорю, сверху пришлепну объедки пирожного. Получи, гад!
Нельзя. Заказ уплывет. Со скандальными архитекторами связываться не станут. Игорь никогда не простит. Выгонит, не будет меня учить, а от него набраться можно тому, что никакой институт или книжки не дадут.
Господи! За что ты мне шлешь эти испытания?
И тут в моей голове (возможно, действие вина или последствие невероятного напряжения) зазвучали голоса.
Мама:
— Потерпи, доченька! Такова женская доля — терпеть во благо семьи.
Муж:
— Помни, что я твоя опора и защитник.
Подруга Наташа:
— Расслабься, сходи в туалет, попудри носик.
Спасибо, родные!
Вскочила я, наверное, излишне резко.
— Ты куда? — быстро спросил Игорь.
Я не отказала себе в маленьком удовольствии-реванше. Похлопала его по плечу:
— Не беспокойся, милый! Только сделать пипи. Я не убегу.
Краем глаза успела отметить реакцию мужчин: а дамочка-то с зубками!
В туалете (последнее время в этом заведении не только справляю нужды, но и решаю дела, слезы пускаю, эмоционально восстанавливаюсь) я позвонила домой.
Ответил муж и тут же передал трубку дочери.
— Мамочка! Настя все время просит кушать!
— Кто такая Настя?
— Моя новая кукла. Она моя дочка, правильно?
— Да. И как она просит кушать?
— Если переворачивать. Вот послушай!
Минуту я слушала, как новая кукла моей дочери надтреснутым искусственным голосом произносит: «Уа-уа! Ма-ма, ам-ам!» Эти звуки показались мне божественной, но страшно далекой музыкой.
Трубку взял Ваня:
— Поняла? Мы приобрели невероятно прожорливую девицу. Уже кормили ее хлебом, кашей, шоколадом, черносливом. А она все просит. Дочура, предложи Насте печенье. Надь, как ты?
— Много работы.
— Держись!
— Я тебя очень люблю.
— Я тебя тоже.
— Давай, я уйду с работы и буду только ублажать тебя?
— Интересные мысли. К тебе случайно там никто не пристает?
— Что за глупости! — встрепенулась я.
— Извини! Надюша, нам время купаться. Скажи дочуре, что Настю в ванную брать нельзя, — тихо попросил муж. — Кукла из ваты вперемежку с пластиком, в воде речевой механизм точно сдохнет.
Еще несколько минут я объясняла дочери, почему нельзя купаться вместе с Настей. И мои аргументы-наставления казались очень важными. То, что там, в зале ресторана — мишура, спектакль, самодеятельное представление. А за сотни километров от меня, в моем доме — настоящее и единственно ценное. Обычно я помню, что длинные разговоры по сотовому телефону — ущерб семейному бюджету, но тут было плевать на деньги. Хотелось услышать от мужа добрые слова. Но Ваня торопился — время купания. Я сама же настаивала на строгом соблюдении режима.
Нажав кнопку отбоя, едва не заскулила.
Спокойно! Медленно дышим. Восстанавливаемся. Делаем отрешенное лицо. Идем. Спина ровная, голова задрана. Хороша я, чертовка! С соседних столиков рассматривают, Игорь плавится от гордости, мужики-заказчики только слюни не пускают, женщина-заказчица губы поджала презрительно. Тётя! Если бы вы знали! Мне сейчас хочется быть чемпионкой среди дурнушек!
Враки! Начала врать мужу, перекинулась на себя. Если женщина говорит, что хотела бы пригасить свою неземную красоту, поверить ей может только шизофреник. Или врач-психиатр, он же пропишет лекарства от умопомешательства.
Опускаю малозначащие подробности — как выходили из ресторана, договаривались, когда завтра встречаемся для осмотра территории, как мы с Игорем брели до гостиницы. Скажу только, что мне удалось блокировать его попытки целоваться под луной и в романтической тени скелетов старых яхт.
Гостиничный номер Игоря был на первом этаже. Мой — на втором. Подходя к своей двери, он похлопал меня ниже спины:
— Прими душ, детка! Через пятнадцать минут я — у тебя!
Открыл номер и скрылся за дверью.
Будто и не было моих отказов, просьб, уговоров! Помойся и жди! Привередливые нынче пошли удавы, хотят чистенькими кроликами питаться.
Я стояла у окна в номере, смотрела на темный залив. Воды не было видно, она только угадывалась — холодная и зловещая. Наверное, с таким настроением, как у меня, идут в бой — в состоянии отчаянной храбрости, помешанной на страхе и ужасе, чувствуя азарт сражения и внутренние вопли здравого смысла: что ты затеяла? беги, спасайся, пока не поздно!
Игорь пришел с бутылкой шампанского и двумя гранеными стаканами, за которые извинился:
— Фужеров в этой дыре не достать.
Он плюхнулся в кресло и стал отвинчивать проволоку с горлышка бутылки.
— Игорь, что ты от меня хочешь?
— Опять? — сморщился он.
— Скажи! — потребовала я.
Он перечислил пять или шесть глаголов, из которых два были нецензурными, и все они обозначали — вступить в интимную близость.
— И ты не принимаешь во внимание, что я этого не желаю?
— Не принимаю, детка! Шампанское, наверное, паленое, — раскачивал он пробку, — не открывается. — Ты меня еще благодарить наутро будешь, — самодовольно пообещал Игорь.
