Эльмира Нетесова - Клевые
— Во, лидеры! Да за такое башки свернуть стоило! — возмутился Егор.
— Когда-нибудь я и сама сказала бы Антону правду. Но тогда, во время похорон, это было слишком… Он спросил меня, правда ли все услышанное от соседей? Я была не готова к такому разговору. И просто отругала за то, что слушает чужую брехню! Тогда он спросил, кто его отец и где он теперь? Почему не жил с нами, не приходил никогда? И я соврала! Сказала, что родила его от Антона сама. А он погиб незадолго до свадьбы! Но… Он не поверил мне. К тому же объявилась и мамаша Антошки, благо, дома не оказался на тот момент.
— А ее зачем черти принесли? — изумился Егор.
Женщины дыханье затаили.
— Антошке уже тринадцать лет было. И пока я жила в Москве, он как мог подрабатывал и помогал бабке. То с рыбаками выходил в море. Приносил домой рыбу, деньги. То сам с мальчишками ловил мидий, кефаль. То юнгой на все лето подряжался на суда и кормил бабку. Зимой телеграммы разносил, тоже не даром. Одним словом, стал помощником. Пока не припирало, она о нем не вспомнила. Когда жареный в задницу клюнул, решила забрать его к себе. Но кто же просто так отдаст мальчонку, какого столько лет растил?
Она это понимала и вооружилась до зубов свидетельскими показаниями, что я — аморальная личность и не имею права не только растить ребенка, но и дышать на свободе среди нормальных людей, ("лучись такое в Москве, меня, конечно, законопатили бы! Но это произошло в Одессе, и наш участковый, какой появился на шум, сказал спокойно: "А где ты была все тринадцать лет? Почему раньше не вспомнила о сыне? Чем занималась сама эти годы? Где работаешь, сколько получаешь, сумеешь ли содержать его? И главное! Где твои документы на сына? Докажи, что он твой? Кто его отец? В браке ли родила? Нет? Так чем ты лучше нынешней мамаши? Она намного моложе и красивее тебя, сильнее! Я верю, что она родная мать! У нее документы на пацана, а у тебя одна брехня! Пошла вон, пока саму не запер в клетку надолго, чтоб не мешала красоткам жизнью наслаждаться! Сначала докажи, что у тебя в прошлом веке был хоть один хахаль! Могла ли от него родить? Кого именно? И почему подбросила? После этого отсидишь пяток лет за аморалку, за то, что подвергла испытаниям пацана, оставив без родительского присмотра и помощи, а уж потом будем думать, куда тебя девать дальше. Но той, что на столько лет забыла пацана, никто не вернет сына! Родная мать это не утворит! Вся Одесса так подумает. А потому — вали отсюда, гнилая лоханка!" Она испугалась угроз участкового и не решилась обратиться в милицию. Но участковый посоветовал мне, как можно скорее уехать из Одессы вместе с Антоном, если я не хочу его потерять! — всхлипнула Лидка. — Куда же он мог деться? К кому подался? Где искать его? Ума не приложу. Я обзвонила всех, кого знал Антон. Но ни к кому он не появился. Уже не знаю, у кого о нем спросить. Может, впрямь на судно втерся и прижился в каком-нибудь экипаже. Мечтал о море! Хотел, как вырастет, на пароходе ходить по морям, побывать за границей. Видно, отцовская натура и в этом сказалась! Тот тоже долго не бывал на берегу!
— Отец мальчишке нужен. Тянуло его к мужикам. Вот и сбежал, наверное, к ним, чтоб самому скорее человеком себя почувствовать.! му в Москве не сиделось. Наших столичных мужиков он презирал. Ми с кем не сдружился, никого не признал. И уж, конечно, не останется тут. А возле бабьей юбки такие не сидят! — вздохнула Антонина сочувственно.
— Не миновать тебе поездки в Одессу, бабонька! Пацана разыскать надо, — заметил Егор и добавил: — Хорошо, если на судно вотрется. А если к блатным приклеится? Оторвать трудно будет. Ма море — полно желающих. Зато в "малины" — все без конкурсов! Оно, хоть здесь иль в Одессе, одинаково! На суда мужики устроиться не могут, мальчишку подавно бортанут. А время идет. Уже третья неделя на исходе, как смылся Антон. Не гонись за наваром сегодняшнего дня, смотри в завтра. Старость — штука внезапная, ко
всем приходит. А к вашему брату раньше других. Что тогда делать станешь? Если к ворам прикипит, знай, те не признают родства. Для них семья — пустой звук. Не станет о тебе заботиться Антошка! Это верняк! Не опоздай с ним!
Лидия сидела притихшая, подавленная. Курила задумчиво. Взвешивала сказанное, услышанное.
— Поднакоплю деньжат за эту неделю и поеду в Одессу. Авось разыщу, а может, и сам за это время объявится? — оглядела женщин, Егора, словно спрашивая разрешенья пожить здесь это время.
Серафима выложила из кармана стодолларовую кредитку. Молча подвинула к Лидии.
— Этого все равно не хватит. Только на дорогу. А жить на что?
— отодвинула обратно и, взявшись за виски, ушла в свою комнату, к своим переживаниям, тяжелым мыслям.
Утром ее позвали клиенты, прислали машину за бабой. И Лидия уехала, сама не зная, когда вернется.
Егор теперь целыми днями возился во дворе, приводя понемногу в порядок дом и двор. Сам починил забор. Укрепил столбы, натянул сетку меж ними. Навесил новую калитку, покрасил ее. Зацементировал дорожку, ведущую к дому. Подновил, утеплил завалинку. Обкопал яблони возле дома. Решил проверить чердак и крышу, чтобы не протекли, не пропустили ни дождь, ни холод. И внезапно почувствовал на себе чей-то пристальный, изучающий взгляд. Огляделся, вокруг ни души…
Человек насторожился. Не по себе стало. Он всмотрелся в каждую мелочь. И уже готов был уйти в дом, обругав самого себя за излишнюю подозрительность, когда до его слуха донесся звук с чердака, это были шаги, крадущиеся, осторожные. Казалось, там, наверху, боялись дышать, чтобы не привлечь внимания Егора.
Кого черти носят? Может, Антон канает на чердаке? Подошел к лестнице, ведущей наверх и, заглянув в приоткрытую дверь, позвал:
— Эй, кто там приморился? Вылезай! Добром ботаю!
На чердаке все замерло. Ни дыхания, ни шороха не доносилось. Егор поставил лестницу понадежнее, решил залезть наверх и вытащить за уши прятавшегося там. Но… Подвели собственные больные ноги, не сумевшие поднять человека на ступень. Боль пронзила спину, отозвалась эхом в плечах, голове.
Егор еле удержался на ногах и проклинал свою беспомощность.
Не приметив никого на чердаке, решил убрать лестницу. Положить ее у дома и отремонтировать, закрепить перекладины, хотел давно ее сделать.
Егор сдвинул лестницу, наклонил ее набок и только вздумал положить на землю, услышал над головой:
— Вовсе звезданулся! Во, хмырь!
Егор глянул вверх и глаза в глаза встретился с Антоном.
— А ну слезай, паскудник! Чтоб тебя черти взяли! — обрадовался и разозлился человек.
— Махаться будешь, чувак? — донеслось с чердака опасливое.
— Тебя уже прикнокать мало иль живьем зарыть, гада! — отозвался Егор.
— Тогда прокипи! А я тут поканаю! Когда остынешь, свистни!
Скрылась в темноте чердака голова Антона.
— Эй, зелень, бабье позову! Так взгреют, мало не покажется! — пригрозил Егор.
— А вот это лишнее! К чему метелки?! Иль сами не разберемся? Шухер никому, не светит! И в первую очередь тебе! — ухмылялся мальчишка сверху. И добавил: — Верни лестницу, хмырь!
Егор приставил лестницу. Придержал, покуда Антон спускался по ней. Едва он встал на последнюю перекладину, мужик схватил за шиворот.
— Ты, заморыш, меня хмырем назвал, паскудник вонючий! Придавлю гада своими руками! Меня в зоне никто не лаял! А ты пасть решил отворить?
— Не облинял! — вывернулся мальчишка и, отскочив в сторону на пару шагов, сказал примирительно, оглядевшись вокруг: — Чего кипишишь? Зачем хай поднимаешь? Тихо ботай!
— Ты с чего слинял из дома? Мать с ума сходит, всюду ищет! Мы с ног сбились.
— Менты шмонают! Они, падлы, подбивали в стукачи! Посеяли, что в Одессе такими не родятся! Я и смылся! В доме они накроют. Сюда не полезут! Не допрет у них! Вот и дышу с вами, но отдельно. Одно плохо — холодно у тебя на чердаке!
— Это ты частников на сигареты тряс?
— Без курева не дышу. Его мне приносят каждый день!
— Кто? — поперхнулся Егор удивленьем.
— Много знать хочешь! Не забивай голову чужими заботами. Со своими справься!
— Если б не ты, морок бы не было. А то лягавый по твою душу чуть ли не всякий день возникает! И грозит, когда накроет тебя, меня заодно вышвырнуть из Москвы!
— Слышал о том! Темнит мусорило! Не вышвырнет! Не дергайся!
— Коли такой храбрый, чего ж на чердаке живешь? — хотел подначить Егор.
— Понт имею с того!
— Какой?
— Тебе ни к чему! Сам говорил, кто много знает, тот мало живот, — усмехнулся Антон грустно.
— Ты хоть матери покажись. Успокой бабу.
— Зачем? Ты и сам ей скажешь, она поверит, — отмахнулся, добавив короткое: — Ей не до меня! Свой кайф ловит. Да и слышу ее.
— В Одессу не собираешься махнуть? — спросил Егор. Антошка глянул искоса.
— Я уже и с чердака тебе помешал? Во, хмырь! В Одессе даже крыс с пароходов не выбрасывают. Хоть они харчи жрут. Я ж и этого не делаю! Канаю тихо! Чего гонишь? Иль долю хочешь за чердак?