Джон Фаулз - Червь
О: Так, сэр.
В: Много ли бумаг на столе содержали означенные фигуры и цифры?
О: Много, сэр. С дюжину, а то и больше. Изрядное число.
В: Какой величины были эти листы?
О: Вон как те, на каких пишет джентльмен. А иные вдвое больше.
В: Укажите так: фолио и полуфолио. Листы были исписаны? Чернилами?
О: Так, сэр.
В: Слова не были напечатаны, как в книге? Может, то были страницы из книги?
О: Нет, сэр.
В: Джентльмен занимался писанием?
О: Нет, сэр. При нас — нет.
В: Не приметили вы каких-либо принадлежностей для письма — перьев, чернильницы?
О: Нет, сэр.
В: И такими же бумагами был набит сундук?
О: Лежали там и бумаги, сэр. А ещё книги, а промеж них — большие медные часы без футляра.
В: Часы? Вы это знаете за верное?
О: И пребольшие, сэр. А нутро у них — как у надкаминных часов мистрис Пуддикумб, ежели заглянуть через заднюю дверцу.
В: Вы видели циферблат, стрелки, указующие время?
О: Нет, сэр: часы лежали ничком. А вот нутро ихнее мы видали: колёсики, колёсики — совсем как в наших часах.
В: А книги? Где они помещались?
О: Сундук стоял возле дверей, сэр, весь нараспашку. У дверей было темно, ну да я, уходя, в сундучок-то заглянула.
В: И увидели книги?
О: Да, сэр. Нынче слух пошёл, будто в нём было золото — из-за него-де всех и порешили.
В: Но вы знаете, что это не так?
О: Знать-то знаю, сэр, да только моим словам веры не дают.
В: Пусть их. Я, Доркас, тебе верю. Но перейдём к горничной Луизе. Расскажите-ка, о чём вы с ней судачили.
О: Перемолвились только словечком, когда я показывала ей комнату, а других разговоров не было.
В: О чём перемолвились?
О: Я спрашивала, издалека ли они едут, сэр. Куда направляются. Всё в этом роде.
В: А о себе она не рассказывала?
О: Как же, сэр, я и про неё спрашивала. Она и говорит: везут-де её в Бидефорд прислуживать одной леди — она джентльменам сродница. Прежде в Лондоне служила у другой хозяйки, да та подалась за границу, а горничную не взяла. Потом она спросила, знаем ли мы Бидефорд. Как не знать, говорю, мы туда однажды ездили — с отцом, правда. Право слово. Город изрядно большой, рынок знатный.
В: Приводила ли она имя прежней своей хозяйки?
О: Имя она поминала, сэр, да я уже запамятовала.
В: Английское имя?
О: Так, сэр.
В: Какая-нибудь важная дама?
О: Нет, сэр. Хозяйка как хозяйка. Не помню, как её…
В: Не узнавали вы у Луизы, откуда она родом?
О: Она сказывала, из Бристоля, сэр. А как подросла, перебралась в Лондон, потому что её родители умерли. Она умеет шить и укладывать волосы, а в Лондоне такие мастерицы хорошие деньги зарабатывают.
В: А про вашу жизнь она расспрашивала?
О: Да, сэр. Довольна ли я хозяйкой да как нам у неё служится.
В: Что ещё?
О: Мы говорили недолго, сэр. Меня кто-то кликнул. Тут она спохватилась, что у меня, верно, дел невпроворот, а она меня держит. А она-де притомилась и сядет ужинать отдельно от всех. И чтобы я себя не утруждала, а ужин ей снесёт этот, Дик.
В: Не было ли речи о двух джентльменах?
О: Сказывала, будто впервые их увидала десять дней назад, но о старшем слыхала от прежней хозяйки много хорошего.
В: А те двое слуг — о них вы не толковали?
О: Про Фартинга — нет, сэр. Про другого, Дика, который глухонемой, она сказывала, чтобы я ни повадок его, ни наружности не страшилась: он зла не причинит.
В: Припомните хорошенько, дитя моё: подлинно ли она походила на горничную или же было заметно, что она лишь присвоила оное звание для какой-то причины?
О: Манеры у неё самые лондонские. Говорит как по писаному, а собой уж такая красавица. Одни глаза чего стоят. Мужчины ради таких глаз жизни не пощадят.
В: Больше похожа на леди, чем на горничную? Слишком видная для девицы простого звания?
О: Не знаю, как и сказать, сэр. Но слова она выговаривала слегка на бристольский лад.
В: Стало быть, держалась она не как знатная дама?
О: Нет, сэр. Она говорила, что после ужина ляжет почивать, а сама не легла. Я через час-другой пошла спать, и случилось нам проходить мимо покоя молодого джентльмена — так она у него сидела.
В: Вы слышали её голос?
О: Так, сэр.
В: И остановились у дверей полюбопытствовать?
О: Был такой грех, сэр. Всего на минуточку. Ведь этакая странность: мы думали, она спит, а она вон где.
В: Вы расслышали, о чём они беседовали?
О: Куда там. Дверь толстая, а они всё вполголоса да вполголоса.
В: Кто же из них говорил больше?
О: Джентльмен, сэр.
В: И что вам удалось разобрать?
О: Он ей наказывал, чтобы она потрафляла новой хозяйке, сэр.
В: А, выходит, что-то всё же было слышно! Ну-ка, рассказывай, что там происходило.
О: Как Бог свят, сэр. Уж мы и так и этак — ничего не слыхать.
В: С чего бы ему читать ей такие наставления среди ночи?
О: Ума не приложу, сэр.
В: Повторяю прежний вопрос: не явилось ли у вас подозрения, что это никакая не горничная?
О: Мне только то было удивительно, что беседа их больно затянулась.
В: Откуда вам известно, сколько они беседовали? Вы только что уверяли, будто замешкались у дверей всего на минуту.
О: Истинная правда, сэр. Но наша с Бетти комната по соседству с её покоем. И вот спустя полчаса — мы ещё уснуть не успели — возвращается. Слышим — проскользнула к себе и дверь на защёлку.
В: Не пришло ли вам на мысль, что девица, возможно, предназначалась для угождения не новой хозяйке из Бидефорда, но молодому джентльмену?
О: Стыдно вымолвить, сэр.
В: Полно, Доркас, тебе уже восемнадцатый год. Чтобы у такой бойкой да пригожей девицы не было воздыхателя — ни за что не поверю. Их, поди, уже с десяток имеется?
О: Ваша правда, сэр, есть один. Я его прочу себе в мужья.
В: Так пристало ли тебе корчить стыдливую невинницу? Не обнаружилось ли позже указаний на то, что они имели плотское соитие?
О: «Соитие» — это я не знаю, что такое.
В: Что они спали в одной постели.
О: Что вы, сэр, в постели и вовсе никто не спал.
В: Никто не спал? Верно ли?
О: Да, сэр. Ложиться ложились, но покрывало не скидывали.
В: Не входил ли кто ночью в покой к девице?
О: Нет, сэр.
В: И не выходил?
О: Нет, сэр.
В: Не слышали вы там шума или голосов?
О: Нет, сэр. Мы спим крепко, и Бетти тоже.
В: Можно ли было почесть её за беспутницу, блудодейку, продажную девку?
О: Нет, сэр.
В: Не заводила ли она часом речь, что для девицы столь приятной наружности, как ты, можно сыскать в Лондоне местечко более благодатное и доходное?
О: Нет, сэр.
В: Не рассказывала ли горестных историй о своей несчастной любви?
О: И об этом разговора не было, сэр.
В: Была она довольна своей участью или скорбела о ней?
О: Не знаю, сэр. Я чаю, на прежнем месте ей жилось лучше и она не рада, что заехала в такую даль с чужими людьми.
В: Так и сказала?
О: Так сказали её глаза, сэр.
В: Она не улыбалась?
О: Раз или два, сэр. А потом и того пуще.
В: Как пуще? Сделалась игрива и резва?
О: Нет, сэр. Не умею объяснить.
В: Смелее, милая, я тебя не съем.
О: Как они уехали, нашли мы у неё на подушке платочек с цветочным узором, будто нарочно оставленный, чтобы нам сделать удовольствие.
В: Где теперь этот платок?
О: Матушка велела спалить, сэр. Тогда только и разговоров было что про убийство, про Фиалочника, и она побоялась: как бы беду не накликать.
В: Из дорогой материи платочек?
О: Да, сэр, материя прочная, вроде индийского хлопка. А по ней — цветы да заморские пичужки.
В: Обыкновенной горничной подобная вещица верно не по карману?
О: Приезжал на прошлую ярмарку коробейник из Тивертона, так он такие привозил. Сказывал, такую материю нынче ткут в Лондоне. Меньше чем за три шиллинга нипочём не отдавал. Ткань, говорит, хоть и не из Индии, но индийской не уступит. И король её носить не запрещает.
В: Не спрашивали вы наутро, отчего горничная так долго оставалась в покоях молодого джентльмена?
