Франсуаза Саган - Сигнал к капитуляции
Она держалась очень прямо, твердо смотрела ему в лицо. Ему и в голову не могло прийти, что, появись на его лице хоть тень раскаяния, сожаления, она бы рухнула в его объятия, заливаясь слезами. Но он ничуть не жалел о разрыве, и она лишь протянула руку для поцелуя. Он машинально над ней склонился. Когда он выпрямился, выражение муки, промелькнувшее по ее лицу при виде этого светловолосого затылка, в последний раз склоненного над ее рукой, уже исчезло. Она прошептала «прощайте», стукнулась, выходя, о косяк и шагнула на лестницу. Он жил на четвертом этаже, но только на площадке второго она остановилась и дала волю слезам, уткнувшись своим прекрасным лицом в грязную влажную стену.
Глава 16
Две недели Антуан прожил отшельником. Он много бродил по Парижу, ни с кем не общался. Его не удивляло, что при встрече знакомые из числа приятелей Дианы делают вид, что его не узнают. Он знал правила игры: Диана ввела его в чуждый ему круг; порвав с нею, он автоматически из него выбывает. Ему даже показалось излишним, что Клер, столкнувшись с ним как-то вечером, соблаговолила обратить на него внимание. Она сообщила, что Шарль с Люсилью уехали отдыхать в Сен-Тропез. Она воспринимала как должное, что Антуан ничего об этом не знает. По ее понятиям, было очевидным, что, расставшись с одной женщиной, он автоматически теряет другую. Его это немного развеселило, хотя в тот период ему редко хотелось смеяться. Его преследовал отрывок из Аполлинера: «По моему прекрасному Парижу брожу, где нету смысла умирать. Рычащие автобусов стада…» Он не помнил, как дальше, да и не искал. Париж был прекрасен надрывной, синей, щемящей красотой. Антуан тоже не видел смысла здесь умирать, как, впрочем, и жить. Все, что ни делается, к лучшему. Люсиль на Средиземноморском берегу. Она говорила, что обожает море. Наверное, снова счастлива, ибо создана для счастья. Может, изменяет Шарлю с каким-нибудь местным красавцем. Диана повсюду появлялась с молодым кубинским дипломатом. Антуан видел в газете снимок этой парочки на премьере балета. Сам он много читал, не пил. По ночам часто думал о Люсили. И в бессильной ярости метался по постели. Случилось непоправимое, надеяться не на что. Память не в силах была отыскать ни единой зацепки, дающей надежду. Зато она неумолимо являла лицо Люсили, озаренное страстью. Воспоминания не давали покоя, мучили, опустошали. Правда ли, что им было вместе так хорошо? Ведь никогда не знаешь наверняка, насколько с тобой хорошо в постели. И невозможно быть уверенным, что такое же, а то и большее наслаждение не испытают с кем-то другим. О себе Антуан твердо знал, что ему никогда и ни с кем не изведать такого блаженства, как с Люсилью. Но не мог поверить, что стал ей столь же необходим. Иногда он вспоминал ее встревоженное лицо в тот вечер, когда она опоздала на коктейль. Вновь и вновь слышал ее голос: «Ты знаешь, я люблю тебя по-настоящему». Антуан готов был убить себя: упустил счастье. Он познавал лишь тело Люсили и совсем не думал о человеке. Овладев ею физически, не коснулся ее души. Да, они вместе смеялись, а смех – верный спутник любви. Верный, но не единственный. Он понимал это особенно ясно, вспоминая ее слезы в Пре-Кателан. Чтобы мужчина и женщина полюбили друг друга, недостаточно вместе смеяться. Надо еще заставлять друг друга страдать. Вряд ли б Люсиль с ним согласилась. Но поздно об этом думать – она ушла. Мысленно он вновь и вновь затевал с нею этот спор, прерывал его и снова спорил. Он то резко вскакивал с места, то останавливался как вкопанный посреди улицы. Заколдованный круг.
На пятнадцатый день случайно повстречал Джонни. У того был отпуск, и он без дела слонялся возле кафе «Флора», облюбованного гомосексуалистами, а в последнее время еще и художниками. Джонни страшно ему обрадовался и потащил за столик. Они заказали виски. Антуана забавляло, как горделиво Джонни приветствовал своих знакомых. Антуан знал, что красив, но не придавал этому ни малейшего значения.
– Как поживает Люсиль? – осведомился Джонни.
– Не знаю.
Джонни рассмеялся.
– Я так и думал. Вы правильно поступили, порвав с нею. Она очаровательное, но опасное существо. В конце концов она сопьется, а Шарль будет с нею нянчиться.
– Почему вы так решили? – спросил Антуан с напускным безразличием.
– Да она уже начала спиваться. Один мой приятель видел, как она надралась на пляже. Но удивляться тут нечему.
Заметив выражение, с каким сидел Антуан, он снова засмеялся:
– Только не делайте вид, будто не знаете, что она была в вас влюблена. Это за версту в глаза бросалось. Что с вами?
Антуан хохотал и не мог остановиться. Его переполняли счастье и стыд. Боже, какой он глупец! Ну конечно, Люсиль его любит, помнит о нем! Разве они могли быть так счастливы вместе, если б она не любила его? Как мог он оказаться таким мрачным, эгоистичным дураком? Она любит его! Не забыла! Из-за него она потихоньку спивается. Наверно, думает, что это он ее забыл. А он все эти пятнадцать дней ни о чем другом думать не мог. Она страдает из-за его глупости. Надо немедленно ехать к ней, все объяснить. Пусть будет так, как она захочет, лишь бы обнять ее, вымолить прощение. Где находится Сен-Тропез?
Он вскочил.
– Да успокойтесь же, – тщетно взывал Джонни. – У вас взгляд буйнопомешанного.
– Простите, – бросил на ходу Антуан. – Мне надо срочно позвонить.
Он чуть не вприпрыжку понесся домой. Полаялся с телефонисткой, недостаточно толково объяснявшей, как звонить по автомату в департамент Вар. Он принялся обзванивать местные отели. В четвертом по счету ответили, что мадемуазель Сен-Леже действительно проживает, но сейчас на пляже. Он попросил соединить, когда она вернется. Он прилег на диван и стал ждать, положив руку на телефонную трубку, как Ланцелот Озерный на эфес меча. Он был готов ждать два часа, шесть часов, всю жизнь. Он был счастлив как никогда.
В четыре телефон зазвонил, он сорвал трубку.
– Люсиль? Это Антуан.
– Антуан, – мечтательно, как во сне, протянула она.
– Нам надо… Я хочу тебя видеть. Мне можно приехать?
– Да, – ответила она, – когда?..
Хотя голос ее звучал спокойно, по отрывистой краткости фраз он почувствовал, что нечто чудовищное, жестокое, пятнадцать дней пытавшее, корежившее, истязавшее их обоих, отступает. Он смотрел на свою руку, удивляясь, что она не дрожит.
– Может, я успею на самолет. Я выезжаю прямо сейчас. Ты сможешь встретить меня в Ницце?
– Да, – выдохнула она и после секундного колебания спросила: – Ты дома?
Прежде чем ответить, он трижды пропел в трубку ее имя: Люсиль, Люсиль, Люсиль.
– Приезжай скорей, – сказала она и повесила трубку.
Только теперь Антуану пришло в голову, что там может быть Шарль и что нету денег на билет. Но все это промелькнуло между прочим. Сейчас он был способен ограбить прохожего, убить Шарля, сам усесться за штурвал «Боинга». В половине восьмого стюардесса предложила желающим полюбоваться в иллюминатор Лионом. Но Антуану было не до того.
Повесив трубку, Люсиль закрыла книгу, достала из шкафа свитер, захватила ключи от машины, взятой Шарлем напрокат, и спустилась вниз. На ходу она ободряюще улыбнулась своему отражению в зеркале гостиничного холла. Так улыбаются казавшемуся безнадежным больному, который нежданно выздоровел и выписывается из больницы. Она подумала, что надо ехать очень осторожно – дорога извилистая, да и покрытие плохое. Лишь бы по пути не попалось какой-нибудь глупой собаки или встречного лихача. Их свиданию с Антуаном ничто не должно помешать. Она гнала от себя все мысли, кроме заботы об этих мелочах. До самого аэропорта она усыпляла себя словесным наркозом, возводила стену от самой себя. Первый рейс из Парижа прибывал в шесть. Хотя было абсолютно нереально, чтоб Антуан на него успел, она вышла встречать. Следующий самолет ожидался в восемь. Люсиль купила какой-то детектив и поднялась в бар на втором этаже. Тщетно она пыталась вникнуть в похождения частного сыщика. Герой был проворен и забавен, но ей было не до него. Ей доводилось слышать выражение «трудное счастье», однако на собственной шкуре она испытывала это впервые. Она чувствовала себя такой усталой, разбитой и измученной, что испугалась: вдруг не выдержит и хлопнется в обморок или заснет, сидя на стуле. Она позвала гарсона и сообщила, что встречает пассажира с восьмичасового рейса. Похоже, эта информация мало его заинтересовала. Но ей стало спокойнее: теперь, если с ней что случится, гарсон предупредит Антуана – она не представляла себе, каким образом, но это уже не важно. Ей хотелось все предусмотреть, принять все возможные предосторожности, чтоб не спугнуть то новое, хрупкое, что в ней зарождалось, – счастье. Она даже пересела за другой столик, чтоб лучше видеть часы и слышать объявления. Когда она закончила старательно и бессмысленно перебирать глазами черные знаки букв, так и не вникнув в их смысл, и захлопнула книгу, было еще только семь. Какая-то женщина со слезами на глазах целовала раненного, но одержавшего верх детектива в больнице Майами. Сердце болезненно ныло.
