Дженни Нордберг - Подпольные девочки Кабула. История афганок, которые живут в мужском обличье
После длительной процедуры знакомства, всегда сопровождаемой тонкими дипломатическими «заходами» Омара или Сетарех, нередко – вопросами о Швеции и моей собственной семье (в особенности об отце), и неоднократно подливаемым чаем, нам позволяют познакомиться с подставным сыном семьи и поговорить с «ним».
Мы с Сетарех вскоре начинаем соревноваться друг с другом, кто раньше заметит отличительные черты, характерные для девочек под личиной мальчика. Некоторых выдают более нежные черты лица или случайное хихиканье. Другие – позерки, они немного перебарщивают с мальчишеским подходом и демонстрацией агрессии. Но чаще всего мы распознаем пристальный, вызывающий взгляд, словно у нас есть общая тайна.
Случается, что маленький мальчик одаривает кого-нибудь из нас лукавой улыбкой на улице или в школе, а потом, позднее, наедине или в присутствии родителей подтверждается, что этот ребенок действительно «немного» отличается от компании, с которой водится.
Хотя ни одна из девочек не выбирала мальчишество добровольно, большинство говорят, что им по душе заимствованный статус. Отношение зависит от того, что им приходится с этим статусом делать. Для каждого ребенка вопрос сводится к сопоставлению выгод и обременительных обязанностей. Те, кто, подобно Мехран, растет в семьях высшего и среднего класса, часто служат символами престижа и чести своих семей, упиваются возможностью смело подавать голос в школе и играть в энергичные игры на свежем воздухе в своей округе.
Другие, из бедных семей, надломлены навязанным им детским трудом, как и настоящие мальчишки в том же положении. «Пусть это ужасное место для женщины. Но и для мужчины в нем нет ничего особенно хорошего», – любит говорить Кэрол ле Дюк. Среди уличных детей, занятых в торговле, продающих жевательную резинку, полирующих обувь или предлагающих на улицах помыть стекла машины, некоторые действительно мальчики, а другие – замаскированные девочки. Все они – часть подбрюшья Кабула, и для посторонних, мимохожих-мимоезжих, они по большей части просто невидимы.
Я выясняю даже, что имеется особое название для тех детей, которых на самом деле нет. Обиходное название для ребенка, который и не сын, и не дочь, – бача пош. Посоветовавшись с переводчиком, я в конечном счете записываю эти слова латиницей, поскольку никаких принятых написаний этих слов нет. Это выражение буквально переводится с дари как «одетый как мальчик». На пушту этот «третий тип» ребенка могут также называть алакаана. Само существование и широкая известность этого термина указывают, что эти дети не так уж необычны. К тому же они – отнюдь не новый феномен.
Временами в своих поисках бача пош мы забредаем совершенно не туда, обращаясь не к той семье, путая дом или район. А порой находим совсем не то, что искали.
В доме у закрытой территории неподалеку от Кабульского аэропорта, выстроенном для искалеченных ветеранов войны, нет электричества. Солнце село несколько часов назад, и в одной из маленьких темных комнат, занимаемых этой семьей, 12-летнего Эсмаиля представляют нам как «единственного сына» среди десяти сестер. У Эсмаиля темные волосы, кустистые брови и даже намек на черные волоски на верхней губе. В этом подростке нет ничего женственного, и я одновременно раздражена и смущена. Может быть, нам просто дали об этой семье неверные сведения?
Однако уйти сейчас, когда нас уже пригласили в дом, было бы невежливо, так что мы садимся пить чай, пока мать Эсмаиля рассказывает свою историю. Она передвигается медленно, опираясь на самодельный костыль, обмотанный тряпками. У нее только одна нога. Другой она лишилась в результате взрыва бомбы в 1985 г. Десять детей в возрасте от года до двадцати собираются вокруг нее на тощем ковре, покрывающем цементный пол. Старшая выросла при Талибане, и, как многие девушки той эпохи, она неграмотна. Она намного менее уверена в себе, чем младшие сестры, которые ходили в школу с 2002 г. и взволнованно говорят о том, как станут врачами или юристами, когда вырастут.
Но мать шикает на них. Единственное, о чем она хочет говорить, – это об Эсмаиле. Он – самый умный из ее детей, и все деньги, которые семья в состоянии откладывать, идут в фонд его высшего образования. Девочкам придется ждать своей очереди, если от этих денег вообще хоть что-то останется. Эсмаиль – ее «свет», говорит мать.
– Я не отличаю никого из своих детей, но знаю, что Эсмаиль достигнет высокого положения в обществе.
Эсмаиль пришел в их семью благодаря божественному вмешательству, объясняет она. Когда родилась шестая дочь, отчаявшаяся мать решила, что ребенка следует представить миру как сына. Она говорила всем и каждому, что ее малютка – на самом деле новорожденный сын. Наличие поддельного мальчика во младенчестве не имело никакого практического смысла для семьи. Зато имело другой смысл – магический. Друзья и соседи говорили матери, что, если она сможет превратить свою дочь в мальчика, это принесет ей удачу. Удачей в данном случае считался настоящий сын. Эта хитрость помогала многим семьям до нее: благодаря визуальной манифестации, когда женщина смотрит на образ ребенка мужского пола каждый день, ее тело со временем становится способно зачать сына.
И на этом завеса, наконец, падает: Эсмаиль – не девушка, замаскированная под мальчика, он действительно единственный сын в семье. Рассказывая историю о том, как она родила сына, после того как два года одевала как мальчика одну из дочерей, мать выглядит безмерно довольной. Ее шестая дочь, которая играла роль бача пош, умерла, едва ей сравнялось три года, зато послужила великой цели.
Пытаясь переварить этот новый дополнительный мотив для превращения девочки в мальчика, я ерзаю, сидя на полу. Все умолкают, и это указывает, что мы снова вступили в сферу, где привычная для меня логика или научные знания больше недействительны.
– Понятно. Но как можно знать, что это сработает…
Мать Эсмаиля перебивает меня быстрым жестом, указывая на сына:
– Взгляните на него. Вы же сами это видите.
– Ну разумеется!
Это один из самых распространенных способов произвести на свет сына, подтверждает доктор Фарейба, когда на той же неделе мне удается застать ее в Кабуле. Конечно, не такой безошибочный, как ее собственные советы и хитрости, но часто используемый в деревнях по всему Афганистану, где невозможно попасть на прием к научным экспертам уровня доктора Фарейбы.
В этот день она в прекрасной форме, ведет в захудалой гостиничке в районе Шар-и-Нау семинар для десятков медиков-афганцев из самых отдаленных провинций страны.
Главный вопрос программы – грудное вскармливание. В провинциях, где гуманитарные организации распределяют сухое молоко, возникла проблема. Изначальные получатели порошка для молочной смеси, беднейшие женщины, перепродают его на рынках, что дает возможность чуть более обеспеченным женщинам покупать ее, полагая отказ от грудного вскармливания признаком богатства. В попытке прекратить злоупотребления гуманитарной помощью доктор Фарейба и ее коллеги стараются пресечь эту тенденцию и уговорить женщин попытаться хотя бы пару месяцев покормить грудью новорожденных.
В Кабуле – ранняя весна, и женщины-участницы удалились в заднюю комнату, где стоят два пухлых дивана и пластиковый напольный вентилятор гоняет по комнате воздух. Медики-мужчины перекусывают где-то в другом месте. Доктор Фарейба приглашает нас присоединиться к застолью, где восемь афганок-врачей из восьми разных провинций передают по кругу дольки арбуза на стеклянных тарелках. Когда я подсаживаюсь к столу вместе с Сетарех, все они наперебой стараются подкладывать нам лучшие куски. Право обслуживать нас предсказуемо достается старшей из женщин, и она наваливает на тарелки целую гору арбузных долек. Но есть кое-что, чего я желаю больше арбуза: мне интересно, существуют ли бача пош повсюду в Афганистане, в том числе в их провинциях.
После осторожного знакомства с темой с помощью Сетарех и недолгих уговоров доктора Фарейбы женщины одна за другой принимаются рассказывать истории о том, как новорожденных девочек в их деревнях в момент рождения объявляли мальчиками.
Эти семьи могут быть богатыми, бедными, образованными, необразованными, пуштунскими, таджикскими, хазарскими или туркменскими – это не имеет значения, говорят мне. Единственное, что связывает всех этих девочек, – потребность семьи в сыне. Эти женщины встречали девочек, которые живут как мальчики, потому что семье нужен еще один источник дохода в виде работающего ребенка, потому что дорога до школы опасна и мальчиковое обличье обеспечивает некоторую безопасность или потому что в доме нет сыновей, а семья нуждается в том, чтобы предстать перед деревней как полноценная. Обычно, как мы уже видели в Кабуле, дело – в сочетании факторов. Бедная семья может нуждаться в сыне по иным причинам, нежели богатая, но никакие этнические или географические резоны их не разделяют. Все они – афганцы, живущие в обществе, которое требует наличия сыновей практически любой ценой.
