Артур Хейли - Отель
Теперь уже Уоррен Трент не без сарказма спросил:
– Поскольку все, видимо, знают, что тут произошло, может быть, и мне разрешат поинтересоваться некоторыми подробностями?
– Отчего же. – Ройс подлил хозяину еще кофе. – Мисс Маршу Прейскотт – дочь того самого мистера Прейскотта – чуть не изнасиловали. Хотите, чтобы я рассказал вам, как это произошло?
На какое-то мгновение, увидев, как напряглось лицо Трента, Ройс подумал, уж не зашел ли он слишком далеко. Существовавшие между ними весьма неопределенные, нигде не зафиксированные отношения вели свое начало от отца Алоисиуса Ройса. Ройс-старший, вначале служивший у Уоррена Трента слугой, а затем ставший его компаньоном и доверенным лицом, всегда высказывался обо всем смело и открыто, не заботясь о последствиях, – в первые годы это доводило Трента до белого каления, а впоследствии, когда перепалки уже вошли у них в обыкновение, именно это обстоятельство и сблизило их. Лет десять тому назад, когда Алоисиус был еще совсем мальчишкой, его отец умер, но Ройс до сих пор помнил скорбное, заплаканное лицо Уоррена Трента на похоронах старого негра. Они вместе покинули тогда кладбище Маунт Оливет вслед за негритянским джазом, весело наигрывавшим «О, разве он не бродил с нами?». Уоррен Трент, держа подростка за руку, сказал ему тогда хрипло: «Пока поживешь со мной в отеле. А там мы что-нибудь придумаем». Мальчик охотно согласился, так как после смерти отца остался круглым сиротой: мать его умерла в родах. Впоследствии «что-нибудь» обернулось для него колледжем, а затем и факультетом права, до окончания которого Алоисиусу Ройсу оставалось сейчас лишь несколько недель. Превращаясь в юношу, Ройс постепенно брал на себя и кое-какие обязанности, так что забота о комнатах Уоррена Трента, а также обслуживание хозяина, кроме уборки и стирки, всецело лежали теперь на нем. Уоррен Трент принимал его услуги молча или же бурчал – в зависимости от настроения. Случалось, между ними разгорались жаркие споры – обычно в тех случаях, когда Алоисиус, зная, что от него этого ждут, попадался на удочку, заброшенную хозяином.
И все же, несмотря на их добрые отношения и сознание, что ему дозволено многое, чего Уоррен Трент не потерпел бы от других, Алоисиус Ройс понимал, что где-то проходит тончайшая граница, которую лучше не преступать. Поэтому он и поспешил пояснить:
– Молодая леди позвала на помощь. Я случайно оказался поблизости и услышал крик. – Без лишней драматизации он описал, что произошло, а также, как появился Макдермотт, которого он не стал ни хвалить, ни порицать.
Выслушав его, Уоорен Трент сказал:
– Макдермотт правильно поступил. Почему ты не любишь его?
Уже не в первый раз Алоисиуса Ройса поражала проницательность старика.
– Наверное, в нас есть что-то несовместимое, – ответил он. – А может быть, мне просто не по душе эти белые атлеты, которые из кожи вон лезут, чтобы показать, как хорошо они относятся к черным и какие они добренькие.
Уоррен Трент, приподняв брови, посмотрел на Ройса.
– Да, сложный ты человек, Ройс. А тебе никогда не приходило в голову, что ты, может быть, несправедлив к Макдермотту?
– Я ведь уже сказал вам: наверное, в нас есть что-то несовместимое.
– У твоего отца было чутье на людей. Но он был куда терпимее тебя.
– Собачка тоже любит, когда ее гладят по голове. А все оттого, что у нее нет комплексов, порожденных жизненным опытом и образованием.
– Даже если б они у нее были, думаю, она нашла бы для объяснения другие слова.
Трент внимательно посмотрел на молодого человека, и Ройс промолчал. Напоминания об отце всегда выводили его из равновесия. Ройс-старший, появившийся на свет, когда родители его жили еще в рабстве, был, по мнению Алоисиуса, типичным «ниггером дядюшки Тома», как теперь презрительно называли таких негры. Он с готовностью, не вопрошая и не жалуясь, принимал все жизненные невзгоды. То, что происходило за пределами его ограниченного мирка, редко волновало Ройса-старшего. Тем не менее он обладал независимостью натуры, что подтверждали его отношения с Уорреном Трентом, и глубиной проникновения в душу человека, так, что сермяжную мудрость его нельзя было не брать в расчет. Алоисиус любил отца глубоко и преданно, и в такие моменты, как этот, его любовь превращалась в острую тоску.
– Возможно, я употребил не вполне подходящие слова, – сказал он сейчас, – но смысл сказанного от этого не меняется.
Уоррен Трент молча кивнул и вынул старинные часы.
– Скажи-ка Макдермотту, что я хочу его видеть. Пусть зайдет ко мне сюда. Что-то я сегодня чувствую себя усталым.
– Значит, Марк Прейскотт в Риме, да? – задумчиво проговорил Уоррен Трент. – Видимо, мне следует позвонить ему.
– Его дочь настоятельно просила не делать этого, – возразил Питер Макдермотт.
Они сидели в роскошно обставленной гостиной Уоррена Трента – старик полулежал в глубоком мягком кресле, положив ноги на пуф. Питер сидел напротив него.
– Ну, это уж я сам решу, – высокомерно отрезал Уоррен Трент. – Если она дошла до того, что ее насилуют в моем отеле, пусть мирится с последствиями.
– Мы же предотвратили изнасилование. Хотя мне очень бы хотелось выяснить, что произошло до того, как мы там появились.
– Вы видели девушку сегодня?
– Мисс Прейскотт еще спала, когда я справлялся о ней. Я оставил ей записку с просьбой повидать меня до того, как она покинет отель.
Уоррен Трент со вздохом махнул рукой, отпуская Макдермотта.
– Хорошо, сами разбирайтесь с этим делом.
По его тону видно было, что вся эта история ему надоела. Значит, телефонного разговора с Римом не будет, с облегчением подумал Питер.
– Я хотел бы разобраться еще в одном деле – речь идет о распределении комнат в отеле. – Питер рассказал, что произошло с Альбертом Уэллсом, и заметил, как помрачнел, узнав об этом, Уоррен Трент.
– Надо нам было давным-давно закрыть эту комнату, – проворчал он. – Сделаем-ка это сейчас.
– Не думаю, что ее нужно вообще закрывать; нужно лишь помнить, что пользоваться ею следует в крайнем случае и ставить клиента в известность о том, куда его поселяют.
Уоррен Трент кивнул:
– Проследите за этим.
– Мне бы хотелось, чтоб на этот счет существовала совершенно четкая инструкция, – помедлив, сказал Питер. – У нас бывали и другие неприятные инциденты, поэтому, я думаю, необходимо указать, что постояльцев нельзя перемещать из одного номера в другой, как фигуры на шахматной доске.
– Займитесь пока этим последним случаем. Что же касается инструкций вообще, то я отдам их, если сочту нужным.
Коротко и ясно, подумал Питер. Вот этим и объясняются многие неполадки в управлении отелем. Отдельные ошибки так или иначе исправляют, но ничего – или почти ничего – не делается для устранения первопричин.
Вслух же Питер произнес:
– Мне думается, вы должны знать об инциденте с герцогом и герцогиней Кройдонскими. Герцогиня требовала вас лично. – И он рассказал историю с пролитым соусом, а также то, как это изложил официант Сол Натчез.
– Знаю я эту чертову бабу, – раздраженно буркнул Уоррен Трент. – Она ни за что не успокоится, пока мы не выгоним официанта.
– Не думаю, что следует его выгонять.
– Тогда отправьте его на несколько дней порыбачить, жалованье мы ему сохраним, – только чтобы не показывался в отеле. Да предупредите от моего имени, чтобы в следующий раз, когда он решит чтонибудь пролить, пусть удостоверится, что у него в руках кипяток, и льет прямо на голову герцогине. А что, эти проклятые псы все еще при ней?
– Да – улыбнулся Питер.
Закон штата Луизиана строжайше запрещал держать животных в гостиницах. Для Кройдонов Уоррен Трент решил сделать исключение в надежде, что присутствие бедлингтон-терьеров останется незамеченным официальными лицами, если собак будут выводить на прогулку через черный ход. Однако герцогиня с вызывающим видом каждый день проводила своих любимцев через главный вестибюль. Уже дважды разгневанные хозяева других собак спрашивали, почему не разрешено держать своих любимцев в отеле, а другим – можно.
– Вчера вечером у меня опять была неприятность с Огилви. – И Питер рассказал, как он всюду искал начальника охоаны и какая затем произошла между ними стычка.
Уоррен Трент отреагировал мгновенно:
– Я уже говорил, чтобы вы не вмешивались в дела Огилви. Он отчитывается только передо мной.
– Но ведь это создает трудности. Возникают непредвиденные обстоятельства, когда…
– Вы слышали, что я сказал. И хватит об Огилви!
Лицо Уоррена Трента налилось краской, но Питер подозревал, что не столько от гнева, сколько от замешательства. Это требование не трогать Огилви было по меньшей мере глупым, и Уоррен Трент это прекрасно понимал. Интересно, недоумевал Питер, в чем же секрет власти, которую бывший полицейский имеет над его хозяином?
