Александра Созонова - Полдень Брамы
«Стань мною», — попросил я его еще раз. Открыл глаза и снова закрыл. И почувствовал язычок пламени у себя в горле, в самом его основании, в ямке между ключиц. Он горел точно посередине ямки и резал бритвенными краями, не жег, а именно резал. Я ощущал тепло, движение и боль. Почему он вошел в горло? Должно быть, потому что у меня эта чакра закрыта. Работает голова — непрерывно, постоянно пульсирует. Раскрывается сердце — порой, потом снова захлопывается. А горло — центр самоутверждения, личности, радости — всегда съежено.
Огонь разрезал меня, грел и непрерывно двигался.
Я чувствовал, что не борьба со своей натурой нужна мне, не муки самоограничения, не суровая аскеза, а — наличие язычка пламени внутри, верность вертикали, которая выстроит, вылечит натуру постепенно, сама собой.
Я просил его, чтобы он стал больше, чтобы вырос из горла и заполнил меня целиком. Но он не вырастал, к сожалению. Только кроха огня могла поселиться во мне — слишком много внутри мрака, и влаги, и грязи… Он не терпит того.
* * * * * * * *Вчерашнее занятие на группе расстроило и вымотало меня. Обычно бывает наоборот — медитация дает силы влачить следующую неделю. Четверг и суббота, группа и семинар — два гвоздика, скрепляющие прежде расхристанную телегу моего бытия, два пика активности, две точки радости и познания. А вчера было не так.
И сегодня, проснувшись, долго раздумывал, чем разогнать утренний пароксизм тоски.
«Тоска — это не я. Это демоны, которые питаются мною. Тоска — это не я. Это мерзкие астральные отродья, бурые клочья тьмы, слетевшиеся на внятный зов моего одиночества. Пошли вон, ненасытные твари. Убирайтесь, подыхайте с голоду».
Рой элементалов тоски, злорадный, прожорливый, кружил вокруг меня, подобно июньским комарам. Не желал рассеиваться.
Все из-за того, что вчера Нина принесла амбарную книгу, в которую при прослушивании заносили наши эзотерические данные. Оказывается, это вовсе не тайна, напротив, каждый должен знать свою стадию. А также и соседа, если сосед не возражает. И все смотрели, на каком плане, под-плане и под-под-плане находятся, на какую ступеньку лестницы взобрались за предыдущие тысячи жизней и кусочек этой.
Бухгалтерия, от которой мне стало скучно и грустно.
Не оттого скучно, что меня вписали в клеточку не ахти, чуть повыше той, на которой обитает сейчас большинство человечества. В конце концов, многие в группе оказались примерно там же. Дело не во мне. Дело в той серьезности, благоговейности, с которой народ отнесся к этому канцелярскому учету.
Я наблюдал за Ольгой. Она с живым интересом рассматривала значки в журнале напротив своей фамилии и, кажется, была рада, что клеточка ей досталась не из последних. Ну и дурочка. Я обиделся на нее, словно она подвела меня в чем-то, не оправдала моих надежд. Те девочки, на которых она похожа… на которых была похожа в самом начале, те славные подростки посмеялись бы над этим журналом, сострили, усмехнулись с детской важностью и выбросили эту заумь из головы.
Впрочем, тут я кривлю душой. Я ощутимо расстроился из-за того, что поляризация у меня записана астральная, а не ментальная. «Ты ментал?» — «Ментал». — «И я. Поздравляю», — радовались наши мужики.
«Астралов», кроме меня, оказалось только двое: Тамара и тренер по у-шу, симпатичный, дружелюбный парнишка, очень одаренный энергетически, но с трудом облекающий мысли в слова.
Я пытался было возразить, что тоже «ментал», что на прослушивании произошла ошибка. (Какой я, к черту, «астрал», или человек, живущий чувствами, если всю жизнь моя несмолкающая башка не дает мне покоя, если девять десятых своего времени я разрешаю в уме абстрактные вопросы?!) Но Нина твердо сказала, что ошибки быть не могло. На прослушивании происходит диалог с Учителем, и именно он определяет статус принимаемого ученика. К тому же там был не один человек, а семеро, семеро ошибиться не могли.
Утешая меня, ребята стали убеждать, что и «астралом» быть не так плохо, тоже можно добиться больших высот, вот и Рерихи были «астралами»… Чтобы не акцентировать внимание на своей персоне, я закрыл тему. Но вопрос остался. Ну ладно, пусть я не дотягиваю до синтеза, до «ментала», в конце концов, эмоции и впрямь играют не последнюю, говоря мягко, роль в моей жизни. Но как может быть «менталом» милиционер? И член КПСС? Который к тому же не собирается уходить ни оттуда, ни оттуда (я специально спрашивал)?.. Объясните. Но вопросы эти я задавал в пространство и объяснений не расслышал.
Заодно, раз они сами напомнили о Рерихах, я задал Нине вопрос, который меня давно томил. Я глубоко почитаю учение Агни-йоги. Видел портрет Елены Ивановны работы сына и просто застыл под ее взглядом: глубокие, космические глаза… Но почему они признали Махатмой Владимира Ильича? Пусть не они, а их учителя, суть от этого не меняется. Почему радостно приветствовали убийство православной церкви? Я смотрел в нездешние глаза Елены Ивановны и пытался в них отыскать ответ. Не нашел…
Нина, к моему огорчению, тоже не ответила. Отговорилась тем, что в Школе есть группы, специализирующиеся на учении Агни-йоги, типично астральные группы, она же — «ментал» и никогда глубоко не влезала в это учение.
В перерыве, перед началом медитации, Николай посоветовал мне задать этот вопрос Н.Т. После лекции. А Нину больше не мучить. Мучить? Конечно. Жалко же ее. Ясно, что не тянет она пока наставником, что, будучи очень одарена энергетически, в теории слаба, но что делать? Наставников не хватает. Школа растет стремительно, и Н.Т. впрягла ее в этот воз, и она везет. По мере сил. Слабых, женских.
Я пообещал не мучить. (Это она меня мучает, и еще как, но Николаю мою постыдную тайну знать не обязательно.) Подивился Колькиной жалостливости. Не ожидал в майоре такого. О Нине он говорил не совсем обычным для ученика тоном: с улыбчивой нежностью, снисходительной мужской теплотой. С чего бы это?..
Когда мы шли к метро, попытался объяснить Ольге, как мне стало душно в их клеточках. План, под-план, под-под-план… Они врезаются в меня (в мои астральное и ментальное тела), словно ремни, не дают набрать воздуха для вдоха. Вверху не может быть бюрократии, в этом я прочно уверен. Ни канцелярского порядка, ни скуки разграфленных клеточек. Бюрократия — дело рук сумасшествия по имени «человек»…
— Признайся, — смеялась Ольга, — тебе просто обидно, что ты «астрал», и ты никак не хочешь с этим смириться. Смирись! Это ведь не пожизненно. Если очень захочешь, сможешь уже в этом рождении…
— Обида — пустяк, она давно прошла. Недоумение, а не обида. Как вы все не видите, что клетки, оценки, ступеньки — не могут быть истиной? Хотя бы потому, что они скучны и сухи. И совсем не красивы.
Ольга не хотела меня понять.
Ну почему? У нее такие живые, умные, внимательные глаза. Карие.
Мостик доверия и тепла, который перекинулся между нами в прошлый раз, грозил рассыпаться.
Тамары опять не было,
В этот раз о ней не вспоминали. Хотя нет, кто-то вспомнил и заглянул в ее графу. Ничего особенного. «Астрал». Манипура, манипура, сердце…
Впрочем, кое-что полезное для меня на этом занятии все-таки произошло. Я решил выяснить, четко и окончательно, что со мной творится. Происки ли это Нины (магические манипуляции с эфирным телом), либо дело во мне — свихнулся на почве чрезмерных медитаций, поскользнулся неосторожно в не замерзающую с возрастом трясину либидо.
Она мне снится. Глажу ее по волосам, не выпускаю из рук. И прочее, прочее… до естественного финала.
Резковатый голос на занятиях проникает в меня насквозь, до самой диафрагмы. Расчленяет и жжет.
Она же ведет себя со мной как ни в чем не бывало. Смотрит, улыбается, задает вопросы — не больше и не по-иному, чем остальным. Может, она вообще не знает, что со мной происходит? Но как же тогда — с ленточкой?..
Я подошел к ней после занятий. С банальным замиранием сердца и робостью, которых не испытывал сотню лет. Попросил посмотреть тексты для медитаций, которые начал писать несколько дней назад. Никогда прежде не сочинял подобного и, вот, не могу определить сам, имеет ли смысл продолжать это занятие?
Нина с готовностью согласилась прочесть и высказать свое мнение. Можно встретиться и поговорить об этом прямо завтра. А она успеет прочесть до завтра? О да, здесь не так уж много. А где мы встретимся? Поскольку она живет в однокомнатной квартире с сыном и мамой, удобнее будет разговаривать у меня. Если я не возражаю, конечно.
Я не возражал.
Сегодня вечером Нина придет ко мне в гости, и все выяснится.
С какой готовностью она откликнулась, словно давно ждала этого шага, первого шага с моей стороны! (Мужчина все-таки. Хоть и напрочь успел позабыть об этом.)
Страшновато. Но страх — действенный, подстегивающий.
Вечером, совсем скоро все выяснится…
