Игорь Андреев - Что там впереди, за поворотом?

Лев Николаевич Толстой четырнадцать раз переписывал «Анну Каренину» и шесть раз «Войну и мир». Поверьте и осознайте ещё одну очень интересную вещь. Профессия журналиста – романтика! А теперь запомните, что в таблице продолжительности жизни по профессиям самая короткая у журналистов, где-то недалеко от них – учителя.

И ещё. А это, может быть, самое главное. Мы живем в среднем полмиллиона часов. Много? Много. Но жизнь уходит с каждым ударом маятника, с каждым упавшим листом. И где-то в середине жизни человек понимает, что полмиллиона часов – это очень мало.

Смертельно больной Бальзак просил лечащего врача: «Дайте мне шесть дней, только шесть. Я успею просмотреть свои пятьдесят томов. Я вырву плохие страницы. Я могу в шесть дней дать бессмертную жизнь тому миру, который создал».

И потому, ребята, спешите делать добро людям. Это очень просто и по силам каждому. Человек человеку – друг. Помните это. Так живут все. На этом стоит земля.

И вдруг кто-то тихо, но смело спрашивает:

– А зачем тогда у нас всё ещё есть милиция, суд, тюрьмы?

Я невольно продолжаю вопрос: «…почему они ещё у нас работают с полной нагрузкой?»... В такие моменты учитель похож на лётчика, попавшего в аварийную ситуацию, когда нет времени попробовать все варианты спасения, необходимо сделать что-то одно, единственное, после чего произойдёт или катастрофа, или спасение. Мое замешательство – недолгое.

– Совершенно согласен с вами, ребята, и я расскажу вам, как попала в колонию одна девочка, тогда она была вашей ровесницей…

Я сел за стол и рассказал о Тане. Закончил я словами:

– Но всякий срок кончается. Как вы думаете, ребята, что её ждёт впереди?

Отозвались сразу и, мне кажется, весь 10 «б».

– Что ждёт? Вся жизнь искалечена...

– Люди сторониться станут...

– Уедет на стройку, куда-нибудь подальше...

– Почему уедет? Свой город – родной... дом...

– Уедет на стройку, там люди из разных мест. Там о человеке не по биографии судят – по работе, по характеру...

– А ты там был?..

– В печной трубе углём не напишешь...

– Ты Печорин, не выступай...

– Замуж не выйдет, факт. У нас и хорошие девушки пропадают, то есть замуж не могут выйти.

– Ну, тебе-то это не угрожает...

– Будет злая на всех, потому что она видела тьму, а мы нет.

– Если хорошего парня встретит и он, и он... серьёзно с ней. Она для него в доску расшибётся.

– А почему хорошие люди ей должны помогать? Ей что, самой уже ничего не надо делать?..

– Тише!... Тише, ребята... тише... Ребята, но я всё-таки думаю, что у неё всё будет хорошо... Она сегодня приезжает...

Сразу стало тихо.

Кто-то в недоумении спрашивает:

– Куда приезжает?

– Ко мне, замуж за меня выйдет...

Ещё минута тишины, а потом заорали все, даже захлопали крышками парт. Я резко встал. Успокоились. Катасонов высказался:

– Вы... того её, в ежовых рукавицах... как нас......

Потом по рядам началось какое-то брожение, с разных сторон стали подталкивать комсомольского и вообще вожака класса Гришу Васютина. Он встал:

– Александр Николаевич, у нас в вам вопрос: это секрет?..

– Вы уж взрослые, сами решите.

РАЗГОВОР, КОТОРОГО Я НЕ СЛЫШАЛ

– Танька, мы к тебе.

– Тихо, девчонки, дежурный услышит. Кровать не раздавите.

– Там Лидка смотрит… Тань, не забывай нас, пиши, пиши всё подробнее, как что, нам всё интересно. Не чужие – сколько перловки вместе съели... Говорят, ты своего нашла в бегах?

– Я бежала не его искать... Тогда на меня затмение нашло – не выдержала... А он – это случайность.

– Хорошенькая случайность.

– А вдруг приедешь, а он скажет: «Давай пока не расписываться», – и потянется это «пока», как длинная резина. Конечно, можно и так жить – бывает, но тогда у тебя – никаких прав...

– Закрой варежку. К ней и брат его приезжал с женой, я видела, серьёзные, интеллигентные такие...

- Но, девки, посмотрели бы вы на Таньку – она не знала, куда глаза девать, куда руки...

– Испугалась. Саша не предупредил. Думала, что плохое с ним случилось, а они... ну, поговорили, в общем...

– Всё правильно. Девки, уж если Таньке не повезёт в жизни... Ты прости меня, я ведь сначала тебя просто ненавидела. Ишь, думаю, красотка: школу на пятёрки кончила, на фабрике вкалывает, книжки читает, с Анкой лалы разводит, а сама-то...

– Дура ты, Булёк, не разберёшься, а в бутылку лезешь. Танька – человек.

– Да ладно вам, что было, пусть быльём зарастёт.

– Завтра вздохнёшь свободно.

– Да, не думайте, девчонки, что всё так легко. Мне за его спиной никак нельзя прятаться, хотя он у меня во какой («видели, видели... не хвались... счастливая...»). Работать буду, учиться и по хозяйству я всё должна успевать, всё уметь. Я даже все книжки по домоводству почти наизусть выучила. А там, глядишь, ребёнок будет...

– Ой, Танька, вот он вырастет, ребёнок, спросит – чем ты, мамка, всю жизнь занималась?

– Конечно, Тань, трудно будет, но держись. Люди все хорошие, но иногда плюнут в душу, даже сами не заметят, как , например, вот эта...

– А я чего, чего я? Всякое бывает.

– Ты сначала домой езжай, прибарахлись по-модному. Фигурка у тебя... сама знаешь, но и тряпки – это ударная вещь.

– В уборе и пень хорош, а на Таньке дерюжки блестеть будут... Ей деньги ещё пригодятся.

– Мы завидуем тебе и рады. Конечно, на жизнь надо смотреть реально, но всё-таки ты для нас – живой пример, а не душеспасительные беседы. Значит, и у нас так может случиться, потому что начинали жизнь одинаково…

– Только нюансы разные...

– ...Кончай, Булёк, смеяться... Я говорю – размотали свою юность. А жизнь-то не кончилась. Жить-то ещё много, так надо её... по человечески... самим... никто не поможет... самим надо... жить...

– Ну, расползлась. Завтра Танькин звонок, праздник всё же... Скажи-ка нам что-нибудь на прощанье.

– А что я скажу? Сами знаете. Люди не мстили нам, когда упрятали сюда. Просто мы в грязи искупались по макушку. Нам срок дали – отмыться.

– Крещение святой Руси.

– Как хочешь понимай, Булёк... Срок кончится – нас выпустят. А отмылись мы или нет, люди сразу видят. От этого всё и пойдёт... Анну Семёновну слушайте, она добрая, а главное, умная. Сегодня она говорит мне: «Татьяна, я лично считаю, что у тебя счастливая судьба. Легко по жизни пойдёшь». («А ты? а ты?») Говорю: «Я знаю. Ведь я даже палец о палец не ударила, чтобы иметь это счастье. И мне страшно, что он это поймёт». А она смеётся: «Насчёт судьбы я пошутила. Хотела знать, что ты сама о своей жизни думаешь. Теперь я спокойна».

– Интересно, а она знает, что мы её Анкой-пулемётчицей прозвали?

– Правильно, пулемётчица. В нас надо нашу дурь расстреливать в упор или, как аппендицит, вырезать к чёрту... Девки, отвал... Кружка упала – Лидка сигнал подаёт... Поцелуемся, Тань. (« И я? и я?») Завтра не увидимся. Мы с утра на работу.

ОТ АВТОРА

Писатель закончил бы эту повесть так.

«Человек не спеша шёл по городу. Шёл и улыбался. На площади человек остановился. Белый галиот под тучей алых парусов возвышался над горизонтом, над городом. Откуда появился «Секрет»? Где Ассоль? Человек понял, что это можно узнать в 11, 13, 15, 17, 19, 21 час. Цена любопытства – 40 копеек. Поддельное счастье и стоит копейки...

Человек не спеша идёт по городу. А в нашем городе нет ни одного гнезда аиста, но это ничего ещё не значит...»

Но писатель не начинал и не будет кончать эту повесть. Тогда всё упрощается...

…Я выскакиваю на крыльцо школы. Стоп! Забыл цветы на вешалке в учительской. Возвращаться – пути не будет. Тьфу, чёрт, кто выдумал эти приметы? Без цветов нельзя. В телеграмме ясно отбито «первого». Мне ли в приметы верить?.. Ладно, по дороге куплю. Бегу к остановке автобуса. Нажмём... Извините... Не толкайтесь... Не парк культуры и отдыха – тесно... Извините...

...Как только пришёл в школу, позвонила Марта, почему-то весёлая и загадочная:

– Не приехала?

– Нет. Она бы позвонила мне,

– Почему тебе, а не мне? У меня два телефона – домашний и рабочий... Так вот... В школе ни на минуту не задерживайся – сразу домой, никаких столовых.

– Сам знаю. Откуда звонишь?

– С работы.

– Так я и понял. Кто это у тебя там плачет?

– Пациентка одна, симпатичная, пока ещё не плачет, но говорит, что больно.

– Дай анальгин. До свадьбы заживёт.

Марта смеётся и говорит кому-то: «Он говорит – до свадьбы заживёт», – и тут же мне:

– Она говорит, не заживёт.

– Марта, вот ты смеёшься, а я бы не выдержал каждый день видеть ноющих людей... Марта, мне пора, звонок...

– Помни, пулей домой.

...Автобус не пуля, но всё в мире относительно. Действительно, надо всё в квартире подготовить. Но всё готово. Самому подготовиться. Уж не знаю и как. «Танечка, здравствуй, вот наш дом». Отлично.

Взлетаю на лифте – (тоже пуля) – на свой восьмой. Ключ не проворачивается в замке. Толкаю дверь. На диване сидит Марта, где-то и Володя, он здесь, потому что успеваю расслышать его бас. Я вхожу в комнату и вижу незнакомую и в тоже время очень знакомую девушку. На ней чёрная коротенькая юбка и белая, похожая на мужскую сорочка с чёрными пуговицами и чёрными запонками. Девушка, сжав ладонями щеки, медленно пятится от меня, пока не упирается в стену. Я совсем чужим голосом, а может быть, это и не я, говорю: