Мигель Сильва - И стал тот камень Христом
Саддукеи, священническая знать, старейшины синедриона, ростовщики, владельцы крупных лавок — все они с нетерпением ждали смерти дерзкого проповедника, который своими речами бросал вызов богатым, и намерен был воспрепятствовать им вступить в Царство Божие, и отворачивался от денег, как от навоза сатанинского; и превозносил сказочный мир, где не будет ни богатых, ни бедных и где первые станут последними.
Иродианские царедворцы во главе с тетрархом Иродом Антипой тоже не терпели пророка, напоминавшего им о грозной фигуре Иоанна Крестителя. Этот был обезглавлен, но нашелся другой прорицатель, который и учит и проклинает почти как он, словно бы Иоанн Креститель и не думал умирать.
Что касается фарисеев, они проклинали равви, который осмеливался толковать Закон на свой лад и по своему усмотрению, и не почитал традиции древних, и подвергал сомнению незыблемые предписания Торы, и прибегал ко всяким ухищрениям, чтобы не предаваться привычному субботнему отдохновению, и подавал руку блуднице, и запрещал мстить — око за око, зуб за зуб; и пил вино в погребках с рыбаками, и клеймил тех, кто деланно молился или показно раздавал милостыню, и обзывал белёными гробами тех, кто наизусть зазубрил Писания и не мог отойти от буквы псалмов.
Иродианский двор, саддукеи и фарисеи — все боялись растущей славы Иисуса, страшились огнива его учения, распалявшего страсти народа.
— Если его не трогать, чернь уверует в него, возьмется за оружие, а тогда придут римляне и разнесут вдребезги наше Святое место, — говорили они.
— Понтий Пилат заставит все еврейское общество поплатиться за бредни какого-то неученого и болтливого галилеянина, — говорили они.
Верховный первосвященник Иосиф Каиафа рассеивал их притворные сомнения и успокаивал их совесть, говоря:
— Надобно знать и понимать: лучше, чтобы один человек умер за всех людей, нежели чтобы погиб весь народ.
Но какие аргументы мог привести этот Иосиф Каиафа, чтобы уверить в необходимости смерти Иисуса немощных, в руки которых Иисус вложил кедровый посох надежды; прокаженных, тело которых очистил от язв, а сердце — от ужаса; паралитиков, которых заставил ходить по дорогам и улицам Палестины; слепых, которым возвратил завтрашний день; мучимых жаждой, которым возвестил о царстве воды; женщинам, которых обещал освободить от унижений и презрения; детей, которых звал с собой и которые шли с ним рядом, чирикая, как воробьи, и прыгая, как козлята? И к каким доводам мог прибегнуть этот Иосиф Каиафа, чтобы заставить слушать себя других, ярых фанатиков, которые провозглашали Иисуса Сыном Давида, избавителем, способным вышвырнуть римские войска из завоеванного Иерусалима, и укротить своевластие аристократии, и освободить храм от всякой нечисти, и сотворить мессианские чудеса, чтобы воздвигнуть в сиянии Апокалипсиса трон для суда Божьего?
Доносчики, посланные Верховным первосвященником следить за каждым шагом Иисуса, приносили неутешительные вести:
— Народ говорит, что он успокаивает припадочных, заставляет говорить немых и изгоняет беса из больных.
— Народ говорит, что в Кане он превратил воду в вино, а на берегу Тивериадского озера умножил рыб.
— Народ говорит, он не только исцеляет недужных, но и осмеливается отпускать им грехи.
— Народ говорит, что он по-братски обходится с самыми нечистыми врагами нашими. У одной женщины, вольноотпущенной из Самарии, он попросил напиться из кувшина и пообещал ей взамен воду жизни вечной. В его иносказаниях мерзостные самаритяне выглядят людьми сострадательными и милосердными.
— Народ говорит, что рассказывает он притчи и не дает поймать себя в ловушки жрецов и книжников, слушающих его рассказы, которые приводят жителей деревень в восхищение, хотя, сказать но правде, никто не может докопаться до истинного смысла сказанного.
— Народ говорит, что около Вифании он воскресил из мертвых человека через четыре дня после погребения.
Воскресение из мертвых? Ясно, что это несусветная ложь, но Иосиф Каиафа, Верховный первосвященник, тут же созывает синедрион в полном составе, семьдесят и одного человека, составляющих великое собрание, дабы предложить им казнить Назарянина. Являются двадцать четыре из вызванных, чтобы тут же вынести приговор о смертной казни, но среди них оказываются и такие, кто не разделяет гнева сановных иудеев, например Никодим бен Гурион, всеми уважаемый мудрец; и Иосиф из Аримафеи, представитель городской знати; и равви Симеон из Антипатриды, человек благородного происхождения, потомок славного и великодушного Гиллеля[36], и старый филантроп Симон бен Азель, и учитель логики Авва Саул. Однако богатые коммерсанты-саддукеи, подчиняющиеся воле Иосифа Каиафы (а точнее говоря — воле его тестя Анны), превосходят их числом. Семейства Анны и Боэтуса, которые ненавидят друг друга, будучи непримиримыми соперниками, обычно заключают мирный союз, когда речь идет об угрозе их земельным владениям.
Собрание синедриона, которое в конечном итоге не придет ни к какому решению, происходит в большом зале Великого Камня, называемом так потому, что ползала представляет собой шлифованный каменный монолит. По правую руку Первосвященника Иосифа Каиафы занимают места сановные лица, которые вместе с ним руководят высоким собранием: Ионафан, управитель храма и начальник храмовой стражи, и Ариэль бен Леви, священнослужитель, помазанный на ведение военных действий и главный начальник левитов-доносчиков.
— Закоренелый преступник, зовущийся Иисусом из Назарета, пророк-оборванец, возымевший дерзость говорить от имени всех евреев с тайным умыслом поссорить нас со всемогущим императором Тиберием, да хранит его Господь, заслуживает не одну, а тысячу смертей, — говорит Ионафан, управитель храма.
— Если надо с ним покончить, мы не одного человека, а целые селения в прах обратим, не дрогнув, дабы отстоять достоинство Израиля! — говорит Ариэль бен Леви, священнослужитель, помазанный на ведение военных действий.
Никодим бен Гурион отваживается возразить:
— А разве наш закон может осудить человека, если его прежде не выслушать и если не ведать, что он творит?
На это Верховный первосвященник Иосиф Каиафа отвечает с неприкрытым ехидством:
— Или ты тоже из Галилеи, Никодим?
Никодим чует опасность и предпочитает прикусить язык. Но внук Гиллеля и учитель Авва Саул не сдаются и настаивают, чтобы закон исполнялся неукоснительно. Возникает дискуссия, которой Иосиф Каиафа не ожидал, и ему приходится отложить до праздника Пасхи свое намерение расправиться с Иисусом.
Иисуса не столько тревожит мысль о смерти, сколько возникшее убеждение в том, что народ не понимает подлинного смысла его слов. Тотчас вслед за чудом умножения хлебов и рыб сытая пятитысячная толпа в неистовой радости окружила Назарянина. Один винодел-кананит, богатырь с небольшой бородкой, первым закричал во всю мочь:
— Осанна Сыну Давида!
Другие галилеяне громко вторили ему:
— Вот истинный пророк, к нам пришедший!
А присутствующие зелоты заревели громовыми голосами:
— Стань нашим вожаком, и мы снесем горы и стены, чтобы освободить Иерусалим!
— Стань царем иудейским и употреби силу свою чудотворную, дабы истребить племя тиранов и обманщиков, расправиться с врагами твоего народа!
— Да исполнятся тобою пророчества, слуга Яхве! Да не ослабнет твой дух, пока на земле не установится справедливость! Освободи пленников из узилищ и из темниц тех, кто томится во мраке. Сын Давидов, избранник Божий, царь иудейский!
Иисус упорно отстранял от себя скипетр, который ему совали в руки:
— Я не приму славы от людей. Истину вам говорю: вы идете ко мне, ибо съели хлеб и насытились. Но я не царь, которого вы жаждете, и не воин, которого вы хотите венчать на царство против его воли. Я всего лишь бедный плотник, посвятивший себя тому труду, какой поручил мне мой небесный Отец, а труд этот — освобождение всех угнетаемых. Это Отец мой дает вам истинный хлеб с небес, это Отец мой дал вам своего Сына, но больше того он дать ничего не может. Я — хлеб, который сошел с небес, дух, который дает жизнь миру. И слова, какие вам говорю, это дух и это жизнь.
Нет, не был он тем Мессией, которого они так ждали, который испепелил бы своими молниями врагов, как испепелил Давид иевусеев, филистимлян, моабитов, арамеян, который использовал бы свою мощь, чтобы создать прямо сейчас и на этой самой земле царство такое же явное, как явна шлифованная глыба Соломонова храма.
Спускаются сумерки над свинцовыми водами. Небо затягивается багровым пологом, предвещающим бурю Тучи на западе вспыхивают светлячковыми искрами. Иисус наказывает своим ученикам сесть в лодку и держать путь на Капернаум. «А потом мы видим, как он идет к нашей лодке по бурному морю», — говорит Иоанн Зеведеев. Но Иоанн Зеведеев говорит также, что с той поры множество людей, которые шли за Учителем, дальше за ним не пошли; многие ученики вернулись назад и за ним не последовали, забыли про чудеса исцеления и утешения и желают возмездия и войны. Иисус начинает понимать, что смерть его неизбежна.
