Андрей Матвеев - Жизнь с призраками

Али был не один. Он сидел вместе с Озтюрком, они пили чай и слушали все ту же загадочную песню с припевом «Zaman Zaman». И Али плакал, а Озтюрк его успокаивал. И они о чем-то быстро-быстро говорили по-турецки, было ощущение, что Али в чем-то обвиняет Озтюрка, а тот если и не оправдывается, то, по крайней мере, защищается.

И значило все это одно: ни о каком похищении не может быть и речи. Слишком естественными были слезы Али, чтобы подозревать его в исчезновении Марины. Остается надеяться, что ничего фатального не произошло и она просто сделала какую-нибудь глупость, свойственную всем особам двадцатилетнего возраста.

Только вот какую?

Я не полиция, чтобы задаваться такими вопросами, мне и так есть над чем ломать голову. Прежде всего, что делать с билетом, успеваю его сдать или же нет?

И внезапно понимаю, что уже принял решение. Бессмысленное, идиотское, абсолютно не прагматическое. Видимо, это все пьяная, бессонная бодрумская ночь, да еще утренний кипеж в отеле. Но я не могу пока возвращаться. Пусть будет «пока», всегда должна оставаться зацепка.

— Она ушла, — говорит, наконец-то заметив меня, Али, — он ей сказал вчера, что не сможет ее полюбить! И она ушла!

— Не дура, вернется! — тщательно подбирая английские слова, отвечаю я.

— Русские женщины, они такие странные!

— Надо работать! — говорит Озтюрк, берет камеру и идет по направлению к пляжу.

12. Продолжение игры с демонами

Когда в детстве мне бывало особенно плохо, скажем, в те дни, когда я особенно ждал мать, а она все не появлялась и бабушка с дедушкой устало объясняли, что ее нет в городе, что она занята на работе, да и не помню уже всего, что они говорили мне в эти минуты, то я, наревевшись, скрывался за старым комодом, где было мое укрывище, доставал некрашеную деревянную шкатулку, зачем-то выпрошенную у бабушки, и начинал играть с демонами.

Про них дома мне никто и никогда не рассказывал. Просто я знал, что они есть.

В коробке хранились два солдатика с неразличимыми лицами, индеец с томагавком и с двумя перьями в пластмассовых волосах, а самое главное, цветные стеклышки и картонная трубочка калейдоскопа. Хотел бы я и сейчас иметь такую, но сомневаюсь, что ее можно найти в магазинах, торгующих игрушками. Разве что китайцы наловчились их изготавливать так же шустро, как они делают все на свете, от квакающих роботов до кукол, пугающих одним лишь взглядом.

Солдатики и индеец просто жили в коробке и к демонам не имели никакого отношения. А вот стеклышки и калейдоскоп были магическими артефактами, пользоваться которыми я быстро научился.

Через стеклышки я пытался найти мать. Я искал ее в зеленом мире и в желтом. В красном и в синем. Иногда мне казалось, что я вижу ее, идущую то по каким-то странным холмам, покрытым высокой, чуть ли не в мой тогдашний рост, красной травой, то по песчаным дюнам непривычно синего цвета, хотя само слово «дюны» было мне в те годы еще неведомо. Долго прижимать стеклышко к глазу было неприятно, мир начинал расплываться, мать, так и не появившись вблизи, исчезала окончательно, и мне оставалось одно, взять в руки калейдоскоп.

Это и было средство общения с демонами. Приманка, ловилка, подзывалка, волшебная снасть, наделенная удивительным свойством. Она соединяла мой мир с тем, где обретались эти клыкастые и злобные существа, вот только, общаясь со мной, они становились другими, добрее и отзывчивее. Видимо, мое детское отчаяние действовало на их души, хотя я до сих пор не убежден, есть ли таковые у демонов.

Для того чтобы их увидеть, надо было просто приставить калейдоскоп к глазу и потихоньку начать вращать. Поначалу ничего не происходило, лишь один узор сменялся другим. Но вот наступал момент, когда в дальней точке, в самом центре цветовой пляски, как в жерле вулкана, вдруг появлялось отвратительное лицо с глазами навыкате и с двумя клыками, выпирающими из обоих уголков рта. Кто-то пожаловал ко мне, я не знал его имени, они обычно не представлялись. Да и были похожи друг на друга, разве что у некоторых было не два клыка, а четыре, кто-то отличался уродливыми наростами на голове, ну а у одного, который порою снится мне и сейчас, был всего лишь один глаз без белка, пристально смотревший на меня прямо из его лба.

— Найди мою мать! — просил я демона и опять начинал вращать калейдоскоп.

Существо исчезало, но всегда возвращалось. И всегда с одной и той же фразой:

— Попроси чего-нибудь другого!

И тогда я предлагал поиграть, демон начинал ловить меня, я прятался от него, порою выигрывал я, порою он, второе случалось чаще, но в самый пик игры, когда мне надо было прятаться снова, всегда появлялась бабушка, мне приходилось убирать калейдоскоп в шкатулку, покидать укрывище и идти на ее зов.

Продолжалось это года два, после чего я забросил своих демонов, решив, что уже вырос, да и потом, их же вообще не существует! И отчего-то лишь сейчас, смотря на скрывающийся в сумеречном море остров Кос, вспомнил о них.

Произошло это через три дня после исчезновения Марины и всего через сутки после моего так и не случившегося вылета обратно. Доплатив, я перенес срок отлета на последний день действия визы, добрым словом вспомнив Влада и послав ему эсэмэску, в которой написал лишь одну фразу: «Пока остаюсь».

После чего, собрав вещи, покинул гостеприимную «Конкордию», не собираясь при этом покидать Ортакент. Мне не улыбалось искать себе жилье в Бодруме, где все было намного дороже, да и потом, у меня уже было здесь койко-место, которое сосватал Мамур.

На том самом пирсе, где мы познакомились и где я все так и не мог дождаться своей собаки, был пришвартован катер его отца. Обычно тот на весь сезон приезжал сюда из Стамбула, но в этом году то ли здоровье не позволило, то ли что еще, только катер, названный ласковым словом «Istavrit», стоял у пирса невостребованным и вполне мог приютить меня на какое-то время.

Не бесплатно, конечно, хотя Мамур и придумал мне работу.

Надо сказать, довольно безумную.

Сам он ведь тоже не просто так бил здесь баклуши. У его сестры в Бодруме было небольшое туристическое агентство, которое занималось тем же, чем и все прочие, продавало экскурсии по разным местным достопримечательностям. Были экскурсии серьезные, которые требовали лицензированных гидов, а были и те, на которых лицензии никто не спрашивал, главное — иметь хорошо подвешенный язык да хоть что-то знать о том месте, где ты находишься.

Бизнес у Мамура с сестрой шел гладко, но была одна проблема, русские. Они вечно всем были недовольны. Особенно те, кто поселялся не в какой-нибудь «Конкордии», а в дорогущих пятизвездочных резервациях, разбросанных по всему побережью Бодрумского полуострова. И мой турецкий друг, с которым мы встречались уже каждый день, да и в город частенько ездили вместе, вдруг сообразил, что если обладать определенными талантами к раскрашиванию действительности, проще говоря, к выдумкам, то можно проводить и эксклюзивные экскурсии по очень высокой цене, что так должно понравиться состоятельным русским из пафосных отелей. Особенно эта идея запала ему в голову, когда я весь вечер рассказывал ему о своих видениях, связанных с капудан-пашой Пири Реисом и с первым строителем замка немецким рыцарем Генрихом Шлегельхольтом из городка, некогда именовавшегося Темпельбургом, а сейчас известного как польское местечко Чаплинек.

— Попробуй, — сказал Мамур, — все чаевые твои, а так кров и стол, согласен?

— А сестра?

— Дениз? Вот познакомишься и сам все поймешь.

Клиентов должны были подбирать они, они же обеспечивали и их трансфер. Мне надо было к обозначенному часу добираться до Бодрума, встречаться с гостями, водить их по городу, рассказывая различные байки, потом сдавать на руки или Мамуру, или Дениз, а самому ехать обратно в Ортакент и тащиться на пирс, где меня ждал катер «Istavrit», что в переводе означает «Ставрида», турки любят эту рыбу, особенно те из них, кто родом из Стамбула.

Устроив меня на новом месте жительства, Мамур выдал мне голубую футболку размера XL с белой надписью «Deniz Tour», показал, где стоит микроволновка, а где чайник, и, сказав, что завтра в десять утра мне надо быть у входа в замок, отбыл в Бодрум, дав всем этим понять, что отныне наши отношения переходят в иную плоскость, работодателя и его служащего. Что же, не самые плохие отношения, особенно если и тот и другой ведут себя честно.

Последнее можно было проверить только временем. Меня не смущало, что Мамур мусульманин, а я по вероисповеданию христианин. За эти две недели, что я уже пробыл здесь, до меня дошло главное. Не знаю, как в глубине страны, скажем, в той же Анатолии или на юго-восточных границах, в каком-нибудь городе Муш, но здесь, на Эгейском побережье, в районе бывшего Галикарнаса, а ныне в городе Бодруме и его окрестностях, турки порою большие европейцы, чем мы, русские. При этом они все равно восточные люди, но и мы далеко не западные. И судьба у нас примерно схожа, у них была империя, распространившаяся на две части света, и у нас такая же, одно слово, Евразия. Что же касается ислама…