Наташа Маркович - Я – необитаемый остров
– Несомненно, – он фыркнул.
Ну что ж, с отношениями, кажется, временно разобрались, и я отправилась в дальний угол офиса, в выделенную мне комнату, писать концепцию, философию.
Села за свой рабочий стол и немедленно заморочилась по двум вопросам.
Во-первых – ничего нового – всего лишь на предмет того, что Юру-то я знаю совсем немного, а уже в такие игры играю. Наверное, я купилась на наши отношения – как-то мы сблизились очень стремительно, и чувство такое, что знакомы уже долгие годы. А вдруг он все же негодяй? Но офис-то работает – куча людей, он сидит в кабинете руководителя, квартира тоже на месте. Вроде все делает так, как обещает.
Во-вторых, брак – не шутка, это серьезный поступок, для некоторых прямо-таки святое. Правда, для меня не особо, я к штампику в паспорте отношусь довольно спокойно. Признаю его важность для семьи, но фетиш из него не делаю. Мы же не венчаться идем в конце концов.
В общем, я себя немного упокоила и взялась за работу.
Довольно большой офис. Интересно, зачем для продажи картриджей столько места? Разве что он всю страну ими обеспечивает. Ну, или хотя бы Московскую область.
Итак, философия. Миссия, ценности…
Миссия, миссия… Что же мы создаем? Но у меня еще нет ответа Юры на вопрос о его цели в проекте! Я опять врываюсь в его кабинет.
– Что? – пугается он. – Хочешь детей завести?
– Почему детей?
– В прошлый раз ты ворвалась с предложением пожениться.
– А да. Нет, сейчас я про другое. – Мне смешно. – Я про работу.
– Так ведь и женимся мы по работе.
– Ну да. Да подожди ты, не путай меня! Юморист тоже мне. Я про проект.
– Ну ладно, шучу, шучу, говори. Извини.
– В общем, дело в том, что ты не ответил на вопрос про твою цель. Про то, зачем ты это делаешь. Я поняла, что не для себя. Поняла, что для людей. А что конкретно ты хочешь сказать людям?
– Это серьезный вопрос.
– Ага. Без этого я не могу философию журнала написать.
– Понимаю. Ты, похоже, и правда профессионально подходишь к делу. Это радует.
– Нет, с точки зрения технологий наверно непрофессионально. У меня нет четкой и правильной структуры того, что я должна сейчас выдать на бумаге. Я больше пишу о том, что считаю важным, по наитию. Однозначно цель, миссию, ключевые ценности… Кроме того, профессионально – это создавать то, что покупать будут, а не то, что тебе, Юре, на душу легло.
– Тоже верно. Вот у тебя и задача – совместить. Чтобы то, что у меня на душу легло, – покупали.
– Посмотрим, насколько это возможно. Ну и? Я жду ответ.
– Дай подумать. Поразмышлять. Наверное, я хочу что-то простое и ясное. Понимаешь, я слишком усложнял свою жизнь, подчинил ее огромному количеству правил, зависел от общественного мнения. Думал при этом, что я представляю из себя что-то охренительно важное.
– Знакомое состояние.
– Ну вот. И так я жил много лет. Осуждал то, что положено осуждать, поощрял то, что все поощряют, сопротивлялся тому, чему модно сопротивляться. Был то конформистом, то нонконформистом, что по сути значит одно и то же – следование стереотипам мышления. И те и другие тащатся на поводке общественного мнения, только каждый по-своему, кто передом, кто задом. И те и другие влекомы и следуют отнюдь не цели своей, а имиджу, желанию произвести то или иное впечатление, кому-то что-то доказать. Всегда, всю мою жизнь мной руководили. Родители, партия, нормы морали, привычки, общественное мнение, имидж, долг… Жизненный опыт сделал из меня марионетку. Хочу свободы от всего этого.
– Ой-ё-ёй, какая плохая новость!
– Почему?
– Все слишком глубоко и сложно. Намного сложнее, чем сформированное партией и нормами морали мировоззрение.
– Понятно, что сложнее. Понятно, что мы машинки, в которые мир с самого рождения закладывает информацию, и что мы основываем свои мнения и решения исключительно на основании того, что попало в нас за прошедшие годы.
– Не считая генов и коллективного бессознательного!
– Не считая генов и коллективного бессознательного.
– Не считая того, что мы совершенно не отделяем себя самих от своей личности – продукта социализации.
– Можно, я не буду это повторять?
– Можно. Сейчас мы докатимся до фильма «Матрица» и разговора о том, что ложка есть. Или, наоборот, что ложки нет.
– Это плохо? – спросил Юра.
– Ну… Мы не сможем делать такой глубокий журнал.
– Почему?
– Читателей не хватит. Писателей. Художников и фотографов. Издателей. Я не считаю, что я в состоянии создать журнал, в котором не будет этих ложек.
– Почему?
– Потому, что у меня этих ложек в голове – тьма! – заорала я, – Целый буфет ложек.
– Пора потихоньку выкидывать. И не ори так, сотрудников напугаешь.
– Веришь, только этим и занимаюсь последние семь лет. Выкинула неимоверное количество ложек. Освободила маленький уголок в огромном буфете сознания. Крооошечный шкафчик. А на сотрудников – плевать. Ты мне о чем сейчас говорил? О навязанных правилах, нет?
– Ну да. И что?
– То, Юрик! Полная свобода невозможна. Ты вон сотрудников даже боишься испугать. Прошлый опыт говорит – это неприлично, когда женщина орет в кабинете генерального. Так?
– Во-первых, исключи тренерские интонации. Во-вторых… Я могу поменять свою жизнь. Могу не бояться быть странным в глазах окружающих. Могу выбрать заботиться о родителях и ребенке только потому, что мне это важно, а не делать это из чувства долга. Могу сам составлять свое мнение обо всем происходящем в мире. Могу сам выбирать, какие нормы мне соблюдать, выбирая так же и последствия этого выбора. Могу сделать так, чтобы моя цель была важнее мнения окружающих.
– Да уж. Можешь ты.
Я прислушалась к звучанию своей речи. Какие там у меня интонации? Для меня вещать разные умные теории – естественное состояние. Я вообще могу крайне убедительно говорить, не останавливаясь, много часов подряд. Профессиональная деформация.
– Жить, основываясь не на прошлом опыте, Юра, а на своей цели, – продолжила я, – необычайный труд. Дисциплина и тщательная работа над собой. Потому что свобода отсутствует не снаружи, а внутри нас. Мы сами придумываем все эти ограничения, одно бредовее другого: «Я много пожил и знаю, что мир несправедлив», «Я женщина, а женщины так не умеют», «Я мужик, и мне западло», «Я уже слишком стар», «Я еще слишком молод», «У меня нет коммерческой жилки», «Я несчастен, потому что все бабы стервы», «Я одинока, потому что слишком некрасива и глупа», «Я вообще Овен, вот был бы Тельцом, тогда…»
И так далее до бесконечности. Главное, почти все это неосознанно, лежит глубоко в подсознании, как айсберг под водой. Самое, наверное, сложное – не врать себе. Стремиться к тотальной осознанности. Потому что нам все эти сказки про Овнов и Тельцов выгодны – благодаря им, мы можем ничего не делать, не рисковать, не брать на себя ответственность, а просто сидеть сложа руки и ныть, жаловаться на судьбу и правительство. Могу сказать, что наиболее продвинутые люди порою могут делать свободный выбор, не основанный ни на чем – ни на прошлом опыте, ни на общественном мнении, что суть одно и то же. И лишь единицы делают это всегда.
– Кто?
– Будда, например, был таким, насколько я понимаю. Просветленные. Боги. Да и то, думаю…
– Что?
– Они не были до конца свободными при жизни. Ведь они не могли выбрать две вещи – другое тело и вечную жизнь в нем. Мы все умрем, и нас съедят буби. Даже тебя, Юра. Возможно, ты, как человек стремящийся к духовному росту, покажешься им вкуснее многих, но на конечный результат это не повлияет.
– Фу.
– Что «фу»?
– Да понимаю я! Я подумал, может, просветленные и тело свое и смерть умудрились каким-нибудь хитрым образом выбрать? Может, они знают секрет? Ты не в курсе, случайно?
– Да наверно, я просто дойти не могу пока. Не в теории, а именно на уровне понимания. То, что я перечислила наверно и не нужно им, но сути это не меняет – могут или не могут? Слушай, я вот что недавно читала. Камикадзе японские были бесстрашными потому, что они уже умерли. Понимаешь? Видимо, у них существовал какой-то обряд инициации смерти, где они ее переживали в полной мере. Там не объяснялось толком. Так вот, после этого обряда они уже считали отведенный кусок жизни чисто бонусом и не дрожали за него. Все равно уже умерли, чего за дополнительный кусочек хвататься, трястись.
– Ну вот, видишь, я не знаю, как это связать с предыдущей темой, но чую, есть тут что-то такое. Общее.
– Не знаю. Запуталась сама. Но тема интересная, надо подумать. Руки не доходят, с журналами вашими.
– Руки, – фыркнул Юра, – так себе отмазка. В общем, солнце мое, как бы ты не умничала, а я хочу жить свободно, не заморачиваясь, не придумывая всяких правил. Это не значит, что я готов какать на Красной площади, убивать стариков и насиловать малолетних. Это значит, что я, осознавая возможности этого, просто не выбираю их. Убивать и насиловать – это не мой выбор. Я за мир. Не потому, что так правильно, просто мне лично мир гораздо больше нравится, чем война. И соблюдать законы по большей части я все-таки буду, но не потому что меня заставили, а потому, что я их выбираю, так как они приносят пользы больше, чем вреда. Необходимо честно это признать.
